или Как Вилия спасла Свислочь и почему сейчас подтапливаются свыше 150 дач в пойме реки-донора
45 ЛЕТ назад в начале апреля окрестности Вилии, петляющей недалеко от города, которому река и дала название, огласились мощным рокотом моторов. Никогда ранее какая-либо другая река в стране не видела такого скопления техники — экскаваторов, бульдозеров, скреперов, грузовиков. Никогда позже местное население не видело столь масштабных преобразований — чтобы построить Вилейско-Минскую водную систему (ВМВС), пришлось снести или перевезти более 500 домов, с лица земли исчезли 9 деревень. Никогда раньше в Беларуси не строили столь уникальных гидротехнических сооружений. Воду действительно предстояло направить вспять. По пути в Минск ей предстояло подняться на высоту жилого 26-этажного дома — 71—73 метра. Такова разница между уровнем реки Вилия у начала канала и его высшей точкой в районе деревни Вязынка, где проходит водораздел Балтийского и Черного морей.
ВМВС спасла Свислочь от пересыхания, а столицу — от жажды, она до сих пор питает каскад рукотворных озер вокруг Минска, ряд южных рек. Вода из канала по Свислочи попадает в Березину, затем — в Днепр.
Грандиозная стройка не только стала судьбой для тысяч приехавших сюда по комсомольским путевкам молодых людей. Она была еще и директивной. В документах XXIV съезда КПСС указывался конкретный срок ввода объекта в эксплуатацию. О чем нам и рассказал бывший начальник Вилейского цеха, эксплуатирующего самое сердце ВМВС, ее головной гидроузел, Николай Щитников, принимавший участие в возведении системы.
— Пригласил меня на работу управляющий стройкой Михаил Голод, с которым судьба свела ранее в Слуцком СМУ. В июле 1969 года заступил на работу в СУ-1 мастером на возведении самой длинной — 4 километра 59 метров — левобережной оградительной дамбы. Она предохраняет от затопления лесной массив и другую окрестную территорию. Подпоры воды здесь солидные, высокие. Сама плотина, перекрывающая Вилию, имеет протяженность 2 километра 350 метров.
В 1971 году Николая Щитникова назначили начальником производственного отдела созданного УМ-5, которое занималось чисто земляными работами. Заочно учился он в Политехническом институте. В семьдесят третьем стал главным инженером УМ-5. В двадцать шесть лет. Такую вот стремительную карьеру можно было сделать на ударной стройке.
УМ-5 вело строительство главного канала, готовило котлованы, подходы к дорогам, к мостам. Следует отметить, канал полностью изолирован от близлежащих рек, туда попадает только вода атмосферных осадков и талая. По Вилейской зоне его капали, но есть рукотворное русло и в чистой насыпи. А, например, в районе деревни Раевка он течет под рекой Илия в сооружении, которое называется дюкер.
— Тогда мы первыми осваивали многие уникальные гидротехнические объекты. Так, ручей, текущий в специальном лотке, по которому вода направляется через канал, это акведук, а если ручей пускали под каналом, то сооружение называется ливнепровод, — объясняет мне основные термины Николай Щитников. — Но самым важным и сложным объектом был водосброс, регулирующий уровень воды.
В сентябре 1973 года плотиной была перекрыта Вилия, а вода реки пущена через водосброс гидроузла. Руководил всем процессом молодой главный инженер Николай Щитников. Собралось много народу, приехал сам Петр Миронович Машеров и министры мелиорации и водного хозяйства — союзный и белорусский.
— С двух берегов бульдозеры сгребали землю и должны были двигаться синхронно, — вспоминает ветеран. — Смотрю, с одной стороны техника работает более интенсивно. Мне замминистра говорит: «Давай быстрей в лодку и останавливай их, чтобы левые темпы немного замедлили». Пока я перебрался в своем суденышке на другую сторону, рванули правые, и мне машут руками (мобильников ведь не было), мол, не трогай их. Я понял эти сигналы и вернулся на дамбу, где стояли гости. И вот с двух сторон землей передавили речную артерию, вода поднялась и пошла через гидроузел, хлынула в подготовленное для нее ложе. Но закончено Вилейское водохранилище было лишь в 1974 году. Его опорожнили, потом чистили. Канал и насосные станции — их всего шесть — строились параллельно.
Партийные органы постоянно контролировали ход работ. Часто строители не укладывались в сроки. Ведь такими сооружениями и грандиозными объектами ранее в Беларуси не занимались. Поэтому и было много неувязок. Как и неточностей в проекте, подготовленном Киевским институтом, для специалистов которого это была первая подобная разработка. Приходилось переделывать документацию «на ходу». В результате более чем в два раза возросла стоимость работ. Например, корчевание территории будущего водохранилища предусматривало по смете 300—400 пней на гектар, а их было в 10—20 раз больше. Вручную приходилось вырезать лес и кустарники, потому что техника местами не могла пройти. Пни сжигали. Около 15 тысяч пойменных дубов сожгли или захоронили в траншеях. Вывозить их было некогда и некуда. Несколько лет спустя у меня поинтересовались, где находится захоронение пород древесины. Но сейчас уже трудно вспомнить то место.
Много проблем было с переносом деревенских кладбищ. Занимались раскопкой могил шабашники, в шутку именовавшие свою бригаду «Укрхалтургробпереносжмуртрест». Захоронения, которым больше 25 лет, извлекать не надо было, а они рыли все подряд. Причем начинали именно со старых. Кто хотел, перевозил покоившихся родственников на другой погост. Остальные останки хоронили в братской могиле. И получали за это большие деньги — около 1200 советских рублей. Только после приезда проверяющих удалось навести в этом деле порядок.
Последний год стройки, определенный правительственной директивой, давался буквально потом и кровью. Рыть землю в районе Раевки, где очень тяжелые грунты, было непросто. К тому же 5 декабря 1975 года ударили морозы. Бульдозеры и экскаваторы ломались, работа шла медленно. Хотя работали круглые сутки: 12 часов машинист, 12 — помощник. Приедешь, бывало, на «уазике» ночью на объект: до часа слышен гул техники, а потом машины глохнут — люди засыпали прямо в кабинах. Выхожу, дергаю за ноги одного, второго, третьего. Однажды сам не спал трое суток. Тяжело было. Но система была сдана в срок: 15 января 1976 года.
— Говорят, при строительстве нашли клад Наполеона? — хочу удовлетворить свое любопытство.
— Самих ценностей не видел, но корчеватели показывали участок на полгектара, раскопанный кем-то вручную, — рассказывает Николай Щитников.— Да так глубоко, что полностью были видны корчи в рост человека. Очевидцы говорили, что приезжали на «Волгах» какие-то люди в штатском, оцепили район, что-то достали и увезли.
Многие годы Николай Щитников занимался эксплуатацией ВМВС, а сейчас работает диспетчером в «Минскводоканале». Именно диспетчеры первыми узнают о поднятии уровня воды.
— В этом году было много снега, значит, полноводным будет Вилейское море. Это хорошо для системы?
— И хорошо, и плохо. Водосборная площадь, которая питает водохранилище, составляет 4170 квадратных метров. Пропускная способность гидроузла — 1000 кубов в секунду. Спроектирована она исходя из максимального паводка. Но, конечно, вместить всю талую воду хранилище не сможет. При самом большом паводке в мою бытность начальником Вилейского цеха мы имели приток 270 кубов воды в секунду, из них 130 сумели сдержать, пойдя на накопление воды, а 140 пустили в реку. И пошли жалобы от подтопленных дачников. Оказалось, в пойме Вилии в Молодечненском районе на самом староречье построен целый поселок на 300 домов, 150 из них подтопляемы. В Сморгонском районе таких порядка 150. Стали разбираться, и выяснилось, что построены дачи с нарушением законодательства. Отступать от берега реки надо было с учетом максимального ее разлива. Ведь мы могли пустить и всю воду, и тогда дома просто бы смыло. К сожалению, нельзя ловить удочкой рыбу прямо из форточки дома и не иметь издержек.
Елена КЛИМОВИЧ, «БН»
Фото автора и из архива «Минскводоканала»
