Александр Слобода, бывший фронтовик, партизан, хлебороб, Герой Социалистического Труда, отмечает свое 90-летие
До чего же богатая, интересная, разнообразная жизнь у этого человека, как удивительно и замысловато порой закручены в ней сюжеты. Вот уж действительно без всякого пафоса, с полным основанием можно сказать об Александре Слободе, что он сполна, честно и достойно разделяет судьбу белорусского народа в последние восемьдесят лет нашей истории. В его биографии много знакового, и, думается, такое неспроста.
Учился у Павки Корчагина
Некоторые штрихи его биографии. Родился в Освейском районе на хуторе Слободском. И все хуторяне имели добрую, земную фамилию Слобода. Главным учебником в его школьные годы была книга «Как закалялась сталь» Николая Островского. «Книгу эту перечитывал без конца, и каждый раз все с большим интересом. Ночью, когда все в хате спят, тихонько поднимусь, зажгу слабенькую лучину и за книгу. Если услышу, кто-то шевелится, дунул на лучину и под одеяло. У Павки Корчагина я учился стойкости и справедливости в жизни. Комсомол меня воспитал, сделал человеком, за что ему всегда благодарен и горжусь».
Война, первый бой
Страшное лето 1941-го. И вполне закономерно, что фронтовики рассказывают об этих днях больше всего с горькой болью, печалью.
Вспоминает:
— В Красную армию меня призвали в сентябре 40-го, служил в Саратове, в 53-й стрелковой дивизии. Признаюсь, очень гордился: хлопец из глухого белорусского хутора и такая должность — механик-водитель танка отдельного разведбатальона. В мае 41-го дивизия готовилась отмечать свое десятилетие, и вдруг нас подняли по тревоге, погрузили в эшелоны и повезли на запад. Нам объявили, что едем в Беларусь на учения, а получилось, что через несколько дней пришлось почти с ходу вступить в настоящий бой.
У реки Друть наш взвод вышел на разведку. Видим – идут танки. Были уверены, что наши, но командир, очень опытный, приказал залечь. И правильно сделали, потому что танки оказались немецкими. За ними – три грузовика с солдатами, колонна мотоциклистов. Мы танки и грузовики пропустили, а по мотоциклистам дали дружный залп, что было для них полной неожиданностью. Считанные минуты, а мы уже уходили с того места с двумя пленными немецкими офицерами, вражеским оружием, картами…»
«Врешь, не возьмешь»
Вскоре начались жесточайшие бои. Однажды на нас пошли в атаку немецкие танки. У меня две бутылки с зажигательной смесью. Пропускаю танк через свою позицию и бросаю ему вдогонку бутылки. Он загорелся, но остальные атакуют. Показалась немецкая пехота, мой напарник Вася Яковенко режет по ней из пулемета. Немцы засекли нас, снаряды ложатся рядом, вот-вот накроют.
Вдруг пулемет смолк. Подползаю к Васе, кричу: «Где пулемет?» «Пулемет здесь, но меня ранило», — отвечает. «А диски?» Вася молчит. Оказывается, когда совсем рядом разорвался снаряд, диски засыпало землей. Я их выгребаю, а с Васей, вижу, совсем плохо. Кричу своим хлопцам, чтоб медсестру быстрее прислали, а сам к пулемету, и он заработал. «Врешь, немец, не возьмешь», — думаю. Подзываю красноармейца Петрова, приказываю ему быть со мной у пулемета. Так мы отбили вражескую атаку. Наши благополучно заняли новую огневую позицию, и мы спаслись сами…
Красная вода Днепра
В сорок первом под Могилевом был ад. Ведь Сталин приказал сделать его недоступным для немцев. Они же навалились на нас огромной силой. Но мы тогда доказали гитлеровцам, что легких побед им на нашей земле не будет. Под Могилевом их наступление приостановили на три недели. Представляете, в те дни иногда вода в Днепре была красной, до сих пор это помню…
Чудесное спасение
— За оборону Могилева многие воины нашей 53-й стрелковой дивизии были награждены, — продолжает Александр Иванович. — Меня наградили орденом Боевого Красного Знамени. Кстати, и он мне спас жизнь. Носил я этот орден на гимнастерке слева. Однажды в бою под Москвой пуля попала прямо в него. После боя снял гимнастерку, потому что чувствовал боль в груди слева. Ого, на моем ордене немного сколота эмаль, а на груди черная вмятина. Что такое, удивляюсь я, мои друзья также. И вдруг находим застрявшую в гимнастерке пулю. «Ну, Саня, — говорят ребята. – Очень точно привинтил ты орден на своей груди. Молодец».
Если же говорить в целом, то можно сказать, что судьба к Александру Ивановичу все же была благосклонна: прошел через такую страшную войну и остался в живых.
— Пехоте доставалось тяжелее всех, — вспоминает он. – Месим густую бесконечную грязь, а артиллеристы еще шутят: «Не пыли, пехота». Но мы не отчаивались, настроение было боевое. Как ни рвался немец к столице, верили: остановим его и дадим по зубам. А та зима под Москвой? Жгучие морозы, а мы под открытым небом. Днем разведешь какой-нибудь костер, к ночи сгребешь в кучу угольки, положишь на них еловые веточки, так и греешься…
«Сохраните мне ногу», — умолял я
Под Москвой Александра Слободу часто посылали в разведку. А это – переход линии фронта, опаснейшее дело в тылу противника. 23 февраля 1942 г. – в такой-то день! – его наградили вторым орденом боевого Красного Знамени – за мужество и храбрость при обороне Москвы. Он, лейтенант, уже был опытным разведчиком.
Летней ночью 1942 года в который уже раз пошел со своими верными друзьями в разведку. Работали профессионально, но очень трудно было взять «языка» — необходимо пробраться в глубокий тыл немцев, а тут везде проволочные заграждения, мины. Да еще и река Угра на пути. Перешли ее вброд, чтобы не выдать себя, взяли «языка», но тут неудача. Немцы обнаружили разведчиков, всполошились, открыли сильный огонь и упорно преследовали группу. Бойцы попеременно, прикрывая друг друга, отходили к лесу. Немцы же наседали, наши были вынуждены принять бой.
— И вот в самый критический момент меня ранило в правую ногу, — рассказывает Александр. – Ребята уложили меня на плащ-палатку и понесли. Как они переплыли со мной реку – уму непостижимо, и просто непонятное везение, что я не захлебнулся. Когда вернулся к своим, меня сразу же в медсанбат. Увы, началась газовая гангрена, поэтому меня немедля в самолет и в Москву, в эвакгоспиталь. «Надо ампутировать ногу, — решил хирург. – Иначе будет очень плохо». Я умоляю, делайте что угодно, но сохраните ногу, мне же только 22 года. Когда обрабатывали по живому рану, от дикой боли весь заходился, казалось, вот-вот не выдержит сердце. Слава богу, до ампутации не дошло, и я всю жизнь благодарю тех врачей.
На этом фронтовая жизнь Александра Слободы закончилась. Из действующей армии по приказу Сталина направляли опытных боевых командиров в тыл немцев. И бывший разведчик возглавил партизанский отряд № 3 на своей родине, в лесах Витебщины. Но вот опять беда: однажды завязался тяжелый бой на Западной Двине, и Александра Слободу тяжело ранило второй раз, и опять в ту же, пострадавшую правую ногу. Хорошо, что партизаны приняли на своем аэродроме самолет, Александра Ивановича и других раненых сразу же отправили на Большую землю. После трехмесячного лечения окончательное заключение: инвалид Великой Отечественной.
Его доля и счастье
Ратное поле после войны органически перевоплотилось для Александра Слободы в поле трудовой славы, и это естественно. Руки его тянулись к крестьянской работе, сердце истосковалось по свежей весенней пашне, созревшим хлебам в поле, закромам, наполненным ароматным зерном, по буренкам, по всему тому, что составляет счастье и долю истинного сельчанина.
Поэтому был по-настоящему счастлив, когда направили работать первым секретарем Любанского райкома партии. Наверху знали, что делали: Любанский – самый что ни есть сельский район, вот и по душе Александру Слободе такое назначение и такое чисто «деревенское» дело и заботы, пусть там разворачивается. Он и «повел» район как настоящий хозяин, с крестьянской мудростью и хваткой, сметкой, бережливостью.
«Кукурузное» дело
Вспоминает:
— Никогда не забуду своего «кукурузного» дела. В 1962 году Хрущев на Пленуме ЦК КПСС дал четкую установку: 10—20 процентов пашни отвести под кукурузу. Ну, само собой, во все районы нашей республики поступили соответствующие указания. Контроль за исполнением – строжайший. А в Любанском – торфяники, на них ранние заморозки, они же погубят кукурузу. К тому же район специализировался на животноводстве, он тогда единственный в Беларуси плюсовал по молоку и мясу. Мы имели отличные травы, а тут в угоду Москве придется их запахивать.
Собрал наших именитых председателей колхозов Модина, Шаплыко, советуемся, как быть. «Да у нас рука не поднимется на такой травостой, — категорически заявили они. – Запашем – конец большому молоку».
«Спасибо, Саша»
Я полностью согласен с ними. Но есть решение Пленума ЦК КПСС, которое надо выполнять неукоснительно. Поехал в Минск к тогдашнему первому секретарю ЦК КПБ Кириллу Трофимовичу Мазурову, изложил ему ситуацию. «И твои председатели не хотят запахивать травы, а они ведь мудрые хозяйственники, — говорит Мазуров. – Руководствуйся их советом, но это мое пожелание между нами». Я все понял. Травостоя своего мы тогда не тронули, «плюсы» в нашем животноводстве сохранили. Кукурузу, увы, погубили весенние холода и дожди.
И когда после тяжелой зимовки в район приехали Мазуров и предсовмина Киселев, увидели еще оставшиеся стога тимофеевки да ощутили прямо-таки чайный аромат отлично заготовленных трав, Кирилл Трофимович крепко пожал мне руки и прочувственно сказал: «Спасибо тебе, Саша».
Были еще у Александра Слободы Солигорск, Слуцк. И долгие годы на очень ответственной должности заместителя председателя Комитета народного контроля БССР. А с 1987-го он бессменно руководит Минской областной ветеранской организацией. Кстати, и здесь делает все возможное, чтобы всячески поддерживать того же сельского пенсионера в его извечном желании иметь свое подворье, домашний скот и птицу, сад…
Фото: Юрий МОЗОЛЕВСКИЙ
