Дебютный роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза»

Гузель открыла глаза

Дебютный роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» (о раскулачивании в 1930-е годы) стал российской книжной сенсацией 2015-го. За него никому не известная писательница получила главную национальную литературную премию «Большая книга» и первый приз в 3 млн рос. рублей.

Мы поговорили с Гузель о ее новой, второй книге, кризисе среднего возраста, сериалах и... о ней самой. Получив престижную награду, она и сейчас для многих продолжает оставаться темной лошадкой.

– Ощутили себя своей в писательском кругу?

– Что значит «своей»? Какие странные вопросы вы задаете. Да, при случае с удовольствием общаюсь с новыми знакомыми – Леонидом Юзефовичем, Евгением Водолазкиным, Мариной Степновой, Майей Кучерской. Это очень разные, интересные люди.

Я стала членом Союза писателей Республики Татарстан. Спасибо им за это. Но... Я, признаться, совсем не думаю о том, стала ли я своей в писательском сообществе или нет. Вот о том, чтобы написать вторую книгу, я думаю каждую минуту. Главная задача писателя – писать тексты, а не вращаться в определенных кругах.

– У вас есть возможность писать книгу, не думая больше ни о чем?

– Я сама дала себе такую возможность. Когда начала писать «Зулейху», пыталась совмещать написание книги и работу – ничего не получилось. 90% из того, что было написано в то время, в финальный вариант романа не вошло. И я уволилась. Не знаю, как можно писать что-то серьезное, не занимаясь этим каждый день по несколько часов и если это не является твоим главным делом на ближайшие месяцы.

– Эти месяцы надо на что-то жить. Семья помогает?

– Давайте назовем так. Я же еще сценарии пишу, у меня есть заработок.

– Сценарии чего?

– Телесериалов.

– Как Маша влюбилась в Петю и потеряла память? Извините, но мне кажется, что лауреат «Большой книги», пишущий для сериалов, – все равно что обладатель Нобелевской премии по химии, разрабатывающий состав шампуня. Совсем разные уровни.

– Я не согласна. Давайте не будем путать качество сериалов, которые сейчас в больших количествах выходят на телеэкран, и тот уровень качества, к которому стремятся каналы. Это разные вещи. Я знаю, что оба главных федеральных канала – и «Россия 1», и «Первый» – делают ставку на качественные продукты. Другое дело, что производство сериалов – сложный процесс, при котором на каждом уровне возможно допустить ошибку. Поэтому пока до российского зрителя редко доходит во всех отношениях качественный продукт – и в сценарном, и в режиссерском, и в актерском, и в операторском, и в монтажном.

Те компании, которые я знаю, ищут хорошие сценарии.

– Это действительно проблема.

– Огромная проблема! При большом количестве людей, называющих себя сценаристами, настоящих профессионалов не так много. Я ни в коей мере себя к ним не отношу – просто точно знаю, что такая проблема есть. Продюсеры ищут таланты и не могут найти их.

С финалистами «Большой книги». Слева направо:
Гузель Яхина, Анна Матвеева, Алексей Варламов,
Роман Сенчин, Игорь Вирабов

Ни один из проектов, над которыми я работала, пока не состоялся. По разным причинам. Так что реализованными сериалами похвастаться не могу. Но в любом случае сценаристика – та сфера, которая позволяет жить.

– Обидно, наверное, видеть ту жвачку, что идет по ТВ, и понимать, что твои сценарии лежат на полке.

– Да, это не очень весело... Но вдруг фильмы по ним все-таки будут сняты?

– А что за истории?

– Я писала исторические вещи, советский период. Это то, что мне интересно, что зажигает меня по-настоящему.

– Как вы с «Зулейхой» вышли на издательство? У вас были знакомства в литературном мире?

– Ни единого. Сначала я стала рассылать текст во все издательства, которые теоретически могли бы заинтересоваться историческим романом. Кто-то хотел получить весь текст целиком, кто-то – первые 50 страниц, кто-то – синопсис. Я выполнила все требования. Думала, что, если стучаться в сто дверей, одна из них все-таки приоткроется. Но это ни к чему не привело.

Дальше отправила избранные главы в несколько журналов. Спасибо «Сибирским огням» и Виталию Сероклинову, в то время главному редактору, который очень быстро взял мой текст! Я говорю искренне и прошу оставить это в интервью. Он вдохновил меня.

– Это было вам нужно?

– Необходимо! Я же не очень понимала уровень текста. Да, были отзывы знакомых, но мне была важна реакция кого-то из литературного мира. «Сибирские огни» опубликовали отрывок из «Зулейхи» буквально через пару недель после того, как я прислала им текст. Но это тоже не помогло.

Тогда я поняла, что надо попробовать завести личные контакты, и стала искать в соцсетях. Написала Елене Костюкович: адрес нашла на сайте ее литературного агентства (Elkost). Она быстро ответила, что возьмет текст. Тут уж я обрадовалась по-настоящему, потому что это очень уважаемое агентство, с которым работает, например, Людмила Улицкая. Людмила Евгеньевна же потом написала предисловие к «Зулейхе», ей понравился роман.

– Что за человек была ваша бабушка, ставшая прототипом Зулейхи? И в какой момент вы поняли, что будете писать о ней?

– Бабушка моя, Раиса Шакировна, была педагог от Бога. Всю жизнь преподавала русский язык в татарской школе. Она достаточно рано вышла на пенсию, и тогда как раз родилась я. Весь свой пыл, всю свою профессиональную энергию она направила на меня. Благодаря ей я очень рано начала читать и писать. Мы с ней были очень близки, но отношения нельзя назвать простыми. Бабушка была человеком сильным, властным. Но при этом любящим меня, она в меня по-настоящему вложилась.

Мы с ней разговаривали о ее сибирском периоде задолго до того, как я начала писать. Эта тема всегда была: я знала, что бабушка провела молодость в ссылке на Ангаре, что регулярно ездит в Сибирь на встречи с бывшими друзьями по трудовому поселению, что ежемесячно получает материальную компенсацию как репрессированная. Когда я стала старше, начала интересоваться именно этими темами. Было любопытно осознать: история – не просто школьный предмет, а то, что происходило с моими бабушкой и дедушкой. Дед прошел всю войну, но у многих дедушки были ветеранами. А раскулаченных бабушек я как-то не встречала... Эта тема была мне интересна, и, уже переехав в Москву, я задумалась о том, чтобы начать писать. А потом бабушка умерла. Я жалела, что недорасспросила. Стала собирать материал, и история потихонечку сложилась.

– Откуда сейчас, по-вашему, такой интерес к Сталину? Редкое ток-шоу обходится без обсуждения, без реабилитации советского периода. Вы своим романом попали в тренд.

– Мое отношение к Сталину видно в книге очень ярко. Я бы не хотела озвучивать его специально. Кто читал – тот поймет.

А насчет телевизора я не могу ответить. Не смотрю его... дайте посчитаю... ровно 10 лет.

– Как обходитесь?

– Отлично! Дома мы включаем телевизор раз в год. 

– 31 декабря?

– Да, на бой курантов. Мне нравится, когда бьют куранты. Серьезно! Имею я право раз в год включить «ящик»? (Смеется.)

И дочь выросла без телевизора, а ей уже 11 лет. Я узнаю новости из интернета, по радио – мне этого достаточно. Держу себя на «информационной диете» – переела этого в «прошлой жизни», когда еще работала. Теперь телевизор стал не нужен, и жизнь без него прекрасна и удивительна.

– А что у вас было в «прошлой жизни», до того как вы стали писать?

– Изучала немецкий и английский языки. Очень скоро после окончания института решила переезжать в Москву. Надо было искать работу, жилье – заниматься делами насущными. Начинала я с комнаты на троих в общежитии... Наверное, надо остановиться, а то мой рассказ становится совсем похожим на фильм «Москва слезам не верит».

Я занималась маркетингом. Сделала карьеру, если это важно. В какой-то момент поняла, что устала, и захотелось вернуться к тому, о чем мечтала. Поступила в Московскую школу кино.

– Очертя голову?

– Совсем не очертя. Это было мучительное решение, которое принималось годами. О том, что надо пойти учиться. Надо попробовать что-то написать. Не было у меня уверенности в своих силах, наоборот, мне кажется, в среде творческих людей такая уверенность – большая редкость. 

У меня это был, конечно, кризис среднего возраста. Он бывает у многих.

– Только, по-моему, позже – в районе 40 лет.

– Знаете, нет. Не помню, кто именно из психологов ввел эту периодизацию (кажется, Эрик Эриксон), но кризисов среднего возраста бывает несколько: если в 30 лет ты не прислушиваешься к себе и серьезно не меняешься, остаешься на прежнем пути, то в 40 лет шарахает второй кризис, уже более серьезный. 

– Как сейчас строится ваш день? Дочку в школу – сама за компьютер?

– Именно так. Каждое утро в 9 часов утра сажусь и пишу. Или думаю. Или ищу материал.

– Новая книга о чем?

– Пока не буду рассказывать. Она тоже про советское время.

– Почему вы на нем сконцентрировались?

– У нас был замечательный учитель истории. Мы попали к нему  в 8-м классе. Это было самое начало 90-х. Он был новатор – на уроках все делал по-своему, не по методичкам, мы даже не знали, как выглядят учебники. Сейчас это не допускается, а тогда был разгул свободы. Он горел советской темой, приносил архивные выписки, газетные статьи – и дал нам настолько больше программы, что... земной поклон. Он заразил нас интересом к советскому периоду. Может, из-за этого. А может, потому, что большинство из нас все еще родом из СССР.

Ольга Сабурова.

Советская Белоруссия № 71 (24953). Суббота, 16 апреля 2016
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter