Грустные куплеты

С кем вы, самоотверженные энтузиасты?

«...Езжу в маршрутках и в коммерческом транспорте — очень раздражает, что там слушают блатные песни. Смотрю на людей — нормальные люди едут. А водитель слушает, как мама кого–то на нарах родила... Я не знаю, может, его она тоже на нарах родила, но неприятно как–то. Ведь и дети в коммерческом транспорте ездят и пропитываются этим. По большому–то счету, идет внедрение лагерной культуры в массы. Можно с этим что–нибудь сделать?

О.Шестакова, Минск.

Это письмо, к сожалению, не единственное в нашей редакционной почте, которое затрагивает проблему популяризации модной сегодня блатной субкультуры. Можно, конечно, закрыть глаза, или, вернее, заткнуть уши, но, судя по темпам, которые набирает блатная культура, стоит все же говорить о ней вслух. Конечно, чрезвычайно соблазнительно сослаться на нынешнюю невзыскательную эстраду. Да, она многолика — не нравится «Владимирский централ», пожалуйста, слушайте «Муси–пуси». Но в конце концов не к этому ли культурному плюрализму мы стремились все годы? Однако на этом наш разговор придется закончить, и мы снова ни к чему не придем. А хотелось бы все же понять — что же происходит сегодня с нашей эстрадой? Почему она так легко уступает место блатной эстетике?

Кто–то из знакомых сравнил блатные песни в маршрутке с семейным просмотром постельных сцен в каком–нибудь фильме. Садишься, ничего не подозревая, в общественное такси, и тут тебя оглушает что–нибудь типа «Что ж ты, фраер, сдал назад? Не по масти я тебе? Ты смотри в мои глаза — брось трепаться о судьбе!» Впрочем, от блеска звукописи «Миша смазал в лузу шар» даже сам Набоков, мне кажется, пришел бы в восторг.

Конечно, можно посмеяться над чужим вкусом, но это в том случае, если ехать вам три остановки, а ежели вы сели на междугородный маршрут и тарахтеть под эти блатные напевы приходится три–четыре часа кряду?..

Бьют в колокола наши читатели, видимо, потому, что понимают — блатная культура, как никакая другая, несет для общества разрушительный заряд. Она — всего лишь верхняя часть того широкого пласта, который принято называть блатным миром, а на самом деле — отражение его мировоззрений, его принципов.

В советское время блатная тематика на сцене была табуирована. Теперь же она словно отыгрывается за годы долгого подполья. «Раз в консерватории, на пиру созвучий, скрипачи заспорили — чьи бандиты круче...» Говорят, что и нынешний российский шоу–бизнес по своим нравам удивительно похож на криминальный мир. А то, что во многих девичьих группах поют подруги криминальных авторитетов, — никто и не скрывает. В общем, впору задать сакраментальный вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Вот, например, те же представители сатиры и юмора. Когда–то, говорят, публика жадно ловила намеки и полутоны их монологов. Однажды Райкин по ходу спектакля произнес: «Партия нас учит, что газы при нагревании расширяются», — и это была бомба. А какой скандал вызвала публикация в «Литгазете» знаменитой фразы: «Стояла тихая Варфоломеевская ночь»?..

Нынче же объективная необходимость в сатире как в литературном жанре вроде бы отпала. На экранах сплошь милые юмористы, которые развлекают публику грубовато–пикантными рассказиками, «бородатыми» анекдотами, историями о взаимоотношениях с любимой тещей или, в лучшем случае, о том, почему мы лучше американцев. Авторы стремятся к вычурной изобретательности, а не к высотам О’Генри, умевшего «вытащить» из бытового сюжета такое, что читателям хотелось смеяться и плакать. Вся «изобретательность» многих нынешних авторов — в стремлении «выбить» из зрителя внимание любой ценой. И в первую очередь, к сожалению, за счет откровенной пошлости.

Свежий пример — пятничное шоу «Большая премьера», продукт Первого канала, где на амбразуру рейтинга брошены все силы юмористов, пародистов, певцов и певиц. Вынести эту «солянку из арбузов и свиных хрящей» может разве что тренированный зритель. Глядя на разнузданное шоу–кабаре, как не вспомнить слова Ю.Шевчука о том, что «попса захватила сегодня почту, телеграф, телефон». И телевизор, добавим мы.

«Сегодня в русском народе и даже в оставшемся тонком культурном слое его до поразительного предела утеряно ощущение и понимание собственного языка, — писал Александр Солженицын в статье «Исчерпание культуры?». — Все, что наполняет бесплодным жалким шумом и гримасами сегодняшний эфир, и все эти раздутые фигуры, наплывающие в телевизионные кадры, все они перейдут, как не было их, затеряются в Истории забытой пылью. А народное существование или гибель будут зависеть от тех, кто сквозь эти темные времена своим сосредоточенным трудом или материальной поддержкой этого труда поспособствует уберечь от разрушения, поднять, укрепить, развить нашу внутреннюю, мыслительную и душевную жизнь. Которая и есть культура».

Солженицын, кажется, первый, кто начал бить тревогу по этому поводу. Если подлинная культура сегодня еще окончательно не сдала свои позиции, говорит писатель, то только благодаря поразительной самоотверженности ничем материально не подкрепленных энтузиастов.

Но, может быть, вся беда как раз в том, что «самоотверженные энтузиасты» все больше предпочитают играть на чуждом интеллигенции поле? И в таком случае, к сожалению, тот же шансон — это не просто игривые куплеты, а эхо гулкого камнепада, который грозит раздавить ростки всего душевного и живого, рожденного не чувством протеста, а простым вдохновением творца...