Обычно поздней осенью, такой, как сейчас, в голову приходят невеселые мысли. С деревьев отрываются листья и падают.
Сергей после института пришел работать на телевидение. Это была середина восьмидесятых годов. Умный, начитанный, нервный и, как все амбициозные люди, мечтающий создавать «нетленку». Но приходилось снимать обычные передачи, связанные с литературой. Он работал ассистентом режиссера в редакции литературно–драматических программ и, говоря по–белорусски, «нудзiўся».
У Сергея был портфель. В нем лежало пару пачек недорогих сигарет, ручка, карандаш, блокнот и, самое главное, пухлая пачка собственноручно напечатанных на машинке сценариев. В любое свободное время Сергей извлекал какой–нибудь, читал и правил, то карандашом, то шариковой ручкой.
Поколение тех, кто создавал белорусское телевидение, потихоньку уходило на заслуженный отдых, давая дорогу молодым, своим бывшим ученикам. Сергей, с вечно дымящейся сигаретой (боже, сколько же он выкуривал за один рабочий день!), из ассистента стал режиссером. Спорил с начальством, отстаивал свои взгляды и работал. Пришло его время. Перестройка...
Снимали тогда телевизионные спектакли за «три копейки», отказываясь даже от собственного гонорара. Многое делалось на энтузиазме, на нервах, быстро, может, потому и успешно. Казалось, что все появляется из ничего. Нет, все появлялось из таланта тех, кто работал, кто ощутил перемены. Сценарии многих спектаклей писались «на колене», на главные роли приглашались знакомые актеры–однокурсники, а если был нужен для роли художник, то звали настоящего художника. Он сидел в кадре и рисовал главного героя. И пот на лбу того художника был не бутафорский, а настоящий. И если карандаш ломался в кадре, то это было неподдельно...
Планов на будущее у Сергея хватало. Но начиналось другое время. Появилась возможность зарабатывать, быть независимым, не выслушивать мнения старых телевизионных чиновников, а жить только со своего личного мастерства. Он ушел со службы, создал с товарищами фирму. Об искусстве пришлось забыть. Сергей думал, что ненадолго. Хорошая одежда, дорогие сигареты, подарки жене... Все это пришло к нему, но глаза погасли.
Вот здесь и крылась проблема, о которой мой приятель не подозревал. Сергей не умел врать. Совсем не умел. Он не мог пообещать, что за сделанную работу заплатит столько, а когда придет время рассчитываться, глядя в глаза, растерянно улыбнуться и заплатить меньше. Сергей не был бизнесменом, как его друзья–товарищи, но очень хотел им быть.
Мы как–то сидели и разговаривали во дворе детского сада. Я спросил у него про старый портфель с потрепанными сценариями. Сергей смутился, словно я его уличил в обмане. Раздавил сигарету, закурил новую... В его глазах что–то такое было, от чего у меня защемило сердце. А его хорошо выбритая, но бледная щека дернулась.
Минск маленький. Говорили, что дела у моего приятеля окончательно разладились. Через несколько лет мы случайно встретились в метро. Ехали вместе в полном вагоне, и Сергей сказал, что собирается издавать какой–то деловой журнал. Предлагал поучаствовать. Утверждал, что на этот раз «не пролетит», что расчет правильный и он снова разбогатеет. Мы расстались так, словно завтра с утра начнутся съемки нового спектакля и он скажет, сбивая пепел с дешевой сигареты: «Запись!»
Сергей умер. Когда я это узнал, то не поверил.
Иногда думаю, вспоминая друзей, бросивших искусство, что заниматься надо тем, что любишь, к чему лежит душа. И еще думаю: как мало тех, у кого это получается.
