Горячие годы

100–летие звезды «Фоли–Бержер» и ее минский осколок
100–летие звезды «Фоли–Бержер» и ее минский осколок

Ну вот, завертелось... Отслеживаю новости масс–культуры на информационных интернет–порталах Европы и США и вижу результаты умело запущенной в начале января кампании под названием «Год 100–летия Жозефины Бейкер».

В Германии и Голландии — выставка «Die schwarze Venus» («Черная Венера»). В Польше ставят ретро–шоу, посвященное Жозефине, и пишут о нем под интригующим заголовком «Сподничка з бананув» («Юбочка из бананов»). Во Франции и США предлагают тематические туры (мне понравилось непритязательно рифмующееся название одного из них: «Culture, Cuisine & Josephine» — «Культура, кухня и Жозефина»).

А в самом Париже поступили более всех масштабно, назвав в честь эстрадной звезды целую площадь.

Громко перекликаются международные фан–клубы Жозефины, в эфире вновь крутят песенку группы «Бони М» «Everybody wants to dance like Josephine Baker» («Всякий хочет танцевать, как Жозефина Бейкер»). А если зайти на какой–нибудь коммерческий интернет–портал типа www.amazon.com и набрать в поисковом окошке «Josephine Baker», то вам предложат сотни предметов — аудио– и DVD–диски, плакаты, беллетризированные биографии в ярких обложках.

Конечно, завязана эта юбилейная кампания на коммерции. Однако же в основе всего — неподдельный ностальгический интерес публики к одной из культовых фигур той межвоенной эпохи, которая вошла в историю под романтическим названием «Belle Epoque» — время Мориса Шевалье, Модильяни, Ле Корбюзье, Превера...

А теперь пора объяснить читателю, какое, собственно, отношение мы имеем ко всему этому. Дело в том, что отсюда, из Минска, вполне можно добавить «свои пять сантимов» к юбилейной кампании в память Жозефины Бейкер.

На моем письменном столе лежит папка с подлинными фотоотпечатками 1920 — 1930–х годов, на которых изображена наша героиня. Есть подтверждения, что некоторые из этих фотографий более нигде в мире не сохранились. История похожа на детективную, и связана она, предположительно, с событиями Второй мировой и с послевоенными «блужданиями» архивов и библиотек. Об этом скажем далее, но вначале — просто о Жозефине.

Пересказывать биографию красивой и знаменитой женщины легко. Затруднение вызывает разве что выбор наиболее примечательных фактов. Можно начать хотя бы с такого. Жозефина проводила жизнь бурно, замужем была четыре или пять раз, и когда в 1925 году с ней познакомился писатель Жорж Сименон, то актриса стала его (перейдем на французский) maitresse. «Я бы женился на ней, если бы не получил отказ, — вспоминал Сименон об этой связи. — Мы встретились лишь через 30 лет в Нью–Йорке, по–прежнему влюбленные друг в друга».

Но вот другая сторона личности. За заслуги перед Францией в годы Второй мировой Жозефина Бейкер была награждена Военным крестом и орденом Почетного легиона. Когда она скончалась в 1975 году, то на похоронах от имени государства были оказаны официальные воинские почести — 21 ружейный залп. Первая во французской истории женщина иностранного происхождения, чью память почтили на столь высоком уровне...

А в начале биографии была история золушки из бедных кварталов американского города Сент–Луис в штате Миссури. Отец ее — еврей Эдди Карсон, мать — негритянка Керри Макдональд. Незаконнорожденная Фреда–Жозефина появилась на свет 3 июня 1906 года, в 12 лет бросила школу и примкнула к бродячей эстрадной труппе. В 15–летнем возрасте она была замужем уже во второй раз — за неким Вилли Бейкером, чью фамилию сохранила на всю жизнь.

В начале 20–х Жозефина выступает в мюзик–холлах Бродвея, а в 1925 году в составе ревю «Черные птицы» приезжает в Париж и покоряет этот самый капризный город мира. На смену традиционному канкану в парижских кабаре тогда приходят другие танцы и иные кумиры. Танцовщица и певица из США становится звездой «Фоли–Бержер», затем — киноактрисой.

На сцене Жозефина появлялась почти обнаженной, но даже не это поражало искушенных парижан. «Она была столь хороша, что не нуждалась ни в каких украшениях — на ней были лишь боа из перьев, нитка жемчуга и ее знаменитая связка бананов на бедрах».

Критик подчеркивал: «Идолов той эпохи зовут Жозефина Бейкер, Кики де Монпарнас и Нэнси Куран. Они — модели Ман Рэя и студии Мадам д’Ора, они персонифицируют Безумную Эпоху, гоняются за туфлями, предназначенными, чтобы танцевать чарльстон, и изощряются в провокационности — тюрбан на голове, мундштук в зубах».

И далее: «Выступления Жозефины потрясали изумительной непосредственностью — пела, танцевала, вертелась, кувыркалась, гримасничала, напоминая сказочного чертенка. Так, в финале своего номера она убегала на четвереньках, с задранным выше головы, как у молодого жирафа, задом. И при этом комизме она была необыкновенно эротична. Гибкая, как змея, с поющими руками, с жарким блеском глаз и с кожей цвета кофе с молоком, она притягивала внимание всего зала. И как Жозефина танцевала чарльстон! Так не танцевал никто. Казалось, в ее ногах поселился веселый бес, который и руководит танцем. Это не женщина, это не танцовщица — это нечто непостижимое, такое же восхитительное, как сама музыка».

У прожившей немало лет во Франции русской писательницы Натальи Кончаловской в посвященной Эдит Пиаф повести «Песня, собранная в кулак» есть строки и о нашей героине 20–х годов: «...тогда же впервые свела с ума публику песенками и танцами молодая негритянка Жозефина Бейкер, с кожей, отливавшей оливковым глянцем, с чудесным сложением, с обаянием негритянской изящной некрасивости. Голос у нее был небольшой, но танцевала она бесподобно».

А про 60–е годы у Кончаловской сказано так: «Совсем недавно я видела ее, шестидесятилетнюю Жозефину, на сцене театра «Олимпия». Она так же грациозна и прелестна. Окутанная розовым облаком нейлона и страусовых перьев, она под конец выступления садится на рампе, свесив в оркестр свои стройные ножки, и поет чудную простую песенку о том, как она любит своих 16 приемных детей разной национальности и как она воспитывает их в духе братской любви и преданности семье, которую она, Жозефина, сама сплотила своей любовью и заботой».

В 1935 году Жозефина снялась вместе с Жаном Габеном в фильме «Зузу», ее приглашал в свой театр выдающийся немецкий режиссер Макс Рейнхардт. Гражданство Франции Бейкер приняла в 1937 году, будучи уже европейской звездой первой величины. Она — владелица загородного поместья, дорогих автомобилей, породистых скакунов. В перечне великосветских занятий было даже участие в масонской ложе.

О военных годах Жозефины Бейкер в сборниках артистических биографий традиционно говорится, что она примкнула к движению «Сражающаяся Франция» Шарля де Голля, работала в Красном Кресте, находилась на службе в так называемом женском вспомогательном корпусе французских ВВС. Но это, похоже, не все. Недавно в историческом разделе официального сайта военного министерства США появилась статья Руди Вильямса «Женщины в военной разведке», где о Жозефине Бейкер повествуется не только как о сублейтенанте французских ВВС, но и как о ценном агенте Управления стратегических служб США — предшественнике ЦРУ в годы Второй мировой.

Бывала ли Жозефина в СССР и как вообще у нас относились к ее творчеству?.. Сразу скажем, что в шеренгах убежденных борцов за мир наша героиня замечена не была, а посему советские культур–идеологи не стремились ее обласкать, как это было сделано, например, с Полем Робсоном.

У российского музыковеда, знатока джаза Леонида Переверзева есть воспоминание об одном совещании в отделе культуры московского горкома партии, на которое в качестве экспертов пригласили корифеев советской эстрады Леонида Утесова и Александра Цфасмана (дело происходило в годы хрущевской «оттепели»). Шла дискуссия о только что прослушанной мелодии, и Утесов примирительно спросил: «А почему это плохо? Я помню выступления Жозефины Бейкер в Париже, она в 20–х годах и к нам приезжала (выделено нами. — С.К.), так она чудесно пела очень похожие мелодии».

И тут неожиданно взорвался пианист и дирижер Цфасман: «Жозефина Бейкер? Эта негритянка? Да она всего лишь просто перед залом на трапеции с голой задницей кувыркалась! И это ее вы предлагаете нам брать за образец?»

Далее Переверзев описывает: «Поскольку в ответ изумленный Утесов лишь молча разводит руками, а я пытаюсь что–то объяснить про Эллингтона и Жозефину Бейкер, долголетнего борца против расовой дискриминации и многодетную приемную мать разноцветных младенцев со всех континентов, Цфасман стремительно подходит ко мне, садится совсем близко напротив и, подавшись вперед с уставленным на меня острым пальцем пианиста–виртуоза, стальным голосом вопрошает: «Отвечайте мне прямо и откровенно, как на допросе прокурору: джаз помогает нам идти к коммунизму? Да или нет?..»

Александр Цфасман помнил Жозефину Бейкер из времен «угара нэпа». А вот если бы ему сказали, что работала она на американскую военную разведку?.. Конкретная такая Мата Хари, причем — на фронте борьбы с нацизмом. Ну а, впрочем, куда было ей деваться? Если бы Жозефина осталась в Париже летом 1940 года, когда немцы оккупировали Францию, то с ее афро–еврейской кровью дорога непременно пролегла бы в газовую камеру.

Тогда же, в июне 1940 года, было прекращено издание парижской газеты «L’Intransigeant» («Лентрансижан»). В сообществе довоенной французской прессы она стояла примерно на одном уровне с «Le Figaro», «Paris–Soir», «Le Matin», однако же после войны выход не возобновился.

Газета была старая, ее фотоархив велся с начала ХХ века. Есть немало снимков с фронтов Первой мировой и далее по хронологии изображена, без преувеличения скажем, вся межвоенная Европа и Америка: политики, артисты, спортсмены, ученые, писатели... Имеются сюжетные подборки из светской хроники, спортивные и военные репортажи.

Кто конкретно вывез из Парижа фотоархив, мы не знаем, но абсолютно точно известно одно: ни в 1940 году, ни в 1945–м советских оккупационных войск во Франции не было. А каким образом эти тысячи фотографий оказались в Минске? На данный вопрос могли бы ответить работавшие в Германии представители советских трофейных команд и те наши деятели культуры, которые в послевоенное время принимали контейнеры с реэвакуируемыми книгами и документами. Однако ныне этих людей уже нет в живых.

И также не у кого спросить, почему зарубежного происхождения фотоархив был списан одним нашим учреждением культуры как «непонятный» и «ненужный». Упреки тут бессмысленны. До сих пор у нас не написана универсальная история белорусской периодической печати. Так неужели от советского спеца можно было требовать, чтобы он разбирался в истории западноевропейской прессы?.. Однако нашлись люди, которые в частном порядке сберегли фотоархив — просто из уважения к старым документам. Формально эти материалы нигде не числятся, они не инвентаризированы и как бы не существуют в природе. Десятилетиями фотографии лежали в картонных коробках — никем не исследованные. Мне лично понадобилось 6 лет поисковых усилий, чтобы точно указать на газету «Лентрансижан». Ключом явилась не только публикуемая здесь фотография Жозефины Бейкер с пачкой газетных номеров в руках, но и ряд других признаков, которые пока составляют наше «ноу–хау».

Как и в большинстве редакций газет, фотографии из архива «L’Intransigeant» делятся по своему происхождению на три части. К первой принадлежат снимки крупных международных агентств: «France Presse», «Keystone», «Wide World Photos», «Associated Press» и др. Затем есть фото менее известных сегодня довоенных агентств и студий: «Fulgur», «Meurisse», «Mondial», «Photographie Lafont–Terpereau», «Studio G. L. Manuel Freres», «Studio Lipnitzki», «Agence ROL», «Olympia–Sonderdienst», «Studio d’Art V. Henry», «Topical», «Trampus».

Но всего интереснее кажутся снимки не крупных фотоагентств, поскольку можно предполагать, что сохранились их довоенные собрания негативов, а работы фотографов редакции и парижских репортеров «фри–ланс». Здесь велика вероятность, что запечатленные сюжеты являются уникальными, а сами фотографии и негативы нигде больше не сбереглись. И совершенно бесценны разного рода сенсационные снимки знаменитостей, в том числе и Жозефины Бейкер, сделанные случайно фотографами–любителями и купленные затем редакцией.

Люди, в чьем распоряжении находится сегодня в Минске этот фотоархив, полагают, что он должен быть возвращен правопреемникам газеты «L’Intransigeant», наследникам авторских прав. От их имени делаем принципиальное разъяснение: фотографии должны быть возвращены БЕЗВОЗМЕЗДНО, какой–либо бизнес на тяжком военном прошлом исключается. Моральная позиция белорусских граждан такова: обе наши нации пострадали в минувшей войне, мы были союзниками и дело чести потомков проявить добрую волю, расчистить завалы прошлого.

...Припомнилось и подумалось по ассоциации. Как известно, в 1925 году наш Янка Купала был в длительной зарубежной поездке — Германия, Чехия. Встречался там со многими деятелями культуры. Наверняка его фотографировали для прессы. Но где сегодня могут находиться те фотографии, в каком архиве они лежат неисследованные?

Авторская репродукция и исследование фотографий.

Фото из архива «L’Intransigeant».
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter