Сергей Русак. Фото Александра КушнераДвадцать два года. В жизни только работа. «Это потом нам сказали, что неженатых на ЧАЭС не должны были отправлять. Потом, а тогда отправили. Приказ — и поехали».
В конце июля 1986 года в составе сводного отряда на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС из Московского РОЧС в Наровлянский район командировали семь человек. Сергей в то время служил водителем. Да, холостяков, едва повидавших жизнь, отправлять были не должны. Почти все сослуживцы Сергея Иосифовича в отряде на тот момент еще были не женаты. «У нас могло не быть детей, но об этом не предупреждали».
Командировка — и день на сборы. «А что там собираться. Сало взяли и поехали. Командиры пообещали, что на месте всех устроят, как положено».
Сводный отряд работал в тридцати двух километрах от реактора. Деревня Тешков встретила дикой атмосферой. Местные жители бросают дома. Переселенцы из тридцатикилометровой зоны разводят стройку. Ликвидаторы прокладывают водопровод, дезактивируют территорию. Животные. Они выдают невидимое. Сергей Иосифович тяжело вздыхает. Взгляд уходит вдаль комнаты. Вдаль времени. «Петухи, куры, коты — все вздутые ходили как мутанты. Радиация — штука хитрая, — мой собеседник рисует в воздухе яблоню, а другой рукой прикладывает к ней воображаемый дозиметр. — С одной стороны дерева почти чистые плоды, а с другой — стрелка прибора за пределы шкалы выпрыгнуть пытается. Жарко. Во рту все время пощипывает. Привкус йода неприятный».
Сдержать радиацию от распространения — такая задача стояла перед пожарными. Она, неосязаемая, стремилась с водой раствориться в реке, со вспыхивающими вокруг пожарами, оседала с пылью. Пожарным надо было уничтожать невидимого врага— непривычного противника в непривычных условиях.
Командиры пообещали группе обеспечить сносные условия труда. Но пожарных не кормили неделю. Первые дни отряд держался на ссобойке из Минска. Сало спасало, но не долго. Кушать «трещащие» продукты и пить «фонящую» воду было страшно. Но только первый раз. «А что делать? Жить-то надо — или от радиации умирать, или от голода. Дозиметр не выпускали из рук. Заходишь в магазин, там консервы завешены пленкой. Покупали их и ели».
Пожарные приспособились в кухне, которую оставили после себя части, отвоевавшие свое с последствиями аварии. У местных брали лодку — и за рыбой на реку.
Сергей Иосифович горько усмехается: «Закинем пару раз — и китайский мешок из-под лаврового листа полный. Мыли улов, жарили».
1986-й. «Какой мальчик был я тогда. 23-й год мне шел...»А дозиметр нещадно трещал. Сигналил запредельно на рыбе, грибах, фруктах.
«Что поменьше «шкалило» — вот из того варили кушать. Суп грибной, компот из слив в большой выварке, — радиацией пропитано было все. — Ликвидатор имитирует скрипучий звук прибора, замерявшего мощность дозы. Звук радиации. — На седьмой день наши вышли на министерство. Наконец, в наровлянском техникуме для нас организовали питание. Должны были чистую канализацию проложить, но мы поняли: что всем, то и нам. Я аж закурил от стресса. Потом, правда, бросил».
Жили в бывшем комбинате бытового обслуживания. Заброшенный Шанхай в деревне. Спали на раскладушках. Машина у порога. На радиостанции дежурили по два часа. Нам говорили, что мы везучие. Самое пекло пережили те, кто ездил в июне-июле».
— Насколько вы осознавали суть происходящего? — интересуюсь, глядя на улыбчивого старшего прапорщика.
— Нам было не до осмысления. Случилось, отправили. Мы знали, что погибли наши коллеги, которые первые поехали на ликвидацию. Понимали, чем дышим. Но мы и так каждый день рисковали жизнью. Раз погоны надел — значит, ни шагу назад.
Водитель Сергей, начальник караула и командир — тройка почти постоянно была на посту. «Трещала» не только еда, «трещали» сами пожарные. Смывали радиацию в бане. Хозяйственным мылом. «Приезжали со смены, кочегар топил баню. Для защиты носили костюм ОЗК, респираторы. Но сколько там проходишь в респираторе, когда на улице плюс тридцать?».
Медпомощь в Тешкове отряду никто не оказывал. Доктора пожарные в первый раз увидели только, когда уже уезжали.
Большинство из местных уехало. Из оставшихся многие «гасили» облучение спиртным. Когда ликвидаторы разъясняли населению, какие места лучше обходить стороной, одна бабушка сказала: «Ой, сынок, ту радиацию, ее ж не видать. Нам уже ничего не страшно, мы не боимся».
Командировка сводного отряда длилась пятнадцать дней. По приезде в поликлинике группе сказали: «Не будете умирать от лучевой болезни, так помрете от сердечных болячек». У кого анализы крови плохие, у кого с желудком проблемы. Пожарных направляли в госпиталь. Витамины давали. Правду при этом не говорили. Проблемы со здоровьем позже появились у всех — сердце, сосуды, онкология...
Но пожарные о болезни не думали, о смерти тем более. Когда звала тревога, поднимались и выезжали. Как тогда, в июле 1986-го. «В Минске хватало огня. Тушил ТЭЦ, в Фаниполе лако-красочное предприятие. Как-то на Уманской газовые баллоны взорвались. Волной отбросило. Хорошо, на снег. Много раз бывало горячо за двадцать пять лет службы».
Были те, кто пытался отлынивать от ликвидации последствий чернобыльской трагедии, но не в окружении Русака. Начальник караула отбирал в отряд надежных.
Медаль «Участник ликвидации последствий на ЧАЭС» на кителе старшего прапорщика Сергея Русака среди прочих за отличную службу. «Лентяев в команде не было. Плечом к плечу все. Раз взялись — как одно целое. Вперед — и ни шагу назад».
Сегодня Сергей Русак работает в охране. О Чернобыле вспоминать не любит. Пострадавшие нередко остаются наедине со своими проблемами. С тех пор лишь дважды проезжал мимо тех мест. «Уже совсем не страшно. Раз суждено пожить — значит, поживем».
— Чувствуете себя героем?
— Герои во время войны бывают. А мы просто выполняли свой долг. Просто работали. Нам надо было усмирить атом, чтобы дальше с пожарами не пошел.
Drug-olya@yandex.ru
