Александр Феклисов добыл для СССР секреты атомной бомбы, а во время Карибского кризиса спас не только нас, но и всю планету
Звание Героя России Александр Семенович Феклисов получил вместе с группой коллег — атомных разведчиков в 1996-м. Он последним из них — 26 октября 2007-го, на 94-м году ушел из длинной своей — и нашей тоже — жизни.
«Нашей тоже», потому что сыну стрелочника-железнодорожника суждено было, без всякого пафоса, выручать страну и мир из большой беды. Во время войны, работая под прикрытием сначала вице-консула, а потом третьего секретаря посольства в Штатах, он добывал новейшие образцы оружия, о котором союзники и не собирались сообщать Советам.
В конце 1940-х повысился в должности — уже второй секретарь Посольства СССР в Великобритании, а также в основных своих обязанностях — курировал нашего верного друга и агента, немецкого ученого-атомщика Фукса, работавшего над созданием бомб — атомной и водородной. И Фукс передавал через Феклисова конкретные разработки англичан, американцев, канадцев.
С 1960-го в Вашингтоне он уже был советником посольства и резидентом внешней разведки. Это Феклисову удалось, вступив в переговоры с журналистом Джоном Скали, посредником американского президента Джона Кеннеди и его брата министра юстиции Роберта, предотвратить в октябре 1962-го начало Третьей мировой войны.
Биография Феклисова — с определенными оговорками и ограничениями — достаточно известна. Но хотелось бы рассказать и о том, что пока оставалось за кадром.
Александр Семенович был глух на одно ухо. Глухой разведчик? Нонсенс! Но не в случае с Феклисовым. Он потерял слух еще в молодости — горел дом барачного типа, где жила вся большая семья. И здоровенный, высоченный парень, работавший на разгрузке вагонов, спасал в лютую стужу людей, выносил вещи. Выбившись из сил, прилег, как рассказывала его дочь Наталия Александровна Феклисова-Асатур, прямо у пепелища, подложив под голову шапку. Проснулся с отмороженным ухом. С тех пор слух уходил, его лечили, но…
А как же взяли в разведку? Феклисов не скрывал недуга. Повторял: нужен — берите. Дочь вспоминает, что он никогда не испытывал по этому поводу чувства ущербности, иногда даже бравировал. Всегда усаживал собеседника под «удобное» ухо.
Были мы с Александром Семеновичем хорошо знакомы. Если я, к примеру, забывал и садился не там, хозяин пересаживал меня, передвигая кресло в своей квартире, а шли по улице — вежливо просил: «Николай Михайлович, пожалуйста, под эту сторону».
И при работе с агентами для Феклисова глухота не стала помехой. Он также спокойно «ставил» их на нужную сторону. В конце концов, он же не служил слухачом на подводной лодке, разведчик добывал данные о закладке кораблей, оснащении их ракетами. Короче, в разведке с этим «недостатком» ценнейшего сотрудника смирились.
Он работал под псевдонимами Калистрат в первую американскую командировку и Юджин в Англии. Редкое имя Калистрат ему, по-моему, подходило. Семья вышла из крестьян Тульской губернии. И в высоченном Феклисове, даже в последние годы всегда тщательно одетом, при точно под рубашку подобранном галстуке, было нечто русское, былинное, эдакое исконное.
Не могу понять другого. Почему-то в загранки «дипломат» Феклисов отправлялся под фамилией Фомин. Какая-то очень уж тонкая конспирация. И дочь Наталия тоже была за границей Фоминой, а дома — Феклисовой. Когда начала оформлять какие-то важные бумаги, предъявила еще советские документы, выданные на эту, а не на настоящую фамилию. И они не прошли. Пришлось доказывать правоту, что было весьма непросто.
Я никак не мог поверить, что Джон Скали, посредник между президентом Джоном Кеннеди и Никитой Хрущевым, был просто журналистом, а не коллегой Феклисова с чужой, американской, стороны. Теребил Александра Семеновича: ну как и кто мог доверить представителю журналистской профессии право вести переговоры на тему, быть или не быть ядерной войне? Феклисов поначалу уходил от ответа, а потом уверял: Скали — журналист, и, как говорят в разведке, «чистый».
В вашингтонском ресторане «Оксидентал», где в самый разгар кризиса встречались два посредника, была установлена в честь этого мемориальная доска с двумя фамилиями. Но потом имя Феклисова исчезло. А жалко.
Именно советник Посольства СССР в Вашингтоне Фомин, он же резидент внешней разведки полковник Феклисов, расставил все точки в Карибском кризисе. Да, Скали на 100 процентов мгновенно передавал все сведения о встречах с Феклисовым Роберту Кеннеди, с которым был особенно близок. А уж тот — брату-президенту. И теперь-то мы знаем, что Хрущев слегка блефовал. Мы еще не обладали той ядерной мощью, в которую поверили американцы. Но не все.
На Джона Кеннеди давили и военные, и промышленный комплекс, и нефтяные магнаты. Хотелось войны и победы над СССР. Еще день, а может, несколько часов, и американские ракеты нанесли бы удар по Кубе. Мы были готовы к ответу. Адекватному. Однако не берусь сказать «победному». Да и как можно определить победителя в ядерной войне.
И тут Александр Семенович нанес свой, не ракетный, а чисто феклисовский удар. Нельзя назвать это просто озарением, удачей. Годы во внешней разведке, руководство с декабря 1955-го по август 1960-го ее Американским отделом превратило полковника в тончайшего стратега. Он, разведка давно нащупали слабейшее место «главного противника» — так называли США в документах той эпохи. И находилось оно вовсе не на Кубе, от которой до штата Флорида рукой подать. А в центре Европы, в главнейшем ее перекрестье. В Западном Берлине, за который США с союзниками так, не без оснований, тряслись. И Феклисов, никем не уполномоченный на подобные, совсем не дипломатические заявления, резанул Скали, что если Кеннеди не пойдет на переговоры, если не будет обоюдных уступок, то «тогда мы возьмем Берлин». И добавил, что нашим потребуется не больше 24 часов, чтобы сломить сопротивление американского, английского и французского гарнизонов.
Феклисов понял, что попал в точку: собеседник побледнел, быстро свернул разговор. Надо было бежать, докладывать о планах русских брату президента.
И вскоре Кеннеди пошел на переговоры. А в Белом доме, как и в Кремле, где перешли на казарменное положение, закипела работа. Вскоре обе стороны пошли на уступки.
Отношения советника Фомина с искренне уважаемым в мире дипломатии послом в США Добрыниным — особая статья. Далеко не всегда и не везде отношения главы дипмиссии и резидента разведки складывались гладко. Ни разу за все наши многочисленные встречи Александр Семенович не употребил бранного слова. А о размолвке с Добрыниным лишь повторял, что хотели сделать из него мальчика. Ведь когда дисциплинированный Фомин доложил послу о ходе переговоров по своему каналу, тот отказался пересылать шифровку в Москву наверх. МИД санкций на такие неофициальные встречи, действительно, не давал.
Но Феклисов если и обиделся, а я полагаю, что было именно так, то не отступил. На «своем» этаже он передал текст телеграммы на имя начальника ПГУ о готовности американцев вступить в диалог шифровальщику, и тот моментально отправил ее в Москву. Там все быстро поняли, довели содержание до Хрущева. И начались настоящие переговоры.
Когда Роберт Кеннеди пришел 27 октября 1962 года к послу Добрынину, на второй этаж был вызван и советник Фомин. На него министр юстиции США смотрел изучающе, словно взвешивал, можно ли доверять судьбу мира такому человеку. Судя по тому, что уже 28 октября конфликт мирно разрешился и Кеннеди с Хрущевым обменялись примирительными посланиями, резидент ПГУ Феклисов произвел впечатление благоприятное.
Говорят, многие Феклисову завидовали. Он воспринимал это с абсолютным спокойствием. А зависть объяснял так: «Не всем же судьба дала возможность помочь в урегулировании Карибского кризиса».
И тем не менее еще одна подробность. Феклисов любил пешие прогулки. Как-то поехали мы 9 мая на Поклонную гору. Александр Семенович — при параде, то бишь при Звезде Героя, в темном костюме и белой рубашке. Его постоянно теребили гуляющие: за что дали Героя? И Феклисов терпеливо отвечал: «Я — разведчик. Вместе с друзьями мы помогли нашей стране как можно быстрее сделать атомную бомбу». Значило ли это, что свои «атомные» подвиги он расценивал выше, чем вклад в предотвращение Карибского кризиса? Не знаю.
Последнее. В квартире у Наталии Александровны хранится любопытнейшая реликвия — «spycoat» — «шпионское пальто» отца. Дам пояснение. Отправляясь на самое важное задание, а это почти всегда вербовка иностранца, разведчики стараются одеваться с особой тщательностью. Вот и у Феклисова была своя примета. Идя на дело, он не расставался с пальто, которое в шутку называл «шпионским». И оно его никогда не подводило. Крепкому, даже на вес тяжелому, отреставрированному дочерью пальто, а не пальтишке, уже, наверное, около 70. Феклисову в эти дни исполнилось бы 100.
