Партизанский врач Прасковья Шатрович научилась останавливать эпидемии и привела в жизнь тысячи людей

Главврач отряда имени Ворошилова

В свободные минуты ветеран войны Прасковья Шатрович, спасшая сотни людей, любила вдумчиво помузицировать


Эпидемии начались не вчера, и в военное время они свирепствовали с не меньшей силой, чем сейчас. Можно представить, каким был арсенал для борьбы с болезнями у врача партизанского отряда. Впрочем, зачем представлять? Давайте вернемся в то время благодаря «рукописям, которые не горят» и воспоминаниям очевидцев. Историю жизни участницы Великой Отечественной войны заслуженного врача БССР Прасковьи Васильевны Шатрович из Речицы я восстанавливала по свидетельствам и документам, найденным по моей просьбе научным сотрудником Речицкого краеведческого музея Татьяной Дворецкой. Сведения о ней также сохранили в музее Речицкой районной больницы, ими поделилась начальник отдела кадров Зинаида Пузенкова. А еще нашелся человек, который помнит не только саму Прасковью Васильевну, но и уникальный предмет, занимавший половину ее скромной комнаты после войны…

Коллега самого Клумова

Рождение маленькой Паши пришлось на самое начало прошлого века — 26 июля 1903 года. Хоть и считалась Речица городом Минской губернии, но отец девочки все же имел самую крестьянскую профессию — обрабатывал землю. Однако дочери дал образование. Прасковья окончила среднюю школу. В 1924—1927 годах работала делопроизводителем в Речицком райисполкоме. В 1928 году поступила на курсы медсестер, а после окончания два года трудилась в городской больнице.

Чтобы не загружать вас датами, маленькое, но важное отступление из истории речицкой медицины и докторов. В начале прошлого века земскую медицину здесь активно развивал очень знаменитый врач Евгений Владимирович Клумов, хирург и гинеколог. В годы Великой Оте­чественной  участвовал в Минском подполье. Клумов и другие врачи 3-й клинической больницы выдавали липовые справки, спасавшие людей от угона в Германию, передавали медикаменты партизанам. После ареста в 1944 году вместе с женой погиб в газовой камере. Возможно, в юности Прасковья Шатрович была с ним знакома.

В 1932 году она поступила и через пять лет окончила Днепропетровский медицинский институт. Затем ее ждала судьба земского доктора — в сельской участковой больнице села Дмитриевка Днепропетровской области в Украине. И только перед самой войной, в 1940 году, перевелась на работу в родной город.

Уже в первый день войны врача мобилизовали на фронт, попала в свежесформированный медико-санитарный батальон. В районе Барановичей на эшелон налетели вражеские самолеты. Пришлось отступать. Возле поселка Чаусы на Могилевщине медсанбат начал переправу через реку Проню, пытаясь прорваться сквозь окружение. По некоторым данным, это происходило 23 июля. В считаные минуты немцы окружили врачей и больных, всех схватили и отвезли в только что созданный лагерь военнопленных в Бобруйске. Три месяца Прасковья Васильевна томилась в неволе. 30 октября 1941 года бежала из плена.

Чудом ей удалось выжить. Шла с беженкой, у которой был грудной ребенок. Встретились с полицаями (а те старались выслужиться перед «новыми хозяевами»). Врачу приказали становиться к стене и готовиться к смерти. Неожиданно ее попутчица, не испугавшись, заявила, что Прасковья — ее сестра. В это время малыш на руках расплакался. Видимо, у одного из полицаев проснулась совесть и человечность. Он начал убеждать остальных, что и вправду женщины похожи, как сестры...

Сражались с оккупантами и тифом


Добравшись до Речицы, в 1942 году Прасковья сначала наладила связь с городским подпольем, а затем и с партизанами. Ей предложили работать в горбольнице и оттуда помогать отряду лекарствами и перевязочным материалом. Так и вышло. Однако вскоре заметили, что за ней установлена слежка гестапо. Врача могли арестовать в любой момент. К счастью, вовремя пришла команда уходить в лес. И даже это рискованное дело медицинский работник реализовала, думая о других: в отряд имени Ворошилова пришла с двумя килограммами хинина, необходимого для больных малярией. 

Сохранились в музее короткие воспоминания Прасковьи Васильевны с уникальными подробностями партизанского быта. Спасали людей в отряде три врача: Николай Федорович Фомичев, молодой доктор Аветисян, который только в 1941 году получил диплом, и героиня моего очерка. Работать им приходилось в тяжелых условиях: медикаментов, перевязочного материала всегда не хватало, а раненых — много. Приходилось с большим риском посылать связных за необходимыми лекарствами в Речицу. Так погибла выданная предателем связная отряда Юлия Руденок, которой поручили принести в отряд противостолбнячную сыворотку и аспирин. В качестве бинтов использовали парашюты. Кроме того, местные жители передавали марлевые занавески и домашнее полотно. Для накладывания швов вытягивали нити из парашютных шнуров. Стерилизовали материал кипячением на костре. Некоторые лекарственные средства врачи готовили сами: отвар корня валерианы, брусники, настой ягод шиповника, игл сосны, мазь от чесотки. Возле деревни Сведское построили аэродром. Большая земля доставляла партизанам автоматы, пулеметы, боеприпасы, медикаменты. Но отрядов было много, и лекарств на всех не хватало.

За медицинской помощью в отряд обращались жители окрестных деревень. Часто с риском для жизни проникали партизанские врачи в эти деревни и оказывали помощь старикам, детям, женщинам. По возможности снабжали медикаментами, помогали советами, читали привезенные с собой сводки Сов­информбюро. В свободное время учили бойцов, как оказывать первую медпомощь в бою, готовили санинструкторов. 

Прасковья Васильевна вспоминает, что были случаи заноса в отряд инфекционных заболеваний — разведчиками, подрывниками. Когда шли на задание или возвращались, им приходилось ночевать у родственников и знакомых. Брюшной тиф попал в отряд из деревень Сведское и Узножа, а в Горновке среди детей вспыхнула эпидемия дифтерии.

Как известно, оккупанты совершенно не боролись с инфекционными болезнями, а некоторые, наоборот, способствовали их распространению, особенно в местах, граничащих с партизанской зоной. На Балашевку, Узнож, Сведское был наложен строгий карантин, а медработникам пришлось проводить в этих селах специальные мероприятия и лечить заболевших. 

Постепенно число партизан увеличивалось. Вооружались прибывшие в отряд, добывая трофеи в бою при разгроме немецких и полицейских гарнизонов. Больше начали сбрасывать оружия на парашютах. Действия бойцов отряда стали еще более активными, поэтому осенью 1943 года немцы решили расправиться с ними. Они начали окружать лес, где находилась бригада. Фашисты шли из Речицы, Василевичей и Шатилок, кольцо сужалось. Несколько раз партизаны отбивали бешеные атаки эсэсовцев, которые поливали лес огнем из автоматов, минометов и пулеметов. Боеприпасы у наших подходили к концу. Как вспоминает военный врач, спасала длинная октябрьская ночь. В темноте немцы прекращали боевые действия в лесу. «В сумерках они собирались вокруг больших костров, напивались шнапса и орали песни, а в лес и не думали соваться». Поэтому командование партизан решило оставить лагерь и ночью окружить фашистов. Так враги просчитались и слишком рано отпраздновали победу…

И снова Речицкий роддом

Главной же победой для Прасковьи Васильевны стали тысячи новорожденных, которые прошли через ее руки. После войны она вновь возглавила родильное отделение горбольницы и работала акушером-гинекологом до ухода на пенсию. Насколько успешно у нее это получалось, напоминают награды — орден Ленина, медали «За доблестный труд», «За трудовую доблесть», «За трудовое отличие». Не забудем и партизанские: «Партизану Отечественной войны» І степени, «За отвагу» и другие медали. 

Заслуженного врача БССР и спустя более 30 лет после ее смерти помнят практически все сотрудники больницы, с которыми мне удалось пообщаться, имя стало легендарным. А еще нашелся уникальный свидетель — 81-летняя жительница Речицы Майя Романова. Более полувека Майя Семеновна проработала акушеркой в Речицкой районной больнице. Она помнит еще старое здание, больше похожее на барак, где после войны располагался роддом.

— Работала акушером-гинекологом Прасковья Васильевна одна, других врачей после войны не было, — вспоминает собеседница. — Можно было вызвать ее в любое время, когда мы не могли справиться, — на кровотечение, операцию. Была очень внимательная не только к женщинам и новорожденным, но и к сотрудникам.

Кстати, про военное время Прасковья Васильевна не очень любила рассказывать, говорила только, что много пришлось перевидать раненых, не раз попадала под обстрелы. Своей семьи и детей у нее не было, жила с племянницей Ольгой, нянчила ее малышей.

Но была у нее одна слабость — рояль, который вроде бы достался от родителей и уцелел во время войны. Поначалу у нее была маленькая комната, и инструмент занимал чуть ли не все свободное пространство. Тетя Паша, как ее звали семейные, музицировала сама и настояла, чтобы ее внучатые племянники также окончили музыкальную школу. Когда ей дали отдельную квартиру как партизанке, врач переехала с любимым роялем и временами продолжала играть на нем. Если в коллективе отмечали праздники, была душой компании. Она до последнего хотела оставаться интересной, женственной и даже просила коллег не навещать ее, мол, плохо выглядит. Подпольщица, врач, музыкант, «крестная мама» многих малышей — за 84 года красивая и мужественная женщина многое успела.

yasko@sb.by

Фото из архива Речицкого краеведческого музея
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter