Зритель полюбил эту картину, а вот многие «профессиональные оценщики» нет — им не понравилось слишком вольное обращение с литературным первоисточником. Авторитетный советский кинокритик Евгений Сурков опубликовал в «Литературной газете» разгромную статью, в которой возмущался тем, что экранная Лариса «попела, поплясала с гостями, а потом пошла в каюту к Паратову и отдалась ему». Известный литературовед Дмитрий Урнов сетовал, что «вместо разоблачения паратовской пустоты» в фильме дана «пусть умеренная, ее апология», что в нарисованной Рязановым картине мира нечего противопоставить искушению «сладкой жизни»…
Островского в советском кино экранизировали довольно часто. «Жестокий романс» — третья киноистория по этой пьесе. Первую экранизацию осуществил в 1912 году режиссер Кай Ганзен. Роль Ларисы Огудаловой исполнила Вера Пашенная. В 1926‑м появилась картина Якова Протазанова с Ниной Алисовой в роли Ларисы. В фильме Эльдара Рязанова в нее перевоплотилась недавняя выпускница ЛГИТМиКа Лариса Гузеева. Для нее Огудалова в «Жестоком романсе» стала первой главной роль в кино. Сегодня заслуженная артистка России в фильмах снимается не так часто, зато ведет популярную телепередачу «Давай поженимся!».
В своей книге «Неподведенные итоги» Рязанов вспоминал, что хотел оттолкнуться от Островского и создать свободную киноисторию по мотивам пьесы. Как никогда для него был важен выбор артистов. И «Жестокий романс» — один из самых ярких фильмов в смысле актерского ансамбля. Как тонко корифеи партнерствуют в кадре! На каких полутонах порой работают. Трудно представить сегодня других исполнителей на месте Никиты Михалкова, Андрея Мягкова, Алисы Фрейндлих, Алексея Петренко или Виктора Проскурина. Как точно дополняют атмосферу картины своими эпизодами Александр Панкратов‑Черный, Сергей Арцибашев, Ольга Волкова, Борислав Брондуков. Каждый на своем месте, и все работают на общий замысел. В начале фильма, когда идут титры, показана Волжская набережная в Ярославле. Натурные съемки велись в основном в Костроме. «Прототипом города Бряхимова, где происходят события в «Бесприданнице», на мой взгляд, мог быть Ярославль или Нижний Новгород. Не захудалый уездный городишко, как в «Ревизоре» у Гоголя, с курами и свиньями на улице, а крупный промышленный центр», — писал режиссер. Оператор картины Вадим Алисов, сын актрисы Нины Алисовой, игравшей в экранизации Якова Протазанова, не так давно приезжал в Минск и встречался со студентами Белорусской государственной академии искусств. Вспоминал Алисов и о непростых съемках «Жестокого романса»:
— Профессионалы не капризничают. Помню, капризничал актер, игравший в этой картине Кнурова. Он считал, что все монологи его героя, весь текст великого Александра Николаевича Островского должен непременно прозвучать в картине целиком. И его супруга, известный кинокритик, поддерживала в этом мужа. А Рязанов был очень категоричен в таких вещах. И они все почему‑то апеллировали ко мне: «Вадим, может, ты уговоришь?» Я и не пытался. В каких‑то вещах Эльдар Александрович был непреклонен. Хотя к толковым предложениям был открыт.
Во время съемок «Жестокого романса» Вадим Алисов убедился, что не стоит бояться свежих идей, которые приходят в процессе работы и не противоречат драматургии и замыслу. Также немало трудностей влекли за собой и натурные съемки, необходимые атмосфере фильма:
— Сложности есть всегда. В «Жестоком романсе» много эпизодов на Волге с «Ласточкой», которую изображал пароход «Самара», с другими судами. Как‑то наш замечательный художник Александр Борисов вдруг говорит мне: «Эту сцену надо снимать в тумане». Почему? А Борисов так видит! Где‑то в реальной жизни он встретил людей, которые сидели в тумане, о чем‑то беседовали. Их жесты и состояние ему запомнились. И вот на Волге жуткий туман — руки своей не видно. И Рязанов, который очень доверял Александру Борисову, сказал: «Давай снимать эпизод в тумане». Сняли общие планы, а когда надо было снимать крупные, естественно, тумана уже не было, и мы запустили БДШ — большую дымовую шашку, которая, вообще‑то, способна задымить в море целую эскадру. И хотя по всем законам физики этот тяжелый дым должен был остаться над водой, он весь ушел в сторону Костромы. Через какое‑то время там парализовало все дорожное движение. ГАИ и руководство города были возмущены нашим поведением. Но кое‑как в каких‑то остававшихся клочьях тумана этот эпизод мы все‑таки сняли.
А однажды Эльдар Александрович сидел на берегу и смотрел в монитор. И все время командовал Андрею Мягкову, который плыл в лодке: «Ближе! Ближе!..» Он не видел реального расстояния. Мягков сидел к пароходу спиной, был сосредоточен на своем состоянии — застать Ларису с Паратовым! Еще и огромный дуэльный пистолет в кармане... В какой‑то момент он подошел к этому старинному колесному пароходу настолько близко, что его затянуло под воду. Я все это снимал — как лодку с Мягковым разнесло лопастями. Все произошло на наших глазах. Через какое‑то время всплыли щепки, парик, даже не парик, а такая специальная накладка... И потом — сам Мягков. Это произошло недалеко от берега возле старинных мостков для стирки, рядом с Ипатьевским монастырем.
Выбравшись на берег, Андрей подошел к нам онемевшим, достал из кармана очки и сказал: «Очки я спрятал, а накладку, по‑моему, унесло. Извините...» Он находился на грани жизни и смерти, а оставался профессионалом. Мы его тут же переодели, высушили и посадили перед монитором, чтобы он посмотрел, что произошло. Позже он сказал, что только когда возвращался в Москву, уже в поезде, понял, чем могло все закончиться. Можно ли это назвать сложностями на съемках? (Смеется.) Наверное... Только сложностями это все выглядит теперь, на съемках все проходило весело…
КСТАТИ
В качестве ответа тем, кто принял в штыки фильм «Жестокий романс», Рязанов дал имя критика Суркова отрицательному персонажу своей следующей картины «Забытая мелодия для флейты»: Евгения Даниловна Сурова — так «похоже» зовут героиню Ольги Волковой. Он также опубликовал пояснительную статью, где называл главными героями «Жестокого романса» Волгу и пароход «Ласточка». Режиссер пояснил, что при работе над этим фильмом большое значение придавалось «разудалой цыганской стихии, которая, врываясь в музыкальную ткань, придает некий надрыв, который так любили наши предки…»
