Василий Емельянович признается, что сейчас толком не помнит ни один бой. Психика, защищая, стерла травмирующие кадры
Кровь за кровь
Василий Емельянович снимает с парадного кителя одну из самых дорогих наград — «За взятие Кенигсберга», сжимает в руке:
— Нам, молодым офицерам, столица Восточной Пруссии казалась неприступной…
Не успев договорить, замолкает, закрывает глаза и, кажется, переносится на десятки лет назад. Сгорбленная спина неожиданно распрямляется, ладони сжимаются, в лице появляется напряжение.
Да, он и сейчас до мелочей помнит тот момент, когда их противотанковую артиллерию направили в Восточную Пруссию. Кенигсберг блокирован с востока, юга и запада. Ликвидировать этот анклав требовалось раньше, чем взять Берлин: тогда командование вермахта будет вынуждено принять безоговорочную капитуляцию. Ключ к будущему миру лежал за неприступными бастионами прусской столицы. И этот ключ предстояло добыть. Но как? Тогда их собрали всех вместе, чтобы дать наставления, а заодно поддержать боевой дух. Политработник инструктировал: «Действуем так: кровь за кровь».
Василий Емельянович прищуривается:
— Почему нас так основательно готовили к этой операции? Все просто: Кенигсберг считался непобедимым. Немцы с гордостью называли его «абсолютно неприступным бастионом немецкого духа». Город был готов к длительной осаде. Чего только стоили три кольца обороны! Бесчисленные доты, дзоты, траншеи, противотанковые рвы и надолбы… И все это сделано с немецкой дотошностью. Почти все форты имели форму пятиугольника, окруженного рвом с водой. Глубина рвов — до семи метров. Железобетонные и земляные покрытия капониров легко выдерживали удары трехсотмиллиметровых орудийных снарядов и тяжелых авиабомб. Только представьте: в крепости были большие подземные склады, арсеналы и даже подземные заводы, выпускавшие военную продукцию. У меня до сих пор, когда я читаю про те бои, мурашки по коже. Ведь все происходило у меня на глазах. Да, мы победили. Но противник сопротивлялся с отчаянием обреченных. Многие наши ребята уснули тогда навсегда. Тогда, когда до победы было рукой подать. Кровь, смерть, глаза умирающих солдат... Эти воспоминания останутся со мной до конца моих дней.
Один сухарик на целый день
Ветеран снова разжимает ладонь. Оказывается, все это время в его руке была зажата медаль:
— Теперь понимаете, почему испытываю такой трепет к этой награде? Хотя многое пришлось повидать. Я служил офицером в противотанковой артиллерии. Начало моего боевого пути — Волховский фронт. Это непростая страница нашей истории.
Василий Емельянович говорит о неудачной попытке прорыва блокады Ленинграда во время Любанской наступательной операции. Когда в окружение попала 2-я ударная армия. Ветеран тяжело вздыхает. Если вы посмотрите фотографии событий, происходивших на Волховском фронте, все поймете. Снабжать солдат продуктами и боеприпасами через образовавшийся узкий коридор в районе Мясного Бора было чрезвычайно сложно. Сошел снег, все растаяло. А местность — болотистая. Транспортировать провизию, оружие можно было разве что на лошадях. Люди, кони передвигались по колено в воде, обливались потом, стирали до мяса ноги.
Василий Емельянович хорошо помнит то ощущение голода:
— Каждому из нас выдавали по сухарику в день. Только, кажется, его сгрызешь, а у тебя уже настойчиво сосет под ложечкой. Чтобы не заболеть цингой, рыскали по лесу, искали клюкву. Потом нашу часть перебросили на Белорусский фронт.
Красноармейцы на улице захваченного Кенигсберга.Не без гордости вспоминает Василий Емельянович, что внес свой вклад в крупномасштабную белорусскую наступательную операцию «Багратион», участвовал в освобождении Минска.
Василий Попов смотрит в окно, за стеклом — нарядный весенний Минск. А тогда перед глазами освободителей предстало жуткое зрелище. Они словно стали невольными свидетелями фильма-катастрофы:
— Горящие здания, опутанные колючей проволокой городские кварталы, обугленные печные трубы и руины. Немцы разоряли Минск, как могли. Даже когда отступали.
Встреча на Эльбе
После взятия Кенигсберга, казалось, можно было вздохнуть спокойно. Завершение штурма отметили потрясающим салютом — в Москве из 324 орудий громыхнули 24 артиллерийских залпа. Василий Емельянович радовался: в войне можно поставить точку. Но точка в жизни превратилась в запятую. Поступил приказ направляться в Берлин.
Вскоре он стал свидетелем исторической встречи на Эльбе. Встреча на Эльбе имела большое значение — она расколола войска Германии на две части: северную и южную. Немецкая армия понимала: если воины Красной армии воссоединятся с союзниками, то Берлин падет под этими ударами. И это воссоединение произошло.
Василий Попов улыбается:
— Через некоторое время эпизоды встречи воспроизвели в киноленте «Встреча на Эльбе». Когда его смотрел, даже прослезился — в одном из кадров увидел себя.
Кстати, всю войну Василий Емельянович придерживался здорового образа жизни. Впервые выпил пива, когда немцы, отступая, не успели разрушить пивзавод в Гродно — было любопытно попробовать. Не курил. Офицерам выдавали по пачке сигарет в день, а свои раздавал солдатам. Про многих фронтовых друзей с теплотой вспоминает до сих пор. Одного как-то встретил на вокзале и не поверил своим глазам — сердце радостно защемило. А про погибших ему тяжело вспоминать даже спустя столько лет:
— Был у меня товарищ — капитан Верещагин, командир батареи. Хороший парень, за жизнь с ним можно было поговорить, смелый. Никого не боялся. Мы его называли Лихач. Однажды в бою голову высунул, а немецкий снайпер его и «словил». Тяжело вспоминать...
После войны Василий Попов поступил в мединститут. Студентом был активным. Закончил учебу с отличием. Перед ним открывались большие перспективы, но подкосил ихтиоз, заболевание кожи. Однако он остался работать в медицине. И в итоге даже получил награду за внедрение прогрессивных методов лечения — разработал систему врачевания без таблеток.
Попова до сих приглашают на встречи к студентам-медикам. У него в гостиной целый арсенал из открыток. Но самые дорогие из них — от внучки Полины. Она дедушкина любимица, уже студентка. 9 Мая она обязательно придет к нему в гости, чтобы поздравить.
azanovich@sb.by
