На днях от одного нашего режиссера довелось услышать слова, которые меня не на шутку задели. Печалясь (не без раздражения) о безнадежно канувшей в Лету эпохе великих актеров, этот уважаемый человек совершенно неожиданно для меня подытожил: вся беда в том, что национальным подмосткам остро не хватает российской театральной школы. Мол, взгляните на первые поколения легендарных купаловцев или коласовцев — все обучались мастерству в Москве, усваивали вековые традиции русского театра из «первоисточника», а теперь кругозор белорусского артиста провинциален, а желание совершенствоваться — минимально, поскольку нет достойных образцов...
Хотя в истории белорусского театра образцов для подражания хватает. И, значит, есть еще один, не только юбилейный, повод вспомнить Владимира Владомирского, основателя известной театральной династии. О таких американцы обычно говорят: «Человек, сделавший себя сам».
Герой с орлиным взглядом
Даже вне сцены он оставался актером... Коллективная память купаловцев хранит немало забавных историй о том, как артистический магнетизм Владомирского действовал на людей, не подготовленных к встрече с ним. Например, историю с «недвижимостью» Владимира Иосифовича здесь пересказывают до сих пор: как важно вышел он однажды на балкон своего дома, нарядившись в торжественный черный костюм, и застыл там в монументальной позе, сурово глядя на рабочих, отправленных городскими службами разбирать его гараж. Пронзительного взгляда Владомирского через «старорежимное» пенсне рабочие не вынесли — плюнули, спустились с крыши гаража и ушли, прихватив свои инструменты, хотя артист не произнес ни слова. Тем не менее и его самого, и гараж тогда же решили оставить в покое... После первомайской демонстрации Владимир Иосифович мог запросто отправиться через весь город к друзьям, как был, — в гриме старого партизана и на лошади... В национальных архивах хранятся десятки стихов актрис Купаловского театра, посвященных Владомирскому, весьма убедительно дающих понять, как его здесь любили и каким легким характером он, должно быть, обладал:
Вы — герой с орлиным взглядом!
Сердце пламенно, вкус тонок, —
И, конечно, с вами рядом
Дон Жуан совсем ребенок!..
К своим успешным коллегам актеры редко относятся с такой нежностью, но старый Влад, как называли его в театре в последние годы, был человеком слишком открытым, слишком непосредственным и слишком талантливым, чтобы нейтрализовать всех потенциальных завистников и недоброжелателей.
Убийца в белых перчатках
«Родился я 6 октября ст. стиля 1893 года в г. Ковно, — писал он в своей автобиографии. — Отец, Иосиф Федорович Малейко, — из крестьян. Мать — домохозяйка, малограмотная... Первоначальное образование получил в народном училище, а затем, по окончании в 1913 году Ковенской мужской гимназии, поступил вольноопределяющимся в 17–й стрелковый полк — город Сувалки...»
Свои гимназические годы Владомирский вспоминал всю жизнь. В гимназии он научился танцевать, в гимназии же впервые вышел на сцену — в те годы у публики большой популярностью пользовались пластические постановки без слов, не остались в стороне от моды на мимов и гимназисты. Владимира Иосифовича, кстати, потом не раз спрашивали, где он научился так виртуозно управлять своим телом... Тогда же у него появилось еще одно увлечение: гулять по улицам и наблюдать за горожанами.
— Знаете, мне было сложно и по–актерски сладко входить, как мы говорим, в образ Коломийцева, — откровенничал он много лет спустя после премьеры в Купаловском пьесы Горького «Последние». — Ну неужели, думалось мне тогда, я не смогу тебя раскусить, убийца в белых перчатках?.. Каждый вечер, когда мы давали «Последних», я видел перед собой важного ковенского полицмейстера — как он «взлетал» на высокие ступеньки экипажа и деликатным жестом приказывал фурману ехать. Видел его в детстве! И прежде чем выйти на сцену, задерживался перед зеркалом и делал такой же жест: вперед, мол!..
Репетируя роль немецкого гауляйтера фон Кубе в спектакле «Это было в Минске» (по которому «Беларусьфильм» позже снимет один из своих самых известных фильмов «Часы остановились в полночь»), Владомирский изучал архивы, встречался с участниками Минского подполья, знавшими Кубе лично, выспрашивал все подробности... Во время премьеры часть публики обмерла от ужаса, настолько пугающе похожим вышел у артиста ставленник Гитлера в Белоруссии... Но Владомирский привык делать все по максимуму.
Товарищ артист
«Я помню выступление артиста Владомирского в 8–м кавалерийском полку, — писал в своих мемуарах полковник запаса ветеран Советской Армии Владимир Глазырин. — Это было весной 1920 года на реке Березине, под деревней Якшицы, за несколько часов до форсирования полком реки. Кстати, операция эта успешно закончилась захватом нашими частями г. Игумен (ныне Червень)... Кроме своего актерского мастерства, покорившего зрителей–красноармейцев, Владомирский здесь же, на горячем командирском скакуне, продемонстрировал такую лихую джигитовку, что стал для кавалеристов окончательно своим бойцом».
Впрочем, специально «лихой джигитовке» он не обучался...
«Во время Первой империалистической войны в боях в Восточной Пруссии 29 августа 1914 года, будучи контужен, был взят в плен и отправлен в Германию в лагерь военнопленных, где и пробыл до января 1919 года, — пишет дальше Владимир Иосифович. — Возвратившись из плена, прибыл в Бобруйск, где в то время проживали мои родители — беженцы из г. Ковно. Вступил добровольцем в Красную Армию... В 1920 году при организации гарнизонной труппы работал уже артистом гарнизонного театра, который в 1921 году переквалифицировали в Красноармейский показательный театр Политуправления Реввоенсовета Западного фронта»...
Словом, к запаху пороха ему было не привыкать. И когда по инициативе Бюро военных комиссаров для поднятия духа воевавших на фронтах гражданской войны стали создаваться передвижные фронтовые театры, Владомирский пришелся как нельзя кстати — ведь различия между бойцами и артистами там были весьма условными.
«Из старых досок сбили эстраду на скорую руку, зажгли керосиновые лампы, — свидетельствует полковник Глазырин. — Владомирский читал стихи «Павшим в боях с белопольскими оккупантами». Этот торжественный момент прервали звуки сигнальной трубы — труба объявила тревогу и повелительно звала в строй, к бою!.. Артисты на равных участвовали в боях с врагом в рядах бойцов пулеметного эскадрона. Все это делалось от чистого чувства, без какой–либо материальной заинтересованности, наградой был кусок хлеба, котелок супа, солдатская гимнастерка — то есть только то, чем довольствовались в те тяжелые годы бойцы и командиры Красной Армии... Свой концерт артист Владомирский закончил на второй день. Прерванная ночным боем программа была продолжена номерами боевого и веселого характера: Демьян Бедный, Маяковский, эпиграммы из Пушкина... Два часа продолжалось выступление товарища артиста... После этого бригада Владомирского сопровождала полк в боевых операциях и дошла конно с кавалеристами почти до Минска».
К слову, классик советского киноискусства Сергей Эйзенштейн в свое время оттачивал творческую наблюдательность в таком же фронтовом театре... Через год театр Владомирского определили «на стационар» в Бобруйск, где Владимир Иосифович стал сотрудничать с Русским драматическим театром и одновременно заведовать клубом военного госпиталя. Как он потом вспоминал, всего за сезон (Русский театр в Бобруйске больше не просуществовал) ему довелось сыграть 67 ролей (почти столько же образов он воплотил на купаловской сцене в последующие 35 лет). Спектакли в сезонном театре ставились каждую неделю, артисты не успевали учить текст, уповая на суфлера, и Владомирский все острее чувствовал, что жизнь складывается как–то неправильно. Наконец, друзья уговорили его съездить в Минск, где открылся первый белорусский профессиональный театр — БДТ–1...
Посмотрев все постановки, указанные в афише будущего театра имени Купалы, молодой актер нахально прошел за кулисы и попросил у художественного руководителя Евстигнея Мировича роль в спектакле «Кастусь Калиновский». Как показалось Владомирскому, в солдата он мог бы перевоплотиться куда более правдиво. Мирович решил испытать самоуверенного наглеца — и скоро уже не мог нарадоваться на самородка, способного одинаково талантливо перевоплощаться в рыцарей, злодеев, героев–любовников и обывателей, пьянчужек, карьеристов и даже китайцев... Кстати, тогда же Владомирский собрал у себя в театре первую волейбольную команду в Минске, куда вошли его друзья и коллеги Борис Платонов, Владимир Крылович, Вера Полло... Театр, спорт и армия у него навсегда остались в приоритетах. В годы Великой Отечественной войны Владомирский возглавлял фронтовые бригады, после войны ставил спектакли в военных частях и проводил смотры солдатской художественной самодеятельности, а замысловатая трость, с которой он ходил в старости, говорят, совсем не так уж была ему необходима — Владимир Иосифович носил ее больше для элегантности. И всю свою жизнь, даже получив звание народного артиста СССР, он приходил в театр за полтора часа до репетиций...
«Актерская профессия постепенно уничтожается: все полезли в актеры, — сокрушается на газетных страницах Сергей Юрский, еще один представитель качественно иного — советского поколения актеров. — «Весь мир театр», — это Шекспир сказал фразой одного персонажа. Шекспировский герой пошутил, а другие сочли эту фразу серьезной. Сейчас всякий человек, попавший в кадр, называет себя актером... Исчезает актерская профессия как божественная работа по такому сочувствию другому человеку, чтобы понять его намерения, понять его преступную либо светлую душу. Спасение искусства в том, что актер должен остаться художником. Если же он станет краской, будет продаваться в наборах, театр погибнет»...
Но многим ли из нас теперь есть дело до чужой души?
Материалы для публикации предоставлены Белорусским государственным архивом–музеем литературы и искусства.
