Л.Рублевская: Антиутопии в нашей литературе множатся — от Юрия Станкевича до Кирилла Стасельки. Появляется все больше фэнтези вроде «Сямi камянёў» Алексея Шеина, даже зомби–хоррор. Возможно ли на фоне этого возвращение к традиционным темам — война и деревня? Или это если и произойдет, то на другом уровне, по типу «Мы из будущего»?
М.Латышкевич: Один из номеров «Маладосцi» мы решили сделать «деревенским». Но поскольку наши авторы в большинстве молодые, мы поняли, что собрать целый номер на эту тему нереально, хотя были сильные произведения. Такой централизации мировосприятия на деревне, как у старших писателей, нет. И, наверное, быть не может.
Л.Рублевская: Читая произведения молодых, заметила: деревню там описывают, но обычно в завязке. Молодые герои туда приезжают и попадают в иной мир. Деревня и окрестная природа — типа портал. Для кого–то в мир мифологический, с цмоками и русалками, для кого–то — в прошлое, где князья, рыцари, мечи... Мне, городскому ребенку, в книге Серкова «Мы — хлопцы жывучыя» так интересно было читать про все эти крупорушки, манипуляции с печью — как о том же фэнтезийном мире. Но в реальной деревне того колорита уже нет. Не может вся сельская местность быть, как Дудутки или Строчицы.
М.Латышкевич: Да, если перефразировать слова Гервасия Выливахи, нельзя из всей страны сделать музей. Из последних публикаций вспоминаю рассказ Катерины Захаревич «Дзе будзеш ты». Героиня приезжает в дом, оставленный в наследство, и соприкасается с иномиром: все предки, которые когда–то жили в этом доме, могут присутствовать здесь — пока есть наследник, который не отрекся от своих корней. В таком ключе — поиск корней, память рода — о деревне писать будут всегда.
Л.Рублевская: Поэтому стенания, что вместе с традиционным деревенским укладом умрет национальная культура, язык и так далее, считаю натянутыми. Сохранять традиции не значит, что ты будешь готовить только в бабушкиной печи и носить ее «андарак». Есть ведь и современная мифология...
М.Латышкевич: Да, несколько лет назад у моих студентов был проект, посвященный современным городским легендам. Одна девушка в своей работе сравнивала легенды Перу и Минска. В фонде Учебно–научной лаборатории белорусского фольклора, где я работаю, есть студенческие практики, целиком посвященные фольклору компьютерщиков. Это очень интересно. Сленг, байки... Как во всех закрытых группах, анекдоты основываются на противостоянии знатока и профана, «юзера», или «юзверя», и программиста. А одна из наших филфаковских студенток посвятила свое исследование современным городским детским играм. Они же начинают вымирать. Сегодня дети не очень любят проводить время во дворе. Но летом я присутствовала на «Фестивале забытых игр» в Новой Боровой... Когда дети увидели, как скачут в классики, резиночки, сразу же присоединились. В этом и смысл фольклорной традиции: ее носители, даже пассивные, быстро включаются в процесс, когда попадают в нужный контекст. Так, моя бабушка, разговаривая с родственниками, тут же может перейти на дрогичинский диалект.
Л.Рублевская: А в своей прозе ты используешь фольклорные наработки?
М.Латышкевич: В сборнике «Яблоки» мифологии практически нет, разве что какие–то параллели... А в своем фэнтези — да, пытаюсь использовать.
Л.Рублевская: Дай угадаю сюжет: современные дети приезжают в деревню — и попадают...
М.Латышкевич: Нет, дети никуда не попадают. У меня вообще нет «попаданцев». Это мир, немного похожий на те, что создавал Сапковский в цикле о Ведьмаке. Перетрактовка сказочных сюжетов, с чародеями и эльфами.
Л.Рублевская: И какие они, белорусские эльфы?
М.Латышкевич: Да, как ни странно, у нас тоже есть свои эльфы. Как, впрочем, у каждого народа. Везде их называют по–разному — «добрый народ», «волшебный народ», он живет рядом, но для людей в обычных ситуациях невидим. Возможно, такие мифы возникают потому, что людям одиноко и им нужны рядом существа, во всем их лучше и могущественнее. В белорусском фольклоре есть легенда, как давным–давно, в начале времен, Бог ходил по земле. И пришел в деревню, где у одной женщины было очень много детей. Она застыдилась, что не успела всех умыть, приодеть, и, чтобы Бог не подумал, что она плохая хозяйка, «неумытую» половину спрятала. Бог погостил, ушел. Хозяйка давай искать спрятанных детей — а их нет. Они сделались невидимыми. И с того времени живут рядом видимые и невидимые люди. Когда я впервые услышала эту легенду, меня она очень впечатлила. Это ведь та же история о волшебном невидимом народе! Опять же, у нас есть «валатоўкi» — курганы, в них якобы похоронены представители древнего таинственного народа «волатаў», великанов, перестраивавших по своему желанию пейзаж. Просто такие легенды у нас не очень структурированы, а когда пытаешься связать в одно — получается целый мир.
Л.Рублевская: А внешность у белорусских эльфов какая?
М.Латышкевич: В моих повестях они называются «народ курганов». Потому что живут в местности с названием Курганово поле. Похожи на обычных людей. Но поскольку все же волшебные существа, отличаются особым цветом глаз или их глаза светятся в темноте — они ведь подземные жители.
Л.Рублевская: У упомянутого тобой Сапковского отношения между людьми и эльфами очень напряженные, трагичные. Автор на этом фоне раскрывает проблемы расизма, геноцида, ксенофобии. Как ты думаешь, почему Сапковский не фигурирует в элите мирового книжного рынка, как Урсула ле Гуин? Из–за привязки к польской литературе?
М.Латышкевич: Не сказала бы, что у него такая уж сильная привязка... Он вышел на наднациональный уровень и, учитывая его популярность в связи с выходом компьютерной игры о Ведьмаке, мог претендовать на Нобелевскую премию. Может, просто фэнтези все еще воспринимают как развлекательную литературу? В свое время ведь творчество Толкиена признали неформатным для Нобелевской премии, хотя его друг Льюис за него хлопотал.
Л.Рублевская: По–моему, после того как Бобу Дилану эту премию дали, о неформате для «Нобеля» можно забыть. Я рада, что белорусское фэнтези развивается. Ролевики у нас, во всяком случае, есть. Помню, писали мы об одной медсестре, которая считает себя эльфом...
М.Латышкевич: Да, это иногда случается с ролевиками. У меня был опыт в движении толкиенистов, но мне скорее нравится изучать лингвистические эксперименты Толкиена, придуманные им искусственные языки. Как прекрасно звучит эльфийский! Какое–то время мы с друзьями даже приветствовали друг друга на синдарине. Кстати, когда мы делали тематический толкиеновский номер «Маладосцi», составили белорусско–эльфийский словарик. На всякий случай, вдруг с эльфами кто встретится. А чтобы считать себя эльфом... Есть несколько стадий «толкиенутости». Первая — «Мне нравится творчество Толкиена!», вторая — «Мне очень нравится творчество Толкиена, он описывает все как было», третья — «Мне нравится творчество Толкиена. Но я был там, и все было совсем не так». К третьей стадии лучше не приближаться.
Л.Рублевская: Видимо, на третьей стадии начинают писать фанфики.
М.Латышкевич: Ну, сама грешна, «молод был, горяч»... Писала что–то по мотивам Толкиена. Мне кажется, все проходят такой этап: писать по мотивам. Это полезно для обучения, главное — не затягивать.
Л.Рублевская: Есть фанфики — прямо самостоятельные книги, например, «Черная книга Арды» Натальи Васильевой и Натальи Некрасовой, где мир Толкиена описывается с точки зрения темных сил.
М.Латышкевич: Мне не нравится, когда в фандомах начинают оправдывать «темную сторону». Как только появляется харизматичный злодей, сразу находятся фанаты, начинающие о нем писать.
Л.Рублевская: Но фанфикшен как раз и создают на те произведения, где что–то недоговорено. На «Преступление и наказание» фанфик написать трудно, там и так в каждом персонаже открыты бездны. А вот Северус Снейп, которого Роулинг показала эпизодически, — это же байронический, непонятый герой! Да и многие шедевры — практически фанфики. Сколько вариаций легенд о рыцарях круглого стола и короле Артуре! Апдайка, например. Все определяет мера таланта.
М.Латышкевич: Грань между мифами и реальностью на самом деле условна. Однажды в жестоком романсе нашла упоминание места — «Передол». Нашла железнодорожную станцию с таким названием, в версте от нее — деревня Передолы. То есть в основе того жестокого романса — реальные события! Меня это потрясло. Вот они, чары, магия...
rubleuskaja@sb.by
