Держу пари, что вопрос о том, кто такой Евгений Сапроненко и чем он знаменит, заставит вас сперва почесать затылок, а потом, признав поражение, пожать плечами. А между тем в первой половине 1980–х, когда гандбол минского СКА считался космическим и не было в мире команды лучше, его знали многие. Он пришел в СКА в 1979–м, спустя два года выиграв с армейцами первое в истории «золото» чемпионата СССР. Его имя неразрывно связано со СКА вплоть до 1986–го, а пара защитников Мосейкин — Сапроненко наводила ужас на всех без исключения: это были не гандболисты, а два башенных крана, вытянутые руки которых едва ли не касались потолка арены. Как тут забьешь?Александр Каршакевич, наш знаменитый Каршак, вспоминает, что молчун Сапроненко рождал слова с муками, точно так же, как и голы, которых за карьеру забросил считанный десяток. Основным текстом долговязого парня были три нехитрых предложения, которые тем не менее выражают всю суть характера и манеру игры этой каланчи: «Подними руки. Никуда не бегай. Стой потиху в защите». В атаки почти не подключался: «Ленился», — уточняет Каршак со свойственной ему остротой наблюдения. Впрочем, в каждой истории есть исключения, и однажды Сапроненко выдал нечто феерическое, отоварив в Кубке чемпионов «Стяуа» — наколотил в ее ворота аж 10 мячей!
— Дело было в Румынии. Михута поехать не смог, место полусреднего освободилось. Миронович выпустил меня.
— Это самый запоминающийся матч в вашей карьере?
— Да бог его знает.
— Вы, я вижу, не особенно любите вспоминать те дни?
— Да я как из гандбола ушел, так и все. Теперь с бывшими партнерами вижусь, только когда выпить приглашают на эти, как их, праздничные мероприятия...
Евгений Сапроненко сегодня — это угрюмые 202 сантиметра былой гандбольной славы. Первый вопрос, который он мне задал, когда мы поднимались по редакционной лестнице в мой рабочий кабинет, не был оригинальным: «Почему я?» Задать его Евгений Михайлович имел, пожалуй, полное право, ведь ни одного интервью в своей жизни он до сих пор не давал. Да и вообще, кажется, уже сам забыл, что когда–то был в его жизни такой славный отрезок, как игра в великом СКА.
— Я не большой любитель говорить, — сразу предупреждает он и подтверждает свои слова буквально тут же, не желая с головой нырять в прошлое и вылавливать там жемчуг своих лихих воспоминаний. Впрочем, один прорыв в мощную оборону его неразговорчивости все же заставил Сапроненко блеснуть глазами. Это был редкий момент, когда он говорил без остановки минуты три, с живостью и красочно, рассказав историю своего ухода из СКА, армии и гандбола. Честно предупредив при этом, что случай сей окраску имеет «исключительно политическую».
— Дело было на улице Ленина, возле ГУМа. Пришел ко мне в гости приятель. Мы посидели. Трохи выпили, конечно. И я пошел его проводить. Стоянка такси была через дорогу. До ближайшего перехода — метров двести в обе стороны. Мы — напрямки. Посадил приятеля, отправил и обратно — той же дорогой. Жена меня еще в арочке поджидала, так я ей приветственно так ручкой махаю и иду себе через дорогу. А в это время, на мою беду, как раз Николай Слюньков проезжал — первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. Ну и машина сопровождения, конечно, рядом. Гаишники. Меня и повязали. «Ты, — говорят, — зачем это, подлец, секретарю ЦК ручкой махал, а?» А я знать ничего не знаю: какой Слюньков, какой ЦК? «Жене, — говорю, — любимой махал. А что выпивши слегка — это да, не отрицаю». В общем, сделали из меня террориста. А когда узнали, что я военный, числился–то прапорщиком, отправили на гауптвахту, где и продержали три дня. Вот и все.
— И чем дело кончилось?
— Хотели даже звания мастера спорта международного класса лишить. Но тренеры на защиту стали: «Это что ж, — говорят, — за логика такая. А если слесарь шестого разряда напьется, его что, тоже разрядности лишать?» В итоге меня уволили из армии, а заодно и из команды. Проводил, называется, товарища до такси.
— Сильно переживали?
— Мне 28 лет к тому времени было. В принципе, я уже наигрался, гандбол успел надоесть. Жаль только, что случилось это незадолго до того, как меня должны были отправить на «заслуженную спортивную пенсию», как тогда называли командировки в ГДР, в ГСВГ. Вместо заграницы и хорошего пайка остался у разбитого корыта.
— Куда устроились?
— В РТИ.
— Преподавателем?
— Да каким там к черту преподавателем! Техником на телефонной станции. Потом электриком. Я и в «Зеленстрое» работал, и дворником. Три месяца. Мел улицы в районе площади Победы. Неловко иногда было, люди узнавали, подходили. «Ты чего?» — спрашивали. «Да вот, — отвечал, — мету...»
— А сейчас?
— Безработный. Живу кое–как. До официальной пенсии еще далеко, а спортивную не дают. Приходится экономить. Это не раньше, когда по заграницам разъезжал. Туда везешь водку (7 рублей за бутылку), покупаешь джинсы, которые тут продаешь по 180 рэ за штуку. Чистая контрабанда, но нас никто не проверял. Вот вам и прибавка к зарплате.
Так уж получилось, что начали мы с конца, с заката гандбольной карьеры, тогда как и ее восход получился тоже довольно неожиданным. Хотя и совсем без политической подоплеки.
— На втором курсе института меня призвали в армию. В 19 лет. Я сам минчанин, родом с автозавода. До армии гандбольный мяч даже в руках не держал, а вот весло — приходилось, пытался заниматься академической греблей.
— И как же вас в армейский гандбол занесло?
— Посадили в «уазик» и отвезли в Уручье. Пришел Спартак Миронович, глянул на меня снизу вверх и сказал: «Приходи». Я пришел. «Бегай!» — сказал мэтр, и я бегал. Долго и упорно. Пока не дали в руки мяч со словами: «Ну–ка, брось». Так и втянулся.
— Тяжело было?
— Ничего особенного. Вся тяжесть службы заключалась в том, что жали сапоги, пришлось полгода в них все же походить. А так — чистая фикция. Я, например, числился в Бобруйске командиром танкового взвода. Можете себе представить: где я и где танк? Да я со своим ростом даже наполовину в него не вмещусь!
— В материальном плане гандбол вам много дал?
— Да ничего он мне не дал. Квартиру не получил, нынешняя, возле ГУМа, от жены осталась, там и живу. Денег тоже не заработал. Хотя насчет жилплощади — сам виноват. Жениться нужно было раньше, тогда бы и ключи получил, с этим в СКА проблем не было. А холостым квартиры не давали, чтоб пьянки не устраивали.
— А что, могли загулять?
— А кто не пьет?
— И курили?
— Было два человека, которые не курили. Пока не выпьют.
— А как Миронович на это смотрел?
— А что он, всех разгонит? С утра пьяных не было. Правда, после Нового года всегда приходили слегка подшофе. В футбольчик побегаешь, в баньку сходишь — и на пиво. Бывало, даст тренер задание — кросс бежать. Забежишь легкой трусцой за деревцо, станешь, покуришь — дальше побежал. Молодой Костик Шароваров в Румынии за вином нам бегал: 6 бутылок, потом еще 6, потом еще... Но никто не напивался, конечно. Так, слегка.
— У вас остались награды, кубки, медали?
— Сперли.
— Кто спер?
— Грузины какие–то. Жена пустила пожить, комнату сдала. Пожили да и уехали вместе с моими медалями.
— Как сейчас ваш день проходит?
— А никак. Встаю часов в восемь. Поел. Телик посмотрел. Друзей–соседей почти не осталось, квартиры у ГУМа дорогие, многие разменялись, съехали. Так и ждешь вечера. Скучно. Пойду, наверное, куда–нибудь на работу устраиваться. Электрики пятого разряда сейчас много где нужны.
— А в чем, на ваш взгляд, был феномен того легендарного СКА, в чем его сила?
— Да черт его знает. У вас закурить есть?
s_kanashyts@sb.by
Советская Белоруссия №161 (24542). Вторник, 26 Августа 2014.
