Если же особо любознательный товарищ захочет узнать о пуще побольше, его ждет немало неожиданностей и загадок. И, пожалуй, первая из них, с которой он столкнется в своих исследованиях, — в самом названии Национального парка. Почему пуща — “Беловежская”? Значит, где-то рядом есть белая вежа (белорусское название башни). Причем башня эта (или хотя бы руины ее, или оставшиеся о ней воспоминания) должна быть очень древней: пуще-то с названием вместе уже более пятисот лет... Вот тут и начинается самое интересное. Вежа в окрестностях пущи имеется — да какая! Настоящая пограничная крепость 1276 года постройки. Высота — около тридцати метров, стоит на горе, низкие облака просто цепляются за ее прямоугольные, по всем правилам средневековья выложенные зубья. Стоит она в центре города Каменец Брестской области, в нескольких километрах от начала пущи (сердце белорусской Беловежи — в Каменецком же районе, в деревне Каменюки, где находятся все исследовательские лаборатории Национального парка). Короче, все сходится, вежа, давшая пуще название, найдена...
Да не тут-то было! Вежа — не белая, и белой никогда за все семьсот тридцать лет своего существования не была. Выложена она из красного, как пасхальное яйцо, кирпича. Так что ошибочка вышла...
Но тут, я полагаю, незадачливый исследователь белорусской топонимики вряд ли останется разочарованным (если он на самом деле человек любознательный). Потому что и у самой вежи, и у ее ровесника — Каменца, потрясающая история, которой может похвастаться даже не всякая древняя столица.
“Град каменный среди пустыни”...
История возникновения Каменца напрямую связана с родовым проклятием. Причем в далеком XIII веке она так впечатлила современников, что они зафиксировали ее в галицко-волынской летописи.
Началось все с того, что сын короля Литовского Миндовга (а столица королевства была в Новогрудке) Войшелк решил стать монахом. После смерти отца он еще некоторое время управлял своими землями, но потом удалился от мирской суеты в монастырь (в деревне Лаврышево Новогрудского района Гродненской области до сих пор хранятся воспоминания об этой древней обители). Отрекшись от дел земных, князь-монах передал право на правление своему зятю — Шварну Даниловичу. Что, однако, очень не понравилось брату последнего — князю Галицкому Льву Даниловичу, который в родстве с Войшелком не состоял, но претензии на власть почему-то имел. Он решил жестоко отомстить Войшелку, что тот избрал преемником не его, а брата, а если говорить проще — убить святошу. Причем замыслил он это сделать не у себя в доме, куда Войшелка ему было не заманить, поскольку монах догадывался, что галицкий князь наточил на него зуб и меч.
Лев Данилович пригласил Войшелка в гости не к себе, а к соседу — князю Волынскому Васильке. Войшелк принял приглашение, но, никому не доверяя, потребовал у хозяина гарантий своей безопасности. Ничего не подозревающий о вероломных планах Льва Даниловича, Василько пообещал, что с гостем ничего не случится.
А ночью люди Льва Даниловича убили Войшелка прямо в монастыре, где он остановился. Умирая, князь-монах изверг страшное проклятие. Но не на голову своего убийцы, а на того, кто обещал, что ничего на случится, — на князя волынского, его род и его город Владимир-Волынский.
В то время проклятие монаха, да еще в стенах монастыря считалось смерти подобным. Спасаясь, князь Василько удалился в пустошь и стал жить отшельником в надежде вымолить себе прощение. Не помогло: в скором времени князь отошел в мир иной, оставив сыну Владимиру в наследство свои земли и проклятие.
Всю свою жизнь Владимир Васильевич посвятил тому, чтобы от этого проклятия избавиться. Он строил храмы по всему княжеству, помогал обездоленным, во время голода помог провиантом даже враждебному племени ятвягов (что в те жестокие времена считалось неслыханной щедростью)... Но внутренний голос подсказывал князю, что этого недостаточно. И тогда он стал искать совета в Библии. Открыл Книгу Книг наугад и прочел: “Возводить грады каменныя среди пустыни”. Князь посчитал это прямым руководством к действию и на равнине у огромного непроходимого леса на берегу реки Лосна приказал заложить “град каменный” — Каменец.
Правда, князю это мало помогло. Спустя несколько лет он умер, не оставив наследников, от страшной болезни: незаживающая язва буквально выела ему всю нижнюю челюсть. Но через несколько месяцев, когда гроб князя вскрыли, его тело было нетленным и благоухало. В княжестве его почитали как святого. А в Каменце — особенно. И современные горожане вспоминают его добрым словом. Правда, памятник в центре города, у подножия вежи поставили зубру и Алексе — это он, славный зодчий, по свидетельству той же летописи, и строил по княжескому слову город и вежу. Вместе с тысячами безымянных, о ком летописи умолчали.
Столп каменецкий
От того, первозданного Каменца только вежа сегодня и осталась. Беларусь вообще не может похвастать большим количеством архитектурных памятников. Да и те что сохранились, — это чудо, промысел Божий. По этой земле прокатилось столько разрушительнейших войн, что именно так, пожалуй, нужно все, что на ней с далеких веков осталось, называть. Каменецкая вежа, или, как ее внушительно и коротко называют местные жители, — столп, — одно из таких чудес. Приезжающие в Каменец туристы из Европы, те же англичане, у которых на их спокойном острове таких старых башен — сотни, смотрят и... не верят глазам своим и тому, что столпу — более семисот лет. Зная историю, и зная, что в Беларуси памятники такого возраста можно пересчитать на пальцах одной руки, поверить действительно сложно. А если еще узнать, сколько раз город осаждали крестоносцы и крымские татары, а еще о том, что археологический пласт Каменца XIV века — сплошная выгоревшая черная земля, и вспомнить о последней войне, когда от того же Минска остались почти одни руины, а в городке Лиозно не осталось ни одного дома вообще... Вежу действительно хранил Бог. И, конечно же, люди, которые не давали ей рухнуть с ее подоблачной высоты.
Несколько сотен лет башня, утратив свое оборонительное значение, стояла забытая и заброшенная. В начале прошлого века ее могли очень даже просто разобрать на кирпич. Но в пущу на охоту зачастил император Николай II, и местный священник Лев Паевский обратился к нему с нижайшей просьбой — помочь в ремонте местной церкви и обратить внимание на заброшенную всеми башню. Царь заинтересовался историей столпа, и вскоре из императорской казны на счет Русского археологического общества была перечислена сумма, вполне достаточная, чтобы провести реставрацию. За два года работ под руководством архитектора Суслова и реставратора Покрышкина вежа вернулась к жизни. Она сумела по-настоящему удивить видавших виды реставраторов: деревянные перекрытия внутри сохранились в ней с ХIII века, (а 22 каменные ступени, положенные когда-то Алексой и соратниками, живы до сих пор!).
Во время последней войны столп не пострадал только чудом. В 41-м фашисты заняли город в первый же день без боя. А в 44-м наши войска так быстро наступали, что гитлеровцы просто не успели взорвать мины, которыми щедро нашпиговали башню перед отступлением...
Как вежу под пущу “подгоняли”
Правда, на этом злоключения вежи не закончились. В 50-х годах ее было приказано покрасить в белый цвет. Чтобы соответствовала названию пущи: дескать, существует официальная версия, что название заповедного леса именно от каменецкой башни и происходит. Автором названной “официальной версии” был русский историк Карцев. Фактически, он эту версию просто придумал и выдал за неоспоримую в своей книге, посвященной 300-летию дома Романовых. Очень сомнительно, что господин Карцев видел башню своими глазами, но поскольку другой вежи в окрестностях пущи не было, он решил, что легче “покрасить” ту, что есть, чем неизвестно где искать сведения о более подходящей. Так же решили после войны и местные власти, покрасив башню в белый цвет и решив тем самым проблему символа пущи (вместе с зубром зубчатые края каменецкого столпа надолго сохранили за собой этот почетный, но не совсем правдоподобный статус).
Впрочем, скоро и районное начальство поняло абсурдность той “тематической” покраски. Столп больше не красили. Но и мыть не спешили. Краска попалась прочная, поэтому пару последних десятилетий вежа была непонятного серо-буро-малинового цвета. И только в середине 90-х, когда большие и маленькие белорусские города начали преображаться и наводить порядок, вспомнив о своем достоинстве, вежу почистили. Делали это альпинисты, спускаясь на веревках с 30-метровой высоты, отскребая каждый кирпичик. Зато теперь столп каменецкий — как новенький. Во всей своей яркой пасхальной красе. А внутри — филиал областного музея с обзорной площадкой наверху.
Историки говорят, что в этих местах немало топонимов со словом “белый” и, вполне вероятно, когда-то где-то была настоящая белая вежа, давшая название пуще. Но это всего только слова, не подкрепленные пока никакой находкой. Поэтому белой вежей по-прежнему называют каменецкую. В Бресте ежегодно проводится международный театральный фестиваль “Белая вежа” и эмблема его... правильно: столп каменецкий.
Есть у фестиваля традиция: если кто-то из участников привез постановку Шекспира и погода позволяет, смотреть ее едут в Каменец. Играют у подножия вежи, а сама она служит декорацией разыгрываемым страстям пятисотлетней давности, подобные которым она, вполне вероятно, видела “вживую”. Вот это, поверьте, действительно впечатляет.
