...Повествует Вера Прокашева о себе так, словно речь идет не о ней самой. Как будто просматривает она кадр за кадром хронику жизни человека, чья духовная биография известна ей досконально. И со стороны судит о его делах и поступках.
– Мои родители – люди героические. Мама была связной, а потом и бойцом партизанского отряда. А командовал отрядом мой отец, командир Красной Армии. У отца 12 ранений. Последнее (пули прошили обе ноги) едва не стоило ему жизни. Отряд базировался в Налибокской пуще. Отправить раненого на «большую землю» никакой возможности не было. А гангрена неминуема... Спас отца от ампутации ног, а может быть, и от смерти отрядный фельдшер. Люди называли его знахарем. Он вылечил командира своим, одному ему известным методом...
После войны райком партии направил коммуниста Акима Прокашева в Столбцовский район. В деревне Старина, что в сорока километрах от райцентра, ему предстояло стать первым председателем колхоза «За мир». Вот в этой уютной деревеньке и прошло мое детство…
…В школе мне казалось, что в моей голове происходит что-то не так. Наверное, «шарики» вращаются не в ту сторону. Мои одноклассники пыхтят, напрягаются над решением простейшей задачки, а я гляну – и готово. Помню, как меня, третьеклассницу, директор школы брал за руку и вел в шестой класс. Подводил к доске, где написаны условия задачи, и с подбадривающей улыбкой говорил: «Ну, Верочка, давай!» И вот «решальница» задач, которая едва дотягивалась до полки классной доски, где лежали мелки и тряпка, не имея малейшего представления о существовании каких-то формул, необъяснимым чутьем находила верный путь решения. Шестиклассники смотрели на меня, как на фокусника. «Молодец, Верочка! – с ликованием в голосе произносил директор и обращался к классу: – Вот как надо решать задачи!»
Отец мой родом из Удмуртии. И конечно, ему очень хотелось вернуться на родину. Когда его сменил специалист с сельскохозяйственным образованием, мои родители, три младших сестры и бабушка уехали в Ижевск.
А я и старшая сестра Галя продолжали учебу в Столбцовской средней школе. Отец снял для нас комнату в коммунальной квартире, оставил на пропитание пару мешков картошки и мешок муки, а деньги вручил хозяйке. Она выдавала нам каждый месяц по пять рублей. И конечно, мы их тут же просаживали на конфеты. (Правда, и одноклассников щедро угощали.) Питались в основном картошкой. Из муки делали болтанку, которую называли мочанкой. В общем, жили не тужили. И с учебой было все в порядке.
После семи классов я решила поступать в Минский архитектурно-строительный техникум. Сдала экзамены, по баллам проходила. И тут меня «обрадовали»: не могут, видите ли, зачислить Прокашеву в техникум по возрасту (мне исполнилось только тринадцать). А куда же вы смотрели, когда принимали документы? Ну ладно. Вернулась в Столбцы, проучилась еще год. Но не выдержала моя душа разлуки с родителями. И я укатила в Ижевск. Это было мое первое самостоятельное большое путешествие. Не без приключений добралась до столицы Удмуртии и поняла, что я многое могу.
Школа № 31 в Ижевске, где я училась, была с физико-математическим уклоном. Задачи любой сложности я решала легко. В классе меня обожали. Потому, наверное, и выдвинули мою кандидатуру в состав горкома комсомола.
Два года промелькнули, как два солнечных дня. Вот и аттестат зрелости на руках. Над нашей школой шефствовал Московский физико-технический институт. Школа выдала мне рекомендацию для поступления. Но что-то подсказывало мне не делать этого. Ехать в Москву без паспорта (мне тогда не было 16) весьма рискованно. Тогда куда? А в родной БГУ! 3 июля 1963 года с трепетом в душе я поднялась по ступенькам в главный корпус университета. Подала документы на математический факультет. И вот уже 56 лет хожу я по ступенькам университета, ставшего для меня и родным домом, и храмом, где я служу науке и образованию. БГУ – это особый мир, особая атмосфера, в которой жить и творить – великое счастье.
У героя поэмы «Мцыри» М. Лермонтова была «одна, но пламенная страсть». У меня их три: туризм, комсомол и стройотряды. Страсть – не долгоиграющая пластинка. Вспыхнув, может погаснуть без следа. А у меня, как заболевание... Нынешней весной выкроила пять дней – и на Тянь-Шань. Ну, пройдись туристской тропой, полюбуйся красотой неземною, надышись всласть воздухом, который ни с чем невозможно сравнить... Так нет же: мне этого мало. Хочу подняться к водопаду Медвежий. А это – 3800 метров над уровнем моря. «Вера, ты это сделаешь!» – даю себе установку. И сделала...
Когда я вижу студентов в стройотрядовской форме, с трудом себя сдерживаю от восклицания: «Привет, бойцы!» Прошлое наплывает так стремительно, что его не отличишь от настоящего.
...На первом курсе мне поручили вручить цветы бойцам целинного отряда. В моих глазах все они люди необыкновенные. Как космонавты. Эшелон подошел к вокзалу. Из вагонов на перрон выпрыгивают веселые, радостные и бесконечно счастливые ребята. Чуть-чуть постарше меня. «Я буду не я, если не стану бойцом целинного отряда», – зарубила я себе, что называется, на носу. И стала. Не бойцом, а комиссаром интернационального отряда. Случится это на четвертом курсе (1967 год). Я уже была секретарем комитета комсомола математического факультета. Прошла профессиональное обучение, освоила кладку.
Целина встретила нас страшной жарой. Воздух раскален, как в печи для обжига кирпича. Земля потрескалась. В то лето погибли все змеи. Как будто зажарились на гигантской сковородке...
Воду в отряд подвозили на... бензовозе. И для мытья, и для питья, и для готовки. Все вокруг нас (да и мы сами) пропиталось бензином. Такая вот романтика... Нелегко было просто дышать. А каково под палящим солнцем на строительных лесах ворочать тяжеленные (12–14 кг весом) саманы (кирпич-сырец особого сорта. – Прим. ред.)? В поселке Шаптыкуль (Уральская область) мы строили дома. И делали это на совесть.
В тот день в паре со мной работал кубинец Борис Лосерно. (На родине станет государственным деятелем.) Мы уже дошли до верхнего ряда, как кто-то из ребят предупредил: «Вера, проверка!» К объекту подкатывает шикарная «Волга», а за ней – еще несколько машин. «Это не проверка, – промелькнуло в голове. – Штабисты на таких машинах не ездят». А у нас не все ладно с техникой безопасности. Под доску, что прогибалась, мы поставили элементарную подпорку. А это нарушение. «Борис!» – кричу напарнику. Тот понял, что надо заметать следы. Мгновенно спустился с лесов и выбил подпорку. Доска пошла вниз. Саман, который я держала на вытянутых руках, выскальзывает и, проехав по лицу, падает на леса. И тут я в сердцах выдала... «Ну, сильна ты, мать, в матах...» Оборачиваюсь. Евгений Михайлович Тяжельников, первый секретарь ЦК ВЛКСМ... Нос кровоточит, в глазах слезы: надо же так опозориться... А Евгений Михайлович достает белоснежный носовой платок, промокает мой несчастный нос и так миролюбиво, по-отечески успокаивает: «Ничего. Заживет. И не такое случается...»
Через семь лет я опять вернулась на целину, но уже командиром зонального отряда. Интернациональная же тема продолжится и на следующее лето. 15 парней и 3 девушки из БГУ в составе интеротряда работали в Германии. Парни – на строительстве тоннеля. А девушек определили официантками.
Так начиналась моя стройотрядовская эпопея, которая длилась 18 лет. Маршруты моих ССО разбросаны по всей великой стране: Петропавловск-Камчатский, Томская область, БАМ, Якутия... Особая страница трудовой летописи студентов – Молдавия. Каждое лето туда выезжали по 5 тысяч белорусских студенток. Недаром космонавт Владимир Коваленок на своей дарственной фотографии сделал такую надпись: «Верочке, командарму девичьей армии».
Когда меня спрашивают, можно ли жизнь выразить какой-то формулой, я отвечаю так: «Проснулся утром – скажи спасибо Всевышнему. И радуйся жизни каждый день, каждый час, каждую минуту. Жить – это прекрасно».