Честно говоря, мне казалось, что споры физиков и лириков остались в далеких шестидесятых. Но вдруг выяснилось, что «по спирали» проблема вернулась.
На самом деле упомянутые споры по большей части надуманны. Сам корень слова «технология» — техне — первоначально означал «искусство». Но факт остается: все меньше абитуриентов хотят быть чисто филологами, библиотекарями и т.д. Зато осваивать программирование и прочие престижные профессии выстраиваются в очередь. Сокращается набор на гуманитарные специальности и увеличивается на технологические, при этом понижается общий уровень «непрестижных специалистов».
Так нужны ли сегодня гуманитарии и в чем соль нынешнего конфликта физиков и лириков, если он, конечно, есть? Об этом в рубрике «Четыре угла» собрались поговорить Анна БУТЫРЧИК, заведующая кафедрой зарубежной литературы БГУ, Оксана БЕЗЛЕПКИНА, доцент кафедры литературно–художественной критики Института журналистики, Иван СЮЛЬЖИН, преподаватель кафедры интеллектуальных систем БГУ, и я, писатель–обозреватель Людмила РУБЛЕВСКАЯ.
Четверо участников, четыре вопроса, одна проблема.
Изменились ли контингент и количество тех, кто поступает на гуманитарные специальности, и почему?
Л.Рублевская: Согласно социологическому опросу абитуриентов, самые популярные профессии — специальности экономического профиля. Далее — здравоохранение, правоведение и экономическое право, специальности факультета прикладной математики и информатики, международные отношения, информационные технологии, архитектура и строительство. Филология на девятом месте, журналистика — на пятнадцатом... Вроде бы ничего страшного — филология даже более популярна, чем радиофизика. Но если веб–журналистикой или переводческой деятельностью хотят заниматься многие, то преподавать литературу в школе — увы... Школьники упорно хотят идти в экономисты и юристы, хотя специалистов девать некуда и набор на этот профиль сократили.
О.Безлепкина: Во–первых, всегда будут люди, у которых нет способностей к точным наукам. Во–вторых, нужно учитывать последствия демографического спада, которые будут сказываться еще около шести лет. Абитуриентов станет еще меньше.
Л.Рублевская: Ученые, исследующие феномен 1960–х годов в Советском Союзе, считают, что тогда произошел кризис ментальности. Похоже, сегодня он тоже происходит, вот и меняется мода на профессию.
О.Безлепкина: Но почему за счет гуманитариев? Фантасты нередко изображали будущее, в котором победила техногенная цивилизация, как кризис человечества.
И.Сюльжин: Еще Айзек Азимов в тех же 1960–х описывал общество, в котором люди друг с другом не контактируют. Но я считаю, что, если такое случится, в этом будут виноваты не технари. Наоборот, они делают очень много, чтобы технологии способствовали социализации. Когда мы, будущие программисты, поступили в лицей БГУ, с трудом учились общаться друг с другом. Когда я уже сам работал в лицее, видел, что у нынешних учащихся это происходит гораздо легче благодаря социальным сетям.
Г.Бутырчик: Негуманитарный тип социализации, я бы сказала.
И.Сюльжин: Вы так говорите, будто в этом есть что–то плохое.
Л.Рублевская: Мне кажется, сегодня отделить гуманитария от негуманитария достаточно сложно. В сети есть мем — «гуманитарный синдром мышления» (ГСМ), носитель которого считает себя очень духовным и презирает технарей. Обладателя ГСМ не путать с гуманитарием!
О.Безлепкина: Я окончила с золотой медалью школу с физико–математическим уклоном. Наши выпускные экзамены были вступительными в БГУИР. Я бы справилась с программой, но то, что была бы глубоко несчастна, это точно.
Л.Рублевская: А не являются ли такими глубоко несчастными многие, кто сегодня поступает на престижные технические специальности?
И.Сюльжин: Да, среди тех, кто оканчивает эти специальности, хватает и профнепригодных, и выбравших не подходящую им профессию.
О.Безлепкина: Престиж профессии определяется ее оплатой. Встретила знакомого, который окончил филфак и был бы неплохим филологом. Оказалось, работает тестировщиком: «семью кормить надо».
Л.Рублевская: То есть проблема не в том, что вдруг исчезли гуманитарии. А в том, что в обществе вечно перекос то в одну, то в другую сторону. Некоторые специальности делаются непопулярными, мало оплачиваются.
О.Безлепкина: Журналистов, к примеру, меньше не делается. Когда в конце 1970–х на журфаке училась моя мама, на курс набирали человек 70, сейчас — 200. Правда, пять лет назад набирали 250 — 300. И если сейчас снижается количество желающих прийти к нам, так, извините, это объяснимо. Демография... Я посмотрела статистику: у нас сегодня 24 процента парней, еще несколько лет назад было намного меньше. Это радует. Ведь, как известно, если из профессии уходят мужчины, значит, из профессии ушли деньги. Только 14 процентов студентов — из деревни. Каждый третий — бывший лицеист. 4 процента — из ссузов, ПТУЗов. 35 процентов — с аттестатом со средним баллом 9 — 10. Конкурс на наши специальности около 3 человек на место. 2,6 — на аудиовизуальные CМИ, то есть «хочу в телевизор», и 2,8 — на информацию и коммуникацию, то есть «хочу в пиарщики, в рекламу». Популярны новые специальности вроде веб–журналистики. Высокий конкурс и на литературную работу, но скорее из–за того, что там мало бюджетных мест.
Л.Рублевская: Причем в редакциях зачастую работают люди, которые не имеют диплома журфака. Они просто умеют писать.
И.Сюльжин: На радиофизику конкурсы небольшие, но проходной балл на факультет 250 — 300. В БГУИР на КСИС, где готовят программистов, — примерно 350 баллов.
О.Безлепкина: Ну на журфаке проходной балл в зависимости от специальности от 240 до 347.
И.Сюльжин: В БГУИР не редкость группы без девочек. В БГУ на радиофизическом, в принципе, тоже такое бывает. Но есть и другой аспект. В профессию программиста приходят много людей, которые не обладают нужным интеллектуальным уровнем. Они могут что–то делать только из шаблонов. Однако в первую очередь нужны те, кто станет эти шаблоны писать. Недавно заместитель директора Парка высоких технологий сказал, что Беларусь сейчас может «потянуть» в 10 раз больше программистов, чем есть.
Л.Рублевская: А сколько страна может «потянуть» гуманитариев?
А.Бутырчик: На сегодняшний день набор на филфак значительно меньше, чем раньше. На белорусскую филологию — 10 — 15 студентов.
О.Безлепкина: А 10 лет назад набирали 100...
А.Бутырчик: А 20 лет назад — 150. Но нужно учитывать, что появились новые отделения. Например, славянской филологии, белорусско–польской. В общей сложности получается 50 человек. С русской филологией ситуация немного лучше: 35 человек на русском отделении, 10 — на белорусско–русском. Самые престижные специальности на филфаке — это восточная филология, китайская. Есть конкурс на английскую филологию. По 10 человек набираем на немецкую, французскую, итальянскую и так далее. Изменился социальный статус студентов. Еще несколько лет назад это были преимущественно городские жители, дети учителей, сейчас — сельчане.
Справка «СБ»
Выпуск специалистов из государственных вузов в 2013 году составил 69.527 человек, что на 3.021 меньше, чем в 2012–м.
Данные сайта Министерства образования.
Каковы перспективы гуманитарных профессий?
А.Бутырчик: Не все на сегодняшний день понимают, что филологи — это не исключительно школьные учителя. Три основные специализации нашего филфака — литературно–редакционная деятельность, компьютерное обеспечение и деловая коммуникация. Многие идут в журналистику. Многие — в рекламу. Становятся переводчиками. Филологическое образование и добротное изучение литературы формируют личность, которая в любой сфере может себя проявить. К сожалению, абитуриенты не ожидают, что приходится знакомиться с огромным количеством литературы, с историей и культурой народов. Поверьте, старославянский язык не менее сложен, чем математика. Филологи тоже решают задачи!
И.Сюльжин: Однако распределяются филфаковцы, насколько я знаю, в основном учителями?
А.Бутырчик: Да, причем ситуация очень странная. В Минске, например, не хватает преподавателей русского, белорусского языков. Но городской комитет по образованию не дает запросов на выпускников филфака. Потому что ни один директор не хочет «покупать кота в мешке», предпочитая «старые кадры». Часто студенты–минчане уезжают на работу за пределы Минска, бывает свободное распределение или вообще в детские садики.
Л.Рублевская: Нужно помнить, что есть разделение и внутри гуманитарных наук. Есть Social Sciences: политология, социология, право, экономика, психология, криминалистика, то есть социальные науки, весьма популярные сегодня, и Humanities, то есть гуманитарные науки, связанные с культурой, — филология, история, философия.
А.Бутырчик: В программе экономических и технологических вузов большой процент гуманитаристики. В Высшей школе экономики в Москве одна из самых сильных кафедр филологии в мире. При этом не только у нас сокращаются гуманитарные специальности — такие же процессы идут в Германии, Канаде, США. Но любой престижный технический вуз мира гуманитарных курсов не отменяет.
И.Сюльжин: Физика тоже формирует мировоззрение. Физики тоже могут применять свои знания в любой области. Я работаю в фирме, оценивающей финансовые риски. Нередко мои коллеги идут в финансовое дело. Как и у филологов, у них есть своя мощнейшая база — умение выстраивать модели Вселенной, что можно распространить на любую сферу жизни.
Л.Рублевская: На конференции в Институте журналистики прозвучало, что, по сведениям «Форбс», десятка самых богатых людей мира вообще не имеет высшего образования.
И.Сюльжин: Потому что оно им не нужно. Они занимаются самообразованием. А физики больше работают по специальности просто потому, что им там платят, есть возможности для реализации. А если у библиотекарей два миллиона зарплата, возникает необходимость искать другую работу.
А.Бутырчик: Но и физик, который преподает в школе, сколько получает?
И.Сюльжин: Мало.
А.Бутырчик: То есть мы находимся в одной лодке. Если представить общество в виде этой лодки, на одном конце которой находятся физики, на другом — лирики, если кто–то из них сойдет — лодка утонет. Должна быть золотая середина. Не важно, кого ты учишь, — физиков или лириков. Проблема в том, что утрачивает престиж профессия учителя. Хорошие специалисты преподаванием могут заниматься только как хобби.
О.Безлепкина: При сохранении тенденции есть риск разрушения системы образования. В непрестижную профессию будут приходить или учителя по призванию, специалисты, которые могут себе это позволить, или те, кто не нашел другой работы. Плохой учитель не может подготовить хорошего ученика. А если в преподавании останутся только неудачники, уровень обучения будет соответствующим.
И.Сюльжин: Я преподаю потому, что мне это нравится.
А.Бутырчик: Как любил повторять один учитель, «мы счастливые люди, потому что у нас хобби совпадает с профессией». Но приходят молодые, более прагматичные. Выживать за счет хобби им не подходит.
О.Безлепкина: Будут заниматься ради денег нелюбимым делом и половину заработка отдавать психологам.
Л.Рублевская: Мне кажется, перспектива в том, что и далее будут возникать специальности на пограничье чисто гуманитарного и технического, социального.
О.Безлепкина: Да, на истфаке уже есть специальности, связанные с туризмом, у нас — с компьютерной деятельностью.
Л.Рублевская: Как пишут в сети, «технарь, разбирающийся в искусствоведении и умеющий бренчать на гитаре, вызывает у всех такое же искреннее уважение, как и гуманитарий, хоть немного знающий матан (математический анализ). Что характерно, в этом случае у человека обычно сразу пропадает желание участвовать в физико–лирических холиварах, так как исчезает комплекс неполноценности». «Синтетический» человек с одинаково развитыми правым и левым полушариями, как у гигантов Возрождения вроде Леонардо да Винчи, — таким должен быть человек будущего.
Что произойдет, если количество и качество специалистов–гуманитариев резко сократится?
О.Безлепкина: Можно говорить, что результат трудов гуманитариев незаметен, руками не потрогать, потому что мы «окутаны» ими, уже не замечая, принимая как должное. А вот если чисто гипотетически гуманитарии исчезнут, тогда станет понятно, что потеряно. Правда, будет поздно. Образуется мир людей, которым не важно, кто они.
И.Сюльжин: То, как выглядит мир, по большей части создают технари. Сколько бы политологи и социологи ни говорили про социальные формации, общество менялось тогда, когда появлялись более продвинутые технологии.
О.Безлепкина: Иногда общество меняется под воздействием идей, взять, например, христианство. Иногда технологии неотделимы от гуманитарного наполнения. Что более значимо в книгопечатании: печатный станок или содержание книги? А гуманитарии, в сущности, отвечают и за национальную идентичность, за национальную идею.
И.Сюльжин: Среди технарей тоже очень много людей, которые интересуются национальной историей и культурой.
А.Бутырчик: Но откуда берется знание истории и культуры?
И.Сюльжин: Да, из книг. Но на вопрос, что произойдет с обществом, если количество гуманитариев резко сократится, я ответил бы не так, как вы. Считаю, у нас сейчас слишком много выпускается специалистов–гуманитариев. Пусть их будет меньше, но тех, которые действительно понимают свой предмет.
А.Бутырчик: Представьте, Иван, что вы — ректор университета. У вас есть технические кафедры, которые на своих проектах зарабатывают деньги. И есть филологи, которые в принципе заработать не могут, их нужно подкармливать за счет других кафедр...
Л.Рублевская: Орхидея, прекрасный паразит...
А.Бутырчик: Вы можете взять у технарей сколько–то процентов финансирования и дать филологам?
И.Сюльжин: Глядя на то, в каких условиях находятся сейчас наши технари (а они в условиях тоже неидеальных), я бы максимум средств кинул на то, чтобы им помочь, потому что они могут эти средства «отбить». А уж гуманитариям — излишки, потому что это все же... «орхидея».
Л.Рублевская: Читала такую байку: профессор Харьковского университета, специалист по дискретной математике, не любил философский факультет. Декан философов, чтобы доказать исключительность представляемой им науки, предложил профессору самому окончить их факультет. А тот взял и за год окончил! На самом деле проблема — в уровне интеллекта и ответственности, а не в типе мышления.
О.Безлепкина: В БГУ обсуждали целесообразность перевода наших научных статей на английский. Физики–математики, ссылаясь на неудачный российский опыт, отнеслись скептически. Но их научные статьи в контексте мировой науки могут быть малозаметны. А вот материалы по национальной истории, языку, литературе всегда уникальны. И на зарубежных конференциях иностранные ученые просят сделать их доступнее. Может, создать для этого научный журнал — это бесценные источники.
Нужно ли корректировать ситуацию, или проблема физиков и лириков закономерно повторяется и исчезает?
Л.Рублевская: Итак, абитуриенту не хватает баллов пойти на престижную специальность, он поступает на филфак. Оканчивает так–сяк, идет заниматься, конечно, не наукой, а в школу...
И.Сюльжин: Не так давно весь интернет обошла история одного испанца, который с тремя высшими образованиями моет пол в лондонском туалете. Посыл таков: высшее образование никому не нужно. А просто бывает, что профессии, которые кажутся престижными, на деле не нужны. В Новой Зеландии каждый год выпускают списки востребованных специальностей. Сейчас туда входят врачи, инженеры, некоторые рабочие профессии. Раньше были сантехники, в этом году — электрики. Гуманитарии там не встречаются.
Л.Рублевская: Все же государство должно позволять себе обеспечивать полный набор профессий. Мне рассказывали о девушке, которая являлась в Беларуси единственным специалистом по шумерскому языку, ей с трудом нашли место в художественном музее. Недавно на выставке AvangARTe видела фильм о современном французском художнике Кристиане Болтанском. Сейчас на острове в Японском море он накапливает записи сердцебиения всех людей мира. Чтобы каждый мог приехать и услышать, как бьется сердце его умершей бабушки. Казалось бы, в чем тут польза? Но есть люди, которые понимают красоту и влияние таких глобальных проектов!
О.Безлепкина: Любая культура может выдержать не так много художников–концептуалистов.
И.Сюльжин: Это обусловлено тем, что у нас не хватает денег на реально нужные вещи.
А.Бутырчик: Иногда орхидея бывает более нужна, чем пшеница.
Л.Рублевская: В шестидесятых годах имелся четкий раздел — физик, лирик... Сегодня такой грани нет. Вопить «гуманитариев угнетают, их нужно спасать!» глупо. Базаров говорил, что порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта. Но можно быть и поэтом, и химиком! Да, в 60–е появилось филологическое поколение в белорусской литературе. Но сегодня литературу создают вовсе не люди с дипломом филфака. Для меня пример симбиоза физиков и лириков — братья Стругацкие, филолог и астроном. В «Далекой радуге» они писали, что человек рождается эмоцилистом или логиком, которые «становятся чужими друг другу, перестают друг друга понимать и перестают друг в друге нуждаться. И когда–нибудь человечество расколется на два общества, так же чуждые друг другу, как мы чужды леонидянам»... Но я не думаю, что такое произойдет.
О.Безлепкина: Да, можно и совмещать. Программист с утра напишет программу, вечером — стихотворение. Но если человек хочет анализировать поэзию, делать какие–то значительные выводы о жизни нации, ему нужно оставаться в гуманитарной сфере.
И.Сюльжин: Я считаю, что программа технических университетов зачастую сильно перегружена гуманитарными предметами. Мы изучали философию, политологию, социологию, университетоведение, историю Беларуси, историю Великой Отечественной войны, и это далеко не полный список предметов. В среднем получалось по два непрофильных предмета на семестр.
А.Бутырчик: Так заложено стандартами.
И.Сюльжин: Зачем? У студентов нет времени полноценно освоить каждый предмет.
А.Бутырчик: Никто не просил технические вузы становиться университетами. В университете обязательно будет гуманитарный блок дисциплин. С чем я согласна — происходит ненужное дробление гуманитарного цикла на поддисциплины. Но здесь мы упираемся в проблему выживания отдельных кафедр.
И.Сюльжин: И еще одно — сугубо формальный подход преподавателей. Гуманитарные предметы — это в первую очередь умение говорить, излагать свои мысли. Я не против того, чтобы в технических вузах были гуманитарные предметы. Но когда зачет выглядит так, что нужно список вопросов соотнести со списком ответов, — зачем такое преподавание? Зачем более десятка предметов, если можно оставить один–два и больше платить компетентному преподавателю? Существующий формальный подход к гуманитарному образованию и гуманитарной деятельности в целом ущербен.
А.Бутырчик: Абсолютно согласна. Математические специальности тоже пытались преподавать на филфаке. И если приходил преподаватель, который начинал разговаривать со студентами на том языке, который был им понятен, все получалось.
И.Сюльжин: Творчество и искусство — не прерогатива гуманитариев. И программирование — это искусство. Чтобы реально что–то создавать, нужно уметь чувствовать. Ученый–физик всегда будет гуманистом. Он занимается тем, что постигает тайны Вселенной.
Советская Белоруссия №114 (24497). Четверг, 19 июня 2014 года.
