Извините за либеральный цинизм, но совершенно не могу понять: собственно говоря, почему европейским политикам не нравятся цены на газ и уголь? Почему они озабочены высокой стоимостью на металлы, цемент и энергоемкие материалы? Недовольство простых людей очевидно. А что с политиками, экономистами, экспертами случилось? Еще летом активно шумели об энергопереходе, грозились ввести «карбоновые» пошлины, взбудоражили производителей той же стали и других металлов. Тем более что ключевые игроки находятся в России и Китае — регионе, к которому европейцы относятся не самым лучшим образом. По известным причинам. Собственно говоря, сегодня западно-европейцы пришли ровненько к тому результату, который пропагандировали всего три-четыре месяца назад. И без всяких пошлин газ сегодня стоит около тысячи долларов за тысячу метров кубических, котировки угля выросли в три раза, значительно подорожали металлы. Однозначно такая ситуация должна стимулировать поиски знаменитых альтернативных решений, развитие технологий по энергопереходу. Другой вопрос, что все случилось раньше, чем планировали. И без всяких трансграничных пошлин, которые бы обогатили европейскую казну. Не потому ли сложившаяся ситуация на сырьевых рынках всех беспокоит и генерирует сплошной поток обвинений в сторону третьих стран? Или экологическая повестка — фикция, которая должна была служить ширмой для решения политических и экономических проблем Запада!
В искренность западных лидеров, достаточно неожиданно разогревших климатическую повестку, не верится. Собственно говоря, она тлела, наверное, с годов 70-х прошлого века. Периодически собирались международные форумы, принимались резолюции, подписывались глобальные соглашения — киотское, парижское. Правда, не все эти документы ратифицировали, США то выходили, то возвращались в эти соглашения. Тем более, редкие страны бросались рьяно выполнять договоренности. Проблема экологии стоит на повестке не первый день. Но реальные мероприятия тонули в дискуссиях вокруг механизмов ее реализации. Почему так резко вспыхнула климатическая тематика именно в этом году? И затравка началась еще до беспрецедентно жаркого лета, которое только добавило весомости борьбе за снижение влияния человека на природу. И во главу угла была поставлена не экология вообще, а водрузили именно углеродный след, который является далеко не единственным фактором техногенного воздействия на планету.
Нестыковки объясняются некоторыми совпадениями, которые не могут быть случайностями. Обострение климатической тематики случилось (странным образом) на фоне двух электоральных кампаний — в США и ФРГ. Причем обе происходили непросто и весьма агрессивно. Обеспокоенность молодого поколения экологическими проблемами известна. Соответственно, сейчас зеленая нашивка становится значимым политическим фактором. На выборах в Германии партия «Зеленых» набрала почти 15 процентов голосов! Достаточно быстро экологическое движение превратилось из общественной инициативы во вполне влиятельную политическую силу. И с этим фактором приходится считаться всем «классическим» партиям. Насколько понимаю, именно поэтому Ангела Меркель «руками» строила магистральный газопровод «Северный поток — 2», а «языком» заявляла о планах по отказу от углеводородного сырья в относительно недалеком будущем. Зачем тянуть трубу по Балтийскому морю («игрушку» дорогую и окупаемую только вдолгую), если через каких-нибудь 20—25 лет вообще газ не понадобится? Но канцлер действовала как прагматик. А об энергопереходе говорила как политик: это хотел от нее услышать избиратель. Ее родная партия (Христианский демократический союз) в этом году потеряла много голосов во время выборов. Если бы не звучала зеленая тематика, возможно, их провал был бы еще более глубоким.
В США тоже своя история. Обама поддерживал производителей оборудования для альтернативной энергетики. Душа Трампа лежала ближе к нефтяникам, поэтому он лихо вышел из международных экологических соглашений. Зеленая тематика, соответственно, стала красной линией в предвыборной политике Байдена. Впрочем, не стоит забывать: выборы в Америке — это большая бизнес-игра. А за энергетикой — и традиционной, и альтернативной (плюс зеленые технологии) — стоят огромные корпорации с триллионными оборотами.
Борьба с углеродным следом — это большой экономический проект. И анонсированный Европой трансграничный налог на «карбон» — мощный инструмент «разуть» своих контрагентов, при этом укрепить свое технологическое превосходство на ровном месте, извините за цинизм. Нам, России, Китаю планировалось продавать ветряки, солнечные батареи, улавливатели углекислого газа, а в обмен получать дешевое сырье. Пошлина делает товар дороже только условно. В случае карбонового следа она являлась бы инструментом перераспределения добавленной стоимости руками западных правительств. Средства изъяли у «чужих», а потом их можно через разные программы стимулирования распределить правильно «между своими».
Не исключено, что весь этот хитрый западный пируэт получился бы тихой сапой и step-by-step, если бы не пандемия. Обострились социальные противоречия. Сервисная модель экономики оказалась восприимчивой к таким шокам. Пришлось экстренно активизировать экологические заготовки и интенсифицировать события. И все пошло не так. Рынки вышли из-под контроля. Старая добрая конкуренция не сработала, только повысив цены на энергоносители. Сегодня очевидно: чтобы выйти из энергетического кризиса (и в целом сырьевого — как его продолжения), необходимо договариваться с государствами с развитым добывающим сектором, производителями металла и другого сырья. И договариваться не на резкое увеличение поставок, а вдолгую, принимая во внимание, что добыча и переработка — отрасли инвестиционно емкие. И на «всякий случай», в угоду потребностям Запада вкладывать дополнительные средства в разведку новых месторождений никто не будет. Ни Катар, ни страны Персидского залива, ни Россия… Итог: придется с миром за пределами коллективного Запада договариваться. И полноценно садиться за стол переговоров. И решать климатические вопросы на условиях равноправия, а не диктата. Пока на новые рельсы зеленая тематика не перешла. По крайней мере, судя по встречам на уровне G20 и встречам на международной климатической конференции в Глазго. Впрочем, насколько энергопереход после непростой зимы сохранит свою популярность в западных странах — сложный вопрос. Не исключаю, что карбоновый след потеряет свое политическое значение в силу экономических неприятностей. Ведь выступать за экологию — одна история, а платить за нее — совершенно другой сюжет. Который может не подойти электорату в развитых странах. Видимо, климатический дискурс будет переживать трансформацию. А возможно, и в целом сойдет на некоторое время на нет. По крайней мере, в предложенной Западом интерпретации тотальной борьбы с углеродным следом.
