Феномен оппозиции

Василий Розанов как-то заметил: "Русский ленивец нюхает воздух, не пахнет где оппозицией. И найдя таковую, немедленно пристает к ней и тогда уже окончательно успокаивается, найдя оправдание себе в мире".

Вещие слова, которые касаются, очевидно, не только русских.

Теоретически несложно предположить, что оппозиция была всегда. Ибо всегда властвующий субъект наталкивался на сопротивление либо внутренних, либо внешних сил.

У Карла I Стюарта был Оливер Кромвель. У Юлия Цезаря - Брут. У пап Римских - Мартин Лютер. Даже у Иосифа Сталина несколько неожиданно главным оппозиционером оказался Никита Хрущев.

Причем оппозиция носит черты вечности: оппозиционер, приобретающий власть, тут же получает вместе со скипетром и державой новую оппозицию.

Однако свой нынешний облик оппозиция приобрела сравнительно недавно: с появлением партий, оформлением политической структуры общества на основе плюралистической демократии. В определенном смысле образцом парламентской демократии и понимания феномена оппозиции традиционно считалась Англия. Но путь, пройденный британскими политиками, не является универсальным. В частности, мы, постсоветские, привыкаем к такому понятию, как оппозиция, только сейчас. Ведь знакомство, скажем, с бухаринско-троцкистским феноменом - антисталинской оппозицией - по бестселлерам под названием "История КПСС" носит для современников слишком академический характер. Зато оппозиция Зюганова Ельцину - реальный факт новейшей истории. Белорусская оппозиция - тоже реальность. И здесь существуют свои особенности и специфика.

Первое, что надо отметить, это тот факт, что белорусская оппозиция никогда не носила системного характера. В том смысле, в каком были, скажем, консолидированы и системны в программном, тактическом смысле российские коммунисты во время противостояния с первым Президентом России. Системность предполагает общность идеологического, политического, экономического, социального и организационного аспектов. Попробуйте представить нечто единое, целое по отношению как к оппозиции недавнего прошлого, так и нынешней - целостность не склеится.

Хаотичное, броуновское движение политических сил в обществе на фланге, противостоящем властному, может говорить только об одном - развитии процесса, становлении системы, но никак не о чем-то реальном.

Попробуйте на периферии Англии в 30-е годы прошлого века спросить в каком-нибудь Богом забытом графстве, кто такой Черчилль. Вам ответили бы, наверное: морской министр. Или - потомок герцога Мальборо. Или - сын политического деятеля, рано умершего от заразной болезни подозрительного характера. Или - военный, журналист, писатель.

А теперь попробуйте в белорусской глубинке полюбопытствовать, кто такой, например, г-н Калякин. При всем уважении к его многогранной деятельности вы вряд ли услышите в ответ что-нибудь вразумительное. Разве что краткую дискуссию на тему, за кого же выступает этот политик - за коммунистов али за большевиков?

Вторая особенность национальной оппозиции заключается в том, что налицо хронический дефицит харизматических лидеров. Собственно, слово "харизматических" можно убрать, ибо вообще лидеры формируются столь медленно и с таким трудом, с каким цветоводы выращивали черный тюльпан.

А ведь исторически несложно заметить, что успешность политических действий во многом определяется фигурой, стоящей во главе того или иного движения. Его, так сказать, деяниями. Скажем, предпосылкой победы Шварценеггера в Калифорнии оказалось его героическое кинопрошлое. А известного юмориста на Алтае - блестящая эстрадная биография.

Несложно заметить, что записать что-либо в актив лидерам отечественной оппозиции достаточно сложно. Да, трудовая книжка заполнена, но нет там таких страниц, которые бы заставили избирателя сделать свой выбор задолго до выборов.

Нынче в Украине кандидаты на высший пост и поют, и пляшут, и в забой спускаются, и роды готовы принимать. Это все напоминает известный пассаж про американского журналиста, который готов укусить собаку, лишь бы родная газета не осталась без новостей. А у нас максимум чего можно добиться, так это "пагаманiць на плошчы".

Возникает вообще такое чувство, что отечественная оппозиция вначале сформулировала несколько догматов, а затем ни на шаг не может от них отойти. Скажем, про "мову". Или про пропавших людей. Ведь вроде невооруженным глазом видно, что нельзя решить цели и задачи оппозиционного движения, опираясь на эти максимы. Но ведь ничего нового, динамичного, теоретически оригинального не предлагается.

Периодически, чувствуется, овладевает ими некая "новая" идея: например, давайте объединимся. Ничего плохого в этой мысли нет. Но выходит ведь опять смешно и недееспособно, поскольку еще классик подчеркивал известное: прежде чем объединяться, надо разъединиться.

В каком-то смысле удивляет агрессивность оппозиции. Да, борьба за власть не ведется в белых перчатках, грубое это и жесткое действо. Но вряд ли могут быть продуктивны попытки спровоцировать власти на активные действия. Вряд ли избиратель в своей массе воспримет навязывание чуждых и национальной ментальности, и сложившейся политической, социальной практике постулатов.

Что и говорить, без оппозиции политический ландшафт приобретает черты площадки для гольфа. Вот только превращать этот зеленый коврик в горящий под ногами марсианский пейзаж вряд ли продуктивно. Да и вряд ли получится.

Борис ЛЕПЕШКО, Брест.