За какой моделью агробизнеса будущее белорусского села?

Евгений Скрундь: «А с меня требуют: давай привесы, и точка»

В КСУП «Першаи-2014» Воложинского района вполне европейские показатели по производству молока и мяса на сто гектаров пашни, предприятие в числе 60 базовых хозяйств республики, которые обеспечивают параметры развития на уровне агрокомбината «Снов». Однако в последнее время рост замедлился, впервые появились долги.

За какой моделью агробизнеса будущее белорусского села? Как решить проблему кадров? Почему хромает интенсификация земледелия? Эти и другие темы — в беседе обозревателя «СГ» с членом рабочей группы по проблемным вопросам АПК, директором КСУП «Першаи-2014» Евгением СКРУНДЕМ.



— Евгений Евгеньевич, время для аграриев непростое, а Скрундь вдруг берет на буксир отстающее хозяйство. Не секрет, что некоторые отнюдь не бедные инвесторы сейчас отказываются от такого тяжкого груза. Где же логика?

— На «Маньковщину» у нас были виды еще раньше. Земли рядом, неплохое дойное стадо, но находилось в разваливающихся на глазах фермах. Условия, прямо скажу, аховые, но третье-четвертое место по надоям в районе держали. Только долго так продолжаться не могло: доить уже было некому, а животные-то безголосые, и сгубить их проще, чем вырастить. Когда мы поменяли форму собственности, из сельхозкооператива преобразовались в КСУП, руки сразу развязались, и с присоединением не затягивали.

— И с чего начали?

— С реконструкции старых и строительства новых ферм на 750 голов с карусельной дойкой. Вложили более ста миллиардов рублей. Но дело непростое, слишком велика кредитная нагрузка. По сути, два долга объединили в один большой.

— Странно такое слышать от руководителя успешного хозяйства…

— Да и мне как-то не по себе. Из-за угрозы АЧС ликвидировали все поголовье свиней, а оно было немалое. Соответственно, пришлось существенно уменьшить переработку, ведь у нас свой цех, где выпускали до двадцати видов продукции. А это живые деньги, которые сразу шли в дело. Не стало их, моментально появились задолженности. Не напрасно все же говорят: где тонко, там и рвется.

— Но у вас развито мясное скотоводство, есть статус племенного хозяйства по производству скота абердин-ангусской породы. Неужели не выручает мраморное мясо?

— К сожалению, пока это только возможность, а не реальные объемы. В прошлом году убытки от говядины скота мясных пород — почти 7 миллиардов рублей. В этом году сдал 150 тонн и уже потерял миллиард. Себестоимость производства килограмма мяса в живом весе — 33 тысячи рублей, переработчик дает нам около 22 тысяч. А мясокомбинаты ее вообще не берут! Ввели надбавку на мраморное мясо — оно на 30 процентов дороже. Мы по этой цене сдали тридцать бычков на Минский мясокомбинат. И все, больше слушать никто не хочет — комбинату невыгодно, оно дорогое, а в магазин идет по той же цене, что и остальная говядина. 

А вот белорусские рестораторы закупают мраморную говядину в России по 50 долларов за килограмм или привозят из Японии по 100 долларов, а к белорусской не проявляют интереса. К тому же ресторанный бизнес желает только вырезку, а это 7—8 процентов туши. Да, если бы они за нее платили хотя бы половину того, что платят россиянину, — тогда не проблема. Но куда девать остальное?

— Тем не менее вы остаетесь на своих позициях?

— Безусловно, веский аргумент в пользу мясной специализации — малопродуктивные земли. В хозяйстве есть пашни со средним баллом 23—25. Пахать их никакого смысла нет. Сейчас здесь пасутся 800 голов маточного поголовья и телята. Быки на откорме на другой площадке. А по условиям содержания и питания абердин-ангусская порода вовсе не капризная.

 Всем рассказываю — не верят. Построили ферму на 200 голов всего за 7 миллионов рублей. Огородили территорию проволокой, на ней стог соломы, и целую зиму коровы под открытым небом чувствовали себя прекрасно, только прибавляли в весе. Но нельзя, чтобы мясной скот жирел. Это особое требование к мраморному мясу и премиум-говядине. А с меня требуют: привесы давай — и точка. Вот он, пресловутый вал и в животноводстве. И никто не задумывается, чтобы получить чистопородный скот мясных пород, надо порядка 12—15 лет!

— Всегда доходным было молочное стадо…

— Да, надои у нас неплохие, в среднем под 8 тысяч килограммов. Еще выше они на новом молочно-товарном комплексе, думаю, не имеющем аналогов в республике. Четыре коровника здесь соединены галереей подсобных помещений, доильным блоком, а также специальной системой навозоудаления. Опыт почерпнул в странах Евросоюза. Кстати, под комплекс специально готовили скот, а не собирали где придется, чтобы только заполнить помещения. И здесь уже иной уровень объемов продукции, другая экономика. Но и она сегодня хромает. Четыре года назад рентабельность молока была 76 процентов, потом 50, 36, а в прошлом году всего 23 процента.

— Уже догадываюсь, какую причину вы назовете…

— Но почему бы и не заострить на этом внимание еще раз? Ведь рост себестоимости нашей продукции в конечном итоге сказывается на ценниках в магазинах. Сегодня аграрии вынуждены платить на двести процентов больше за энергоносители, сельхозмашины, запчасти. Но никак не могу понять ценовую политику на технику. Доходит до парадокса. Сегодня тракторный прицеп в полтора раза дороже самого трактора! Неужели, чтобы сварить куски железа и поставить их на оси, надо больше затрат, чем собрать сложную машину? 

Мне довелось быть делегатом четвертого Всебелорусского народного собрания, и хорошо запомнил слова Президента: «Без села не может быть нашего государства». Ни объединение, ни разъединение, ни смена вывески не решают сейчас абсолютно ничего. Нужно в корне пересматривать основу: производство — себестоимость — цена. Ведь те же закупочные цены на сельхозпродукцию практически не менялись пять лет. 

Или взять мелькомбинаты. Завезли на один из них 40 тонн ячменя, получили 18 тонн комбикорма. А еще год назад давали за тонну зерна 700 килограммов комбикорма. Как вообще аграрий может существовать с таким дисбалансом? Мое твердое убеждение: если не поддержим село сейчас, завтра спасать будет нечего.

— Согласен, но эффективность сельхозпроизводства зависит от многих факторов, и далеко не на последнем месте инициативность и возможности руководителей на местах.

— Иногда подмечаю, что руководителя иной раз ценят не за то, как он работает, а как докладывает и излагает, хотя практической пользы от него ноль. Вот и получается, что более половины сельхозпредприятий не имеют средств вообще, у некоторых фонд оплаты труда выше всей выручки. И этим убыточным деньги дают, техникой помогают. 

Да, на земле много не заработаешь, но зачастую работа сельхозорганизаций превращается, в сущности, в соревнование за урожаи, надои и привесы, то есть продуктивность обеспечивается любой ценой. Без планирования мы, конечно же, не обойдемся, однако при этом обязательно надо учитывать климатические условия и почвенные особенности. У нас, скажем, хозяйство разъединено гродненской автомагистралью на две части. Там, где камни, земелька похуже, — выращиваем кукурузу, выпасаем скот. Там, где балльность высокая, — земля идет под технические культуры: сахарную свеклу, отдельные виды зерновых. И практика доказывает нашу правоту.

— То есть нужен разумный баланс?

— А еще конкретные расчеты, где, что и сколько производить. Например, зачем массово сеять кукурузу в Витебской области? В этом регионе ставку надо делать на лен, что целесообразно и экономически выгодно. Хороши тамошние почвы и для трав. Вроде бы ответ ясен, так зачем же увеличивать площади под зерновые — не понимаю? А ведь зерно в северных районах получается воистину «золотым», да и вложенного труда жалко. 

К тому же во многом валовой сбор зерна у нас еще обеспечивается за счет экстенсивного подхода, а не путем интенсификации земледелия. Иногда сознательно закрываются глаза на несоблюдение севооборотов, только бы получить больше зерна. Вот и падает, скажем, в Минской области во многих местах содержание фосфора, калия в почве, и в целом гумус убывает, органики вносится неоправданно мало.

— Но есть еще и минеральные удобрения, их-то вносим довольно щедро? 

— До бесконечности так продолжаться не может — рано или поздно вопрос плодородия земель даст о себе знать. И давайте вспомним, что сказал Президент в Ельском районе по поводу зеленой экономики? Если хотим не просто решать сиюминутные задачи, а думать о будущем, нужно уже теперь больше внимания уделять интенсификации земледелия. Вообще, стоит экономистам провести соответствующие расчеты и определить ту цифру зернового вала, которая оптимальна для Беларуси. Необходимо все просчитать, прежде чем ставить перед земледельцами задачи. Сколько нам нужно зерна? Тонну на человека? Я знаю, например, что во многих европейских странах столько не производят, но не сильно от этого страдают. И нам нужно найти свои показатели, приемлемые с экономической точки зрения.

— Конечно, и мотивация труда… 

— А куда сегодня без нее? Просто указаниями, требованиями, накачками эффективности от АПК уже не добиться. Требуются иные подходы, основанные на материальном стимулировании, создании соответствующих условий, при которых любой специалист или аграрий сможет куда полнее реализовать свой потенциал.

— К примеру, в тех же сельхозхолдингах?

— Уверен, что будущее за крупнотоварным производством. Эту истину диктует время. Но хозяйство для этого должно созреть. Нам, например, нужно было расширение, потому что в существующих объемах не могли увеличивать поголовье скота, в первую очередь мясного. Так что процесс должен идти не искусственно, а последовательно и натурально, этап за этапом, при этом обязательно учитывая рентабельность производства. От объединения нищих плюса не получишь. Нужен не большой колхоз, а эффективная структура. Считаю, что этот вопрос нужно вновь обязательно поднять на пятом Всебелорусском народном собрании.

— Современному холдингу никак не обойтись без квалифицированных кадров…

— Здесь тоже проблема. Дефицит качественной рабочей силы в АПК с каждым годом ощущается все острее. Куда ежегодно деваются тысячи специалистов-аграриев, выпускников лицеев и сельхозвузов? В каждом хозяйстве их не хватает. На мой взгляд, основные специальности — агроном, ветврач, инженер — готовить надо только на бюджетной основе. Этим мы позволим детям из простых сельских семей остаться на родной земле. Не секрет, что сейчас в высшие учебные заведения аграрного профиля нередко поступают те, кто куда-то не прошел по конкурсу. Цель — диплом, а дальше — хоть трава не расти. Вот и приходит в хозяйство агроном после пяти лет учебы, который боб с горохом путает. Реформа здесь необходима, как, впрочем, и в аграрной науке. Она сейчас только подстраивается под требования времени, а ведь должна не идти, а бежать впереди него. 

— Но все же реформирование аграрного сектора, хоть и со скрипом, но продвигается.

— Спешить здесь не стоит. К тому же любая реорганизация требует дополнительных средств, а с ними сейчас туго. Но есть еще один момент, как говорится, в тему. Сколько бы мы ни говорили о модернизации АПК, без элементов, подчеркиваю, хотя бы элементов частной собственности на землю, настоящего прорыва в сельском хозяйстве не будет. Можно считать это еще одним предложением для обсуждения на трибуне Всебелорусского вече. 

Вновь создаваемые структуры должны чувствовать твердую почву под ногами. Да, государство может иметь контрольный пакет акций, остальные передать людям. Чтобы человек почувствовал себя настоящим хозяином, а не наемным рабочим, чтобы было что детям передать. Вот вам и заинтересованность в результатах своего труда, когда руководитель уже не выступает в роли пастуха с кнутом. Люди сами себя контролируют и чувствуют ответственность. Нет, нам не нужен российский или украинский путь, а свой собственный, белорусский, который не позволит разрушать сложившиеся за годы независимости устои АПК. Но и думать о дне завтрашнем надо уже сейчас.

— Спасибо, Евгений Евгеньевич, за интересное и откровенное интервью!

shevko@sb.by
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter