ЕС — Россия:

прагматизм и ничего лишнего

Основными темами прошедшей на прошлой неделе встречи в верхах ЕC — Россия были энергодиалог, торгово–экономическое и трансграничное сотрудничество, сотрудничество в борьбе с новыми вызовами и угрозами, а также затянувшаяся проблема нового Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС.

А главные итоги саммита в португальском городе Мафра — подписание двух соглашений и очевидное отсутствие прогресса на пути урегулирования спорных вопросов.

Проще говоря, встреча оказалась скорее протокольной, нежели содержательной.

Изменения произошли в риторике. Неспешные европейские чиновники вряд ли ранее слышали на таких встречах что–нибудь подобное выражению российского Президента о «бегающем сумасшедшем с бритвой». Надо ли говорить, что такое нестандартное, эмоциональное высказывание моментально было растиражировано мировыми СМИ, равно как и сравнение нынешней ситуации с Карибским кризисом. Респектабельная британская «Гардиан» в качестве заголовка своего комментария даже разместила высказывание В.Путина — «США рискуют спровоцировать новый Карибский кризис», дословно процитировав российского лидера: «Напомню, как складывались отношения в аналогичной ситуации в середине 60–х годов прошлого века. Аналогичные действия Советского Союза, когда он разместил ракеты на Кубе, вызвали Карибский кризис. Для нас ситуация технологически очень похожа... У наших границ такие угрозы для нашей страны сегодня создаются».

Похоже, такая твердая позиция россиян для многих европейцев оказалась неожиданной.

Как оценивают саммит европейцы?

Международные СМИ уделили немало места анализу заявлений российского Президента по внешнеполитической тематике и прогнозу развития отношений Запада и России в целом. Здесь можно заметить некоторую новизну в оценках, отход от комментариев–штампов.

Многие комментаторы полагают, что тактика В.Путина может реально отпугнуть страны Евросоюза от участия в американском проекте ПРО, а разногласия в ЕС по поводу России только радуют российского Президента.

Если бы ЕС придерживался единой позиции, то с учетом инвестиционных потоков и торговых связей он мог бы сильнее рассчитывать на Россию и убедить Вашингтон затормозить развертывание ПРО перед лицом иранской угрозы, которой пока нет, — таков лейтмотив анализа многих европейских наблюдателей.

Еще один вывод состоит в том, что позиция России, возродившей державную политику, стала жестче, и не стоит надеяться, что она изменится после того, как В.Путин покинет президентский пост. Однако сегодняшняя напряженность мало напоминает «холодную войну» с ее идеологической нагрузкой и равновесием ядерного устрашения. Сталкиваясь с такой непростой Россией, Европейский союз должен установить приоритеты и стремиться установить стратегическое партнерство, заключает «Эль Паис», добавляя, что какофония, которую устраивают 27 стран–членов, русских только веселит.

Как оценивают саммит россияне?

Отсутствие договорной, юридически оформленной поддержки российско–европейского диалога, по мнению некоторых специалистов, может оказаться даже выгодным для России. В самом деле Москва в некоторых вопросах традиционно предпочитает взаимодействовать не с Евросоюзом, выдвигающим ей на так называемой солидарной основе порой чрезмерно высокие требования, особенно в области энергетики (речь идет о присоединении России к Энергетической хартии), правозащитной сфере, а с отдельными странами. Похоже, такая точка зрения во властных кругах весома. В российском политическом истеблишменте многие полагают, что принципиальная позиция Брюсселя пока существенно не мешает реализации интересов России в Европе, хотя и отражается на международном имидже Москвы. Тем не менее и российское руководство, и бизнес по–прежнему предпочитают в большей степени опираться на двусторонний диалог с европейскими государствами, среди которых приоритет, естественно, отдается «локомотиву» европейской интеграции — Германии, а теперь, похоже, и Франции.

В этом есть определенный рационализм. Более рациональным такой подход делает то, что в Европе возросла роль новых «членов семьи» — стран, сравнительно недавно ставших членами Евросоюза. Некоторые из них отличаются излишне обостренной чувствительностью в самых разных политических, экономических вопросах, наличием ряда исторических «комплексов», а порой и завышенных притязаний. Правительства таких государств все жестче ведут себя в отстаивании собственных национальных интересов, естественно, более узких, чем общеевропейские. Кроме того, стала прорисовываться конкуренция ряда восточноевропейских стран в плане обретения статуса ведущих транзитных площадок ЕС на восточном направлении. Все это означает, что с Брюсселем разговаривать будет очень сложно, и можно предположить, что европейское направление российской внешней политики вряд ли существенно изменится.

Что можно сказать в этой связи относительно Беларуси?

Трудный диалог России с Европейским союзом лишь подтверждает вывод о том, что наш континент вступил в сложную фазу своего развития, в которой будет происходить непростая притирка интересов, обремененная, с одной стороны, багажом драматичной европейской истории, а с другой — современными конкурентными притязаниями. Романтическая идея начала 90–х годов прошлого века об общеевропейском доме не выдержала испытания временем. На смену романтики пришла жесткая прагматика.

Отношения не стали более простыми. И важно, что в таких условиях взаимодействие Беларуси и ЕС имеет пусть незначительную, но уже заметную тенденцию к улучшению. Стало больше контактов на высоком политическом уровне, принято решение об открытии представительства Европейского союза в Минске, стало чуть больше понимания, и это уже позитивные сигналы.

Владимир Улахович, директор центра международных исследований БГУ.