Его светлая зорька – Марьина Горка

СИЖУ в холостяцкой квартире Евгения ЛЕВЧЕНКО (на снимке) и рассматриваю картины. Их много, они в каждой комнате и даже на кухне: портреты, пейзажи, натюрморты. Между ними красуются и фотоснимки. Вот Евгений Федорович стоит вместе с Константином Симоновым, Василием Быковым. Вот он с отцом Игоря Лученка. А там — на съемках фильма «История одной дружбы», оператором которой была племянница маршала Жукова Рита Пилихина. Улыбаясь, спрашиваю моего собеседника: «А с кем вам не повезло встретиться, Евгений Федорович?» Рассмеялся художник:

Отец удивительного художника Евгения Левченко был председателем колхоза, а сам он дружил с Короткевичем, Лиепой, встречается с Лученком, выставлял свои работы в разных странах мира.

СИЖУ в холостяцкой квартире Евгения ЛЕВЧЕНКО (на снимке) и рассматриваю картины. Их много, они в каждой комнате и даже на кухне: портреты, пейзажи, натюрморты. Между ними красуются и фотоснимки. Вот Евгений Федорович стоит вместе с Константином Симоновым, Василием Быковым. Вот он с отцом Игоря Лученка. А там — на съемках фильма «История одной дружбы», оператором которой была племянница маршала Жукова Рита Пилихина. Улыбаясь, спрашиваю моего собеседника: «А с кем вам не повезло встретиться, Евгений Федорович?» Рассмеялся художник:

— С Ильичем и вождем всех народов, — ответил шутя. — Хотя сестра моей бабушки Раиса Анципович видела их. Она работала в Наркомпросе, была помощницей Крупской. Помогала Надежде Константиновне до самой ее кончины. Когда мы приехали к ней в гости в 1939 году, она повела нас, внуков, в кабинет, где трудилась жена Ильича. Я до сих пор помню кресла, обитые черной кожей. Какой-то дух необычный витал там.

— Выходит, ваша семья не из простых?

— Отец мой, Федор Никитич, из крестьян, родился около Любани. Став большевиком, сражался на фронтах Гражданской войны. Был замечен и отмечен, послан на руководящую работу. А у матери моей, Анны Петровны, отец был священнослужителем. И вот представьте себе картину: большевик, атеист, влюбляется в дочь попа. Все против, но любовь победила...

Был у отца еще один интересный период в жизни. Его забрали в Марьину Горку, он работал в райисполкоме. И вдруг по какой-то причине его вновь посылают на село председателем в отстающий  колхоз. К чести Федора Никитича, вытащил колхоз из нищеты, даже клуб прекрасный построил. Отец приезжал за мной, отвозил туда на телеге. Я жил в деревне больше недели, ходил повсюду, и мне нравилось, что местные люди хорошо отзываются о своем председателе.

— Евгений Федорович, я смотрю, у вас много картин о том периоде жизни. Старая мельница, завоз нового урожая на лошадях, жатва хлебов, деревня и криница рядом с ней…

— Например, эта картина — память о мельнице Меркуля, которая стояла на речке Титовка. Я ходил туда, наблюдал за струйкой муки, текущей из желоба, в воздухе витал приятный запах. Нравилось мне быть и в кузнице коваля Хаета. Он мастерски подковывал лошадей, надевал обода на колеса, на наковальне выковывал сложные металлические детали. Я помогал ему, раздувал огонь мехами.

— Рисовать тогда не пробовали?

— До войны я успел окончить пять классов. И с самого детства увлекался живописью. Рисовал пером, карандашом, акварелью, немного маслом. Чем еще увлекался? Любил делать воздушных змеев, собирал марки, коллекционировал монеты, бегал на коньках, ходил на лыжах, крутил сальто на турнике, мастерил самокаты. И наловчился цепляться за грузовики толстой проволокой и мчаться с ветерком за ними на коньках или лыжах.

— Когда началась война, вам было уже 12 лет. Вы ее хорошо помните?

— До мельчайших подробностей. Но картин о том периоде не пишу, жуткое было время. Палил из винтовок с товарищами по немцам и убегал, оружие собирал для партизан, белье, одежду, мыло, махорку. А это могло окончиться трагически. Драматически окончилась и жизнь отца моего. Он, попав в окружение, вернулся домой, знал, что мать беременна. Кто-то из соседей донес, что он коммунист, работал в райисполкоме, поддерживает связь с партизанами. Федора Никитича арестовали, расстреляли почти на моих глазах. А у мамы родилась двойня. Как кормить четверых детишек? Но выстояли, выжили. Я помогал как мог. И даже успевал заниматься рисунком у известных художников Пашкевича и Алтуфьева, которые из Минска перебрались в Марьину Горку, чтобы пережить жуткое время.

— То есть вы свою дальнейшую жизнь хотели посвятить живописи?

— Я бы так однозначно не сказал. Когда окончилась война, мне в то время думалось о другом: хотелось поступить в военное училище, чтобы, став офицером, помогать денежными переводами маме и маленьким братьям. Зная свои спортивные задатки, поступил в Минский физкультурный институт, но понял — это не мое. Ушел со второго курса и отправился к родственникам в Москву. Там пробовал сначала поступить во ВГИК и стать художником кино, однако не прошел. Но все-таки снялся в фильме. А дело было так. Во время поступления в институт подошел ко мне дипломник режиссерского факультета Юрий Вышинский и пригласил на съемки его фильма «История одной дружбы». Оператором картины была Рита Пилихина — племянница маршала Жукова. Съемки шли несколько месяцев.

— И о чем была лента?

— О советско-чехословацкой дружбе. Я играл роль мальчика-поэта. Роль довольно приличная. У меня сохранился даже кусок ленты из этой картины, где я читаю стихи.

— Снимаясь в фильме, вы не забыли о своей главной мечте?

— Ни в коем случае. Я успел даже поучиться несколько месяцев в училище гражданской авиации, а затем отправился в Даугавпилс в авиационное инженерно-техническое училище. Начальник училища, генерал-майор, после того как я рассказал свою биографию, произнес коротко: «Принять без экзаменов».

— И вот на снимке ваш самолет?

— Да, под номером 13. Снимок был сделан подпольно на военном засекреченном аэродроме в Быхове. Фотографировать на нем строго запрещалось. Но мы с другом «провернули» эту операцию. Незабываем Быхов для меня и еще по одной причине. Я встретил там девушку с карими глазами, блондинку с длинной косой по имени Эмма. Перед глазами — дом с большим фруктовым садом, наши встречи, признания в любви. Мы поженились. Ее отец Иван Лисов был заместителем командующего десантными войсками СССР.

Прослужил я в Быхове около шести лет. Затем грянул 1955 год, когда Никита Хрущев начал «разгонять» дальнюю авиацию. Я не переживал. Служба уже тяготила. А тут появились друзья, которые звали в Ригу и предлагали поступать в Латвийскую академию художеств. В Риге я пробыл 14 лет, встречался с Раймондом Паулсом, подарил ему три свои картины, дружил с Мариесом Лиепой, познакомился и бывал дома у Председателя партгосконтроля Латвии Петра Плесума, бывшего латышского стрелка-пулеметчика, который в 1917 году охранял Кремль.

— Но в Академию художеств так и не поступили?

— Зато поступил в Московский полиграфический институт, на факультет художественного оформления печатной продукции.

— А потом была дорога домой?

— «Чтоб любить Беларусь нашу милую, надо в разных краях побывать». Я прошел через это испытание. И считаю, что особенно плодотворно поработал на Родине. И в издательстве «Беларусь», и в Институте искусствоведения Академии наук БССР, где работал над 6-томным Сводом памятников истории и культуры Беларуси — всех областей, и в Госкомиздате, где получил дипломы первой, второй и третьей степени на республиканских конкурсах за лучшие издания по художественно-техническому оформлению и полиграфическому исполнению. Но особенно памятно творчество в Главной редакции Белорусской Советской энциклопедии. Готовил иллюстрации для 4-го тома, в который входили все виды искусства и архитектуры Беларуси. Оформлял книгу к 50-летию Академии наук БССР, работал над ней с такими именитыми людьми, как Николай Борисевич, который был в то время президентом Академии, с поэтами Кондратом Крапивой, Петрусем Бровкой.

— Не могу не спросить вас о Владимире Короткевиче, чей юбилей мы недавно отметили…

— С Володей Короткевичем мы дружили, а познакомила меня с ним его жена Валентина. Она работала со мной в Институте искусствоведения. Я бывал в их квартире. Чего скрывать, не обходилось без застолий. Но чинных. Приходил Володя к нам и в Академию.

— В Беларуси многие могут похвастаться знакомством с Игорем Михайловичем Лученком. А вот с его отцом — единицы. Вы даже на снимке стоите с ним вместе?

— Вспоминаю послевоенные годы. К нам в дом приходил Тимох. Он сделал нам печь. Но он был не только хорошим печником, а и гармонистом отличным. На музыку заходил к нам Игорь Лученок и записывал на ноты его музыку, он уже учился в Минском музыкальном училище. Жили Лученки через дорогу. Отец, Михаил Лукич, работал врачом в медсанчасти станции Пуховичи, мать преподавала биологию и зоологию в средней школе. Мы с Игорем Михайловичем и по сей день дружим.

— Оглядываясь на путь пройденный, что можете сказать, Евгений Федорович?

— Есть картины, книги, даже храмы, где я оставил добрый след. Мои работы находятся в России, Латвии, Финляндии, Нидерландах. А сколько выставок состоялось, в том числе и персональных! Но для меня самая незабываемая — в картинной галерее краеведческого музея Марьиной Горки. Это была выставка живописи, графики, фотографии братьев Левченко:  Евгения,  Леонида, Павла.

— А кто они, братья Левченко?

— Леонид — член Союза художников СССР и Беларуси, участник республиканских, международных выставок. Павел — бывший десантник, майор в отставке, был заместителем коменданта города Минска, сейчас работает на одной из кафедр БГУ и творит.

Скоро на малой родине состоится открытие очередной моей выставки. Я живу этим днем, этим событием. Марьина Горка для меня — чудо-криница, куда я прилетаю в мыслях, куда я приезжаю постоянно, чтобы почерпнуть вдохновение, услышать любимую песню, которая в каждой местности неповторима и волнительна.

Евгений КАЗЮКИН, «БН»

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter