Единоличник из Сомовки

Я давно знал, что на Витебщине, где-то в лесной глухомани, живет одинокий человек. Ни жены, ни детей. Один-одинешенек. И все как-то не было времени подъехать к нему. А тут еще навалило снега, ударили морозы...

Как он теперь там, в снежном плену, в леденящем душу холоде? Подумал об этом - и словно ветром выдуло меня из редакционного кабинета. Выписываю командировку и еду в Ушачский район.

Первая попытка оказалась пыткой

- До Сомовки вы не доедете, - предупредили меня работники районного потребительского общества. - Наша автолавка доходит только до Подъязно. А там еще километра два надо пешком идти. Вообще-то и дороги туда нет. Лесники всю землю перерыли и на месте Сомовки посадили лес.

- Вот так дела! А как же Дмитрий Яковлевич Дук? Он ведь там один живет. Для него товары не завозите?

- Он летом на велосипеде к автолавке в Подъязно подъезжает, а зимой на лыжах через озеро туда добирается.

Лыж у нас не было. Тем не менее с бывшим председателем Кубличского сельсовета, хорошо знающим здешние края, Александром Егоровичем Кухто берем курс на Сомовку, которая официально как деревня ни в каких документах не значится.

До Подъязно на "уазике" добрались без проблем. Дальше ехать пожилой водитель отказался наотрез: "Засяду, кто тогда меня вытащит?" Никакие уговоры Александра Егоровича не помогли. Что делать? Вся надежда теперь на лошадь, она-то должна везде пройти.

Бредем с Кухто по глубокому снегу к пенсионеру Василию Ивановичу Лабенку. Он единственный в соседней деревне Голодушье держит на своем подворье лошаденку.

- О-о, не! Не вытащит она нас из этого снега, только сани поломаем и скотину измучаем, - замахал руками хозяин дома. - Если бы трактор шел впереди - другое дело. Можно было бы и на лыжах попробовать, но у кого их теперь найдешь? В деревне молодежи нет, одни старики живут.

- А вам и добираться до Мити не надо. Сегодня в 12 часов в Подъязно приедет автолавка, он к ней и подойдет, - вселила надежду на встречу жена Василия Ивановича - Клавдия Федосовна.

...Ждать оставалось часа полтора. И чтобы не терять времени, я вышел из дома Лабенков и решил опробовать путь "на своих двоих". Сразу же за деревней, где кончились собачьи следы, рухнул в такую снежную бездну, что пора было кричать о помощи... Да, без трактора к Дуку не доберемся.

Отогревшись в доме Лабенков (на улице минус 16), вместе с пенсионерами, пришедшими сюда узнать, кто это к ним прибыл, идем в Подъязно встречать автолавку. Она обычно останавливается возле разрушенной школы, в которой когда-то учился и Митя (так Дмитрия Яковлевича Дука, человека-одиночку, зовут местные жители).

Пришли к 12 часам 8 пенсионеров. Автолавки (официально - магазина на колесах) нет. Минут через сорок она появилась. Пенсионеры отоварились и разошлись по домам. Машина уехала. Дук не прибыл. Клавдия Федосовна забеспокоилась: "Что случилось? Может, заболел? Может, еще что? Как же он теперь без хлеба?"

По дороге в Ушачи мне не давали покоя эти вопросы. И хотя срок командировки истекал, я не мог не выполнить редакционное задание. Решил заночевать в районе, чтобы завтра, не глядя на бездорожье, добраться до таинственного уголка леса, где живет человек-одиночка Дмитрий Яковлевич Дук.

Путь-дорожка

- Не доехали? - встревожился утром следующего дня председатель райисполкома Константин Анатольевич Почепко. - Как же так? А вдруг что-то случилось с человеком? Сейчас все организуем.

И тут же снял телефонную трубку

: - Немедленно пошлите в Подъязно грейдер, пусть расчистит дорогу до Сомовки. Если нужно, найдите трактор, лошадь... Потребуются лыжи - возьмите их в школе... А вы, Дмитрий Георгиевич, соберите коробку продуктов: хлеб, муку, крупу, макароны, сахар. Возьмите с собой, чтобы человек не голодал там...

Последнее указание, как я понял, адресовывалось председателю райпо Баранову. С ним, а также все с тем же Кухто снова едем в Сомовку. До Подъязно дорога чище вчерашней - виден след грейдера. Дальше он идет к деревне Голодушье и спускается к небольшой речушке.

Что здесь творилось, можно лишь догадываться: лед проломан, берега изрезаны колесами трактора, грейдерная лопата опрокинута, самого трактора нигде не видно. Судя по следу на том берегу, он все же прокладывал дорогу до Сомовки. Значит, надо ехать.

Василий Иванович Лабенок на этот раз без лишних слов запрягает лошадь, бросает в сани пару охапок соломы, Клавдия Федосовна укрывает меня какими-то одежками (чтобы не замерзли ноги: без валенок ведь в деревне зимой не ходят), и мы едем к Мите.

У разломанной реки лошадь встала на дыбы: видимо, испугалась черного дна. Благо не глубоко - переедем. Неопытный извозчик стал бы стегать мерина кнутом, и тот бы опрокинул нас в ледяную воду. Василий Иванович спрыгнул с саней, подошел к лошади, погладил ее и, что-то приговаривая, подвел к берегу: сани медленно поползли в воду.

По торчащим из-под снега макушкам молоденьких сосенок догадываюсь - мы приближаемся к Сомовке. Но почему-то не видно домов с заколоченными окнами, не слышно лая собак.

- До войны на этом месте была деревня, - рассказывает под скрип полозьев Василий Иванович. - Я сюда ходил к своей Клавдии, а потом мы поженились и она переехала ко мне в Голодушье. Во время войны здесь находился партизанский госпиталь, немцы узнали об этом и сожгли деревню. Чудом уцелели лишь 4 дома. Кто-то 3 купил и вывез отсюда, а один, в котором живет Митя, остался. Так он и стоит на изгибе леса. Сейчас его увидите. На месте сожженной фашистами деревни никто памятник не ставил, земля зарастала кустарником, а недавно лесники распахали ее и посадили вот этот молодой лесок.

Накувыркавшись вдоволь по дороге, мы угодили, видимо, в какую-то яму, и лошадь, выбившись из сил, дальше не пошла. Метров сто пришлось преодолевать кто как мог.

...Дмитрий Яковлевич Дук стоял у калитки своего дома и, не шелохнувшись, рассматривал приближающихся к нему незваных гостей.

Отшельник или одиночка?

Мне представлялся этакий сухонький ворчливый старичок, разуверившийся во всем и вся, уехавший подальше от людей в лесную глухомань. На самом же деле...

Передо мной стоял крепко сложенный сельский мужик с пунцовыми щеками, веселым взглядом, теплой улыбкой. Словно только что вышел из бани. "Ничего себе отшельник, - подумал я. - А может, это не он?"

- Как поживаешь, Митя? - своим вопросом развеял мои сомнения Александр Егорович Кухто.

- Лучше всех! - оптимистично ответил Дук. - Посмотрите, какая красота. Лес, речка, озеро. А тишина... Мороз крепчает - слышу. Где еще вы найдете такой уголок?

Этот вопрос, как я понял, адресовался мне - городскому жителю. Кухто и Лабенка, выросших и живущих в деревне, вряд ли чем удивишь.

Прежде чем зайти в дом (добротный, красивый, со вкусом выкрашенный), я обратил внимание на идеальный порядок. Дорожки очищены от снега, подметены. Березовые дрова (чурка в чурку) аккуратно уложены возле стены под самую крышу.

В доме тепло, уютно. Диван и кровать прибраны по-хозяйски. Пол чистый, на подоконниках цветы. Окна украшают цветные занавески. В углу под рушниками - иконы. На стенах - фотографии в рамочках.

- Это отец, Яков Егорович, - поясняет хозяин дома. - Лесником всю жизнь работал, 5 лет как умер, было ему 87. А это мать, Ольга Никифоровна. Через год после отца умерла и она. Прожила 81 год, работала на разных работах в совхозе. В этой рамочке родные братья Виктор и Анатолий. Оба подорвались на мине, когда пасли коров. Одному было 12 лет, другому - 10. Мне в то время исполнилось 5...

- Сколько же вам годков, если не секрет?

- Какой тут секрет! 1 марта исполнится 55.

- Не вижу на фотографиях рядом с вами жены, детей...

- Их у меня нет. И не было.

Жена - не рукавица, за пояс не заткнешь

- Если честно говорить, почему я до сих пор не женат, то история была такая. Как и все наши деревенские хлопцы, ходил на танцы, провожал девушек, влюблялся... Ну и не последним же в деревне кавалером был - влюблялись и в меня. Не пьяница, не хулиган, не бездельник, выучился на шофера, тракториста, работал не хуже других, зарабатывал неплохие деньги. Начальство хвалило. Подошло время жениться - привел невесту домой на смотрины матери. Почему-то она не понравилась ей. Через какое-то время привел другую - опять не та! Третью - нет! Четвертую, пятую... Выбор был большой. Но мать не давала согласия. А когда она умерла, к тому времени мои девчата уже повыходили замуж, нарожали детей. У них сейчас свои семьи.

- И не могли вы маму убедить, что вам нужно создавать свою семью?

- Не мог. Я послушным был и делал все, что она говорила. Хотел было однажды уйти в примаки, но пожалел маму, она же здесь в лесу одна останется...

- Умерла мама. Вы остались один. Вам было тогда 50...

- В 50 труднее создавать семью. Стал присматриваться к женщинам в округе - не подходят. Полистал журналы с объявлениями - ничего нет. Двоюродная сестра пригласила меня в Минск, познакомила с подругой. Понравилась она мне. Предложил ей поехать в Сомовку - не захотела. Говорит, оставайся в Минске.

- Дмитрий Яковлевич, так это же тот самый случай...

- Э-э, нет. Не надо мне такое счастье. Город есть город. Я не привык к такой жизни. У вас там, в Минске, не успеешь на улицу выйти, как машины уже на плечи лезут. А тут ти-ши-на! И птицы поют... Представляете?

- Свою бы машину купили с женой.

- Еще чего! Техники в городе полно всякой, дышать нечем. А в Сомовке воздух смолой пахнет, травами. О-о-о, какая благодать здесь! Приезжайте летом: грибочки тут, ягодки. Правда, комары есть, но они в хату не лезут.

- На здоровье не жалуетесь?

- Думаете, жених хворый? Слава Богу, никогда ничем не болел. Один раз только попал в больницу по глупости - чем-то отравился.

- Как насчет алкоголя?

- Не могу сказать, что совсем непьющий, но когда угощают, если заработаю у кого на 100 граммов, - не отказываюсь: надо же иногда организм почистить.

- Как Новый год встречали?

- Один. Вот здесь, дома. В 10 часов по московскому времени чарочку пропустил - стало весело, потом в 12 ночи еще одну - еще веселей. Больше не пил. До утра смотрел телевизор.

- Чем не жених вы, Дмитрий Яковлевич?

- А я думаю, к чему такие вопросы. Хотите мой адресок невестам сообщить? Не надо. Привык я к одиночной жизни. Один и буду жить. Никаких проблем. А то начнется: где был, почему поздно пришел? Не то сделал, не там положил... Не надо мне все это. Одному лучше.

Хочется работать!

- Вы были шофером, трактористом. А последние 3 года - безработный. Что случилось?

- Машинный двор совхоза "Кубличи", в котором я работал, находится в 18 километрах от моего дома. Представляете, сколько нужно сжечь солярки на дорогу. А сейчас вы знаете, какое положение в сельском хозяйстве - горючего нет на такие разъезды механизаторов. Для совхоза невыгодно - ну от моих услуг и отказались. Земля, которую раньше пахал, стала зарастать кустарником, лесники вот посадили лес впритык к моему дому.

- Работа, словно вода из реки, ушла, а вы оказались на песчаном дне вроде бы как никому ненужный?

- Почему ненужный? Пенсионерам помогаю в соседних деревнях: кому огород обработать, кому урожай убрать, кому дров напилить-расколоть, кому сена заготовить... Стожок вон за сараем стоит (накосил в лесу), по весне продам - деньги будут!

- Поденщина дорого стоит?

- Я цены не устанавливаю. Кто что даст - тем и доволен, мне - одному - много не надо. Вот трехлитровик капусты квашеной заработал на дровах. Картошку выращиваю сам. Иногда кто-нибудь кусочек сала даст. Некоторые деньгами рассчитываются: тогда я могу купить немного колбасы, тушенки.

- Вам много денег надо, чтобы прожить?

- Иногда пятерки хватает на 2 месяца.

- А как силы покинут? Надо ж и о пенсии подумать...

- Ну до пенсии мне далеко. Надо ждать 5 лет. А вот если бы пару годиков еще поработал на тракторе, тогда бы мог получать механизаторскую пенсию: для этого требуется 20 лет стажа, а у меня 18, хотя общий трудовой стаж где-то 25 - 26 лет. Ничего не поделаешь - закон.

- Уже прикидывали, сколько заработали на старость?

- Ай, дадут тысяч 40, с меня и хватит.

У Дмитрия Яковлевича проблема - чем себя занять с утра до вечера (заработки "на стороне" не всегда ведь бывают). Понятное дело, свободное время не ограничено - сам себе хозяин. Поддерживает порядок в доме и возле него, перечитывает старые книги и газеты (новые не за что покупать), изредка пишет письма двоюродной сестре Тамаре, которая живет в Минске, слушает радио, смотрит телевизор. Такая вот "курортная" жизнь в безлюдной глухомани (за 25 километров от райцентра) у безработного крестьянина Дмитрия Дука.

Вспоминает, правда, одну историю. Летом Дук поехал на велосипеде в соседнюю деревню помочь пенсионерке заготовить сено. Возвращается вечером домой и не верит своим глазам: окно выставлено, в стене зияет проем. Неужели воры? Как они сюда добрались? Что могли взять? И у кого? Нашли богача...

- Взяли из шкафа поношенные рубашки, свитер, пылесос, ружье, - с дрожью в голосе говорит Дмитрий Яковлевич. - Больше брать было нечего, осталось всякое старье. Заявил я в милицию, прибыли следователь, участковый. Опросили меня, записали все. А толку? Прошло два года - воров не нашли.

- В деревне Гомылево вытянули из сарая 8 овец за два раза у одного и того же человека, - вспомнил Василий Иванович Лабенок. - И тоже воры не найдены. Боятся одинокие пенсионеры в деревнях всяких проходимцев. Вы там напишите, что властям что-то с этим делать надо...

Соглашаюсь. Не раз приходилось мне слышать такие разговоры и в других местах...

* * *

За окном начало темнеть, и Василий Иванович Лабенок поторопил меня

: - Может, поедем? А то темно станет совсем, с дороги собьемся.

Попрощались. На обратном пути все молчали. Лишь однажды не выдержали мои спутники.

- Я бы не жил один. Жутковато, - вполголоса вздохнул Кухто.

- А куда денешься? Видимо, судьба у Мити такая, - заметил Лабенок.

Подумалось: "Да, у каждого своя жизнь. Но земля одна у нас. Поэтому нам надо друг дружки держаться..."