Героиня романа Сомерсета Моэма жила и работала в Англии. Гонорары у нее были такие, что ей не надо было думать о хлебе насущном.
Актриса входит в здание театра через служебный вход и направляется в свою гримерку. Там переодевается и готовится к вечернему спектаклю. Ей известно, что небольшой зрительный зал полон. Она самозабвенно играет главную роль. Ловит дыхание зрителей, умело держит паузы, чутко реагирует на все происходящее... Публика замирает и задерживает дыхание, чтобы через пару мгновений взорваться долгими аплодисментами. Занавес! Несколько раз актриса выходит на ярко освещенную сцену, элегантно кланяется, боясь наступить на длинный подол бархатного сценического платья.
С тяжелой охапкой цветов она возвращается в гримерку и устало садится в кресло, напротив зеркала, улыбаясь чему-то сокровенному.
В этот счастливый момент, когда актриса в мыслях еще там, на ярко освещенной сцене, в дверь гримерки громко стучат. Она уверена, что там, в полутемном коридоре, очередной букет от поклонника. Но в ярко освещенное помещение входит толстенький человек, по-модному небритый, в кожаной куртке. Он улыбается, моргает и протягивает актрисе пухлый конверт. Объясняет, что он помощник известного кинорежиссера. Звучат слова “кинопроект”, “бюджет”, “сериал”, “главная женская роль”, “кинопроба”, “кастинг”, “телесезон”...
Актриса устало, но величественно встает с кресла, бросает взгляд на свое отражение, тяжелый бархат платья ниспадает готическими складками на охристый ламинат. Она картинно вытягивает правую руку, как на сцене, и сообщает уверенным голосом, что не будет сниматься в сериале, что служит театру, а кино на дух не переносит.
Гость таращит глаза, моргает и пятится задом к двери. Нет, он, конечно же, попытается договориться, убедить, переубедить. Будет размахивать руками с толстыми короткими пальцами — на безымянном сверкнет печатка. Станет приводить как возвышенные и веские аргументы о роли кино, так и сугубо материальные, о гонораре за один съемочный день, о миллионах телезрителей. В конце концов, заговорит о славе, известности, званиях, премиях, наградах. Актриса выслушает все эти красивые и правильные слова, но невозмутимо откажется, к пухлому конверту со сценарием даже не прикоснется своими тонкими пальцами, густо украшенными дешевыми перстнями...
Вы можете представить подобную ситуацию в наше время, в начале XXI века? Я нет!
Возможно, если бы на месте современной белорусской театральной актрисы была героиня романа Сомерсета Моэма — Джулия Ламберт, то такое вполне могло бы произойти. Но вымышленная Ламберт жила и работала в Англии. Гонорары у нее были такие, что ей не надо было думать о хлебе насущном. Да и театр она любила по-настоящему. Могла изменить мужу, но не призванию театральной актрисы. Хотя в знаменитом романе ее не искушали кино, тысячами экранов, миллионами зрителей и всеми прочими, связанными с кинематографом, атрибутами.
Принято думать и утверждать, что театр всегда останется театром, что бы ни происходило вокруг, а занавес, рампа и сцена будут существовать, несмотря ни на что, несмотря ни на какие искушения. Так вот я с этим не соглашусь. Кино победило театр по всем статьям, вымыло из него всех самых лучших. И если кто-то выразительный и яркий появляется на сцене, то вскоре в дверь гримерки стучит помощник кинорежиссера с пухлым конвертом в руках. Естественно, что там очередной сценарий телесериала — долгого и нудного.
Правильно... И тут незабвенная Джулия Ламберт превращается в Анджелину Джоли.
ladzimir@tut.by
