Джаз — это неизменно круто!

Когда–то ВИА «Веселые ребята» Слободкина пели: «...соловьи живут на свете и простые сизари. Как прекрасен этот мир, посмотри!»...

Когда–то джаз был ругательным словом, его называли «музыкой толстых», и саксофонист вызывал у бдительных граждан желание срочно сообщить о подозрительном типе куда следует...

Когда–то не было для нас большей радости, чем взять билет на «Чайку», высадиться рано утром в Вильнюсе и умудриться к вечеру взять билет на рок–оперу «Волк и Красная Шапочка», потому что до и после спектакля играло джазовое трио: Ганелин — Чекасин — Тарасов...

Тогда еще не было глупой моды на словечко «легендарный», которое теперь приляпывают по любому случаю: «легендарная Маша», «легендарный Петя», «легендарный Вася» — теперь, кажется, все вокруг «легендарные».

Тогда, чтобы послушать Ганелина, в Вильнюс приезжали не только из Минска, но и из Москвы. А Ганелин даже и подумать не мог, что он — «легендарный»...

Однажды с нами поехал Стеф, он играл на саксе в ресторане «Каменный цветок», где Алик Волочинский сумел собрать потрясающих музыкантов, и публика там (не вся, конечно, но!) меньше всего обращала внимание на котлеты, потому что на крошечной сцене пел Валера Дайнеко, а танцевал Боря Моисеев. И, конечно, играл Стеф...

Так вот от него первого я и услышал:

— Чуваки (так тогда мы называли друг друга, от Василия Аксенова научились), чуваки, давайте махнем в Клайпеду. Тут всего 100 километров на автобусе. Послушаем Грубляускаса. Он в большом порядке.

Тогда это был самый большой комплимент, «в большом порядке». И мы поехали. По дороге Стеф рассказал, что у Грубляускаса манера игры Армстронга, он так раскаляет свою трубу, что его музыка обжигает. Но горячие звуки могут быть и нежными, и прохладными и — всегда неожиданными. Джаз, короче. А еще Витаутас поет почти все хиты Армстронга. Но не ломает голос, тем более не ест по двадцать порций пломбира, чтобы «фирменно хрипеть», просто поет себе, но если закрыть глаза, то легко представить себя в каком–нибудь знойном сквере Нового Орлеана либо на каком–нибудь колесном пароходике, который спешит к горизонту, а в океане тонет красное солнце...

Все оказалось именно так. В маленьком клубе, по–моему, местной мореходки Витаутас Грубляускас, молодой долговязый блондин с подвижным лицом, играл на трубе и пел, а казалось, что просто разговаривает таким манером с публикой, и все кончилось тем, что Стеф не выдержал, прыгнул на сцену, достал из потертого футляра свой неразлучный саксофон, и они тут же, обменявшись взглядами, начали то весело, то грустно, то быстро, то медленно играть вдвоем. Как будто были до этого знакомы.

— Это называется джем–сейшн, — важно объяснил мне, впавшему в ступор, кто–то из наших. Но никаких объяснений не требовалось. Все, кто видел и слышал, как рождается музыка, немедленно, не сходя с места, начинают заболевать джазом. Даже если не знают, что это...

В Минске было много выдающихся музыкантов. Одних уж нет: Мулявин, Стеф, Паливода, Эскин... Другие далече: Гурбилашвили Сережа навсегда уехал, Растопчин да и еще кое–кто...

А в прошлую пятницу на сцене ДК профсоюзов пел и играл тот самый Витаутас Грубляускас, которого в джазовом мире зовут Конго. Это традиция — Конго, Сэчмо... Посвященные знают, о ком идет речь... Удивительный случай! Три месяца назад Конго уже выступал в Минске. Без афиш, без рекламы, но и тогда публике едва хватило мест. В пятницу он приехал еще раз. С ним играли самые знаменитые в Литве джазмены — басист Ромуальдас Малинаускас, саксофонист Альгис Килис, пианист Арнольдас Янкунас и барабанщик Эдмундас Федеравичус. Труба Грубляускаса была, как всегда, и пронзительной, и раскаленной, и прохладной, как ореховое мороженое. Вы можете назвать вкус орехового мороженого? И он пел ну, может быть, чуть–чуть не так, как Армстронг, — Армстронги ведь рождаются не каждое столетие, Грубляускас посылал своей трубой сигнал каждому сердцу, этот сигнал тонкий и острый, как острие булавки, на котором умещается огромный мир и еще остается место для музыки. Но жаль, что его слушал не весь Минск, а только те, кому повезло. И был джем — устроитель концерта Евгений Владимиров (об этом джазовом просветителе надо обязательно рассказать) вышел со своим тромбоном, и Грубляускас принял его в команду, они все вместе моментально сочинили версию по мотивам вот уж действительно легендарного «Каравана». Так что легенды, конечно, существуют...