Его крик души навел меня на печальные размышления: почему же так часто самый благой и гуманный поступок — усыновление подростков — заканчивается чередой яростных ссор, побегом ребенка из новообретенного дома и неизбежным возвращением на казенные хлеба в родимый интернат. Кто прав и кто виноват в вечном конфликте отцов и детей, особенно если эти отцы — приемные, а дети — однажды преданные?
Дайте право на ошибку!
Потерявшая мать в возрасте 17 лет Света Дудковская только полгода прожила в приемной семье, после чего девушку вернули в интернат. «Эту семью хорошо знала моя мама, я росла на глазах дяди Вити и тети Гали, — рассказывает Светлана. — Первая их реакция на смерть мамы — «бедная сиротка, надо ей помочь, нельзя бедняжку оставлять одну». Семья благополучная, живут в достатке, трое родных детей. Я настолько боялась перспективы жить в интернате, уехать из своего родного района, что, не задумываясь, согласилась на предложение Виктора и Галины оформить надо мной опеку. Все вроде бы начиналось хорошо, но, знаете, я уже не младенец, пришла в новую семью со своими привычками, воспитанием, мировоззрением. И хотя они изо всех сил пытались дать мне понять, что я — у себя дома, все равно чувствовала себя чужой. Это я сейчас понимаю, что детей в приемную семью надо брать маленькими, когда новые родители еще имеют возможность вылепить из них нечто «по образу и подобию своему», но тогда это была единственная возможность не оказаться в интернате. Галина с первых дней потребовала от меня рассказывать ей все, что происходит у меня в школе, с друзьями. Понимаете, даже с родной матерью большинство дочерей не могут быть откровенны на сто процентов, что уж говорить про мою ситуацию?! Разумеется, у меня были свои маленькие тайны, обычные для 17-летней девчонки. Не хочу рассказывать подробности, но в один прекрасный день все мои вещи перетрясли, нашли среди них то, что не должны были найти, устроили мне допрос с пристрастием, требовали просить прощения на коленях. Самое обидное, что мне не дали ни одного шанса исправиться, а ведь соверши подобное родная дочь — несомненно, простили бы. Просто они изначально не доверяли мне, тут уж я ничего поделать не могла. На какое-то время мне объявили бойкот, хотя я извинилась и пообещала, что подобное не повторится. И вот, существуя в изоляции в чужой квартире среди тех, для кого я в одночасье стала врагом, я поняла, что жить здесь дальше уже не смогу. Меня вернули в интернат и оборвали со мной все связи. Из этой истории я вынесла один важный урок: мы, приемные дети, не имеем права на ошибку».
Сережу Виржанина привезли в интернат с высокой температурой и диагнозом ангина. Родные бабушка и дедушка, с младенчества заменявшие мальчугану родителей, так спешили избавиться от конфликтного внука, что не стали дожидаться его выздоровления. «Один из самых сложных моих детей, — говорит директор школы-интерната № 5 для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, Заводского района Минска Наталья Шарапова. — Озлобился на весь мир, считает, что с ним поступили подло. С мальчиком работали социальные педагоги, психологи. Но заметных просветлений в его ожесточившейся детской душе пока не видно. Отец Сережи умер, когда он был еще совсем маленьким, мать подалась на ПМЖ в Россию, завела там роман, живет с другим мужчиной. Сына бросила на руки своим родителям. Для бабушки Сережка стал даже не внуком, а сыном-последышем. Нянчилась с ним, баловала, растила маленького эгоиста. Когда мальчишка вступил в самый опасный для любого подростка возраст — 13—15 лет, начались серьезные проблемы. Хамил, хулиганил, прогуливал школу, не признавал авторитет деда. Поворотной точкой стало заведенное на Сережу уголовное дело: связался с дурной компанией, набедокурил. Для бабушки это оказалось слишком. Когда мальчишку привезли в интернат, выяснилось, что его даже не потрудились поставить в известность о переменах в жизни. Воровато, подло, недостойно спихнули нам на руки, да еще попросили не отпускать его навещать бабушку с дедом. Мол, видеть его не хотят после всего, что он натворил. Что ж, у стариков своя правда. Они считают, что посвятили мальчику лучшие годы своей жизни, вырастили, выкормили, а он ТАК их отблагодарил. И невдомек этим с позволения сказать воспитателям, что пожинали они плоды собственных педагогических проколов. Сначала пытались во всем угодить бедному сироте, а потом вышвырнули... Но ведь даже щенков не выбрасывают на улицу, если те нагадят в квартире!
У медали две стороны
Антон Горохов, с супругой Анной удочерили 12-летнюю Веронику, спустя полтора года вернули девочку в интернат: «Мы были знакомы с Вероникой три года, прежде чем оформили документы на удочерение. Бойкая девчушка, лидер в классе, она была вне себя от радости, что наконец-то обрела семью. Первое время все было просто замечательно. Пока Аня не
обнаружила, что беременна. Вероника отнеслась к этой новости совершенно неожиданно: притихла, затаилась, перестала с нами откровенно разговаривать. Мы понимали, что ее скрутила элементарная ревность к еще не рожденному братику или сестричке, старались уделить нашей дочери максимум внимания, приобщить к новым заботам. Когда родилась Маша, Вероника первый раз сбежала из дома. Начала курить. Мы делали все, чтобы она не чувствовала себя заброшенной. Но она стала проявлять агрессию по отношению к младенцу. Могла вынести коляску с Машей зимой на балкон и будто бы ненароком «забыть» там на несколько часов. Аня старалась привлекать Веронику к уходу за Машей, думала, так быстрее наладится контакт между сестрами. Однажды попросила ее набрать ванну для малышки, объяснила, как измерить температуру воды. Вероника сказала, что все сделала, но когда Аня окунула Машу в ванночку, та залилась криком: вода оказалась ледяной. Тогда впервые возникла крупная семейная ссора, во время которой наша старшенькая выдала: «Лучше бы Машка сдохла!» Аня проплакала после этих слов три дня. Вероника ходила угрюмая, ни с кем не шла на контакт. От предложения сходить на прием к семейному психологу отказалась категорически. А потом сама вызвала нас на разговор, попросила вернуть ее в интернат. Месяц уговоров одуматься и обещаний, что все наладится, был потрачен зря: Вероника всегда умела добиваться своего. Психологу в интернате она призналась потом, что хотела оставаться для родителей единственной, поэтому и согласилась быть удочеренной людьми, у которых нет своих детей. С появлением на свет Маши она чувствовала, что навсегда утрачивает лидерские позиции в наших с Аней сердцах, а это было для нее равносильно катастрофе».
