Уж сколько раз твердили «цивилизованному миру»: да не суйтесь вы, господа, со своими непрошеными советами и поучениями. В ваш Евросоюз мы не лезем. В ваши внутренние дела не вмешиваемся. Так позвольте уж и нам жить по своим законам, а не по каким–то «общечеловеческим», которых и в природе–то не существует. Ибо общее, взятое вне единичного и особенного, — не реальность, а логическая абстракция. Такими же логическими абстракциями являются и ваши «общечеловеческие ценности», которыми вы уже всем прожужжали уши. «Общечеловеческие ценности» — не эталоны Международного бюро мер и весов, находящегося в городе Севр близ Парижа. Как нет человека вообще, а есть реальные живые люди, так нет и общечеловеческих ценностей, которые не модифицировались бы в ценностях каждого народа, его традициях и его культуре. Один из выдающихся идеологов современного правового государства Шарль Монтескье еще в XVIII веке писал, что был бы крайне удивлен, если бы законы одного народа в точности повторяли законы другого народа.
Такие элементарные вещи необходимо знать, коль уж подвязался в наставники. Ан нет, все им неймется. Не угодно ли: уполномоченная по делам внешней политики Евросоюза г–жа Кэтрин Эштон вновь наставляет белорусов правилам цивилизованного поведения. Сия почтенная дама, приятная во всех отношениях, крайне возмущена, видите ли, приведенным в исполнение смертным приговором, вынесенным белорусским судом двум троглодитам, погубившим или искалечившим жизни десяткам невинных людей. Как же, ведь в их «общечеловеческих» декларациях записано, что право на жизнь есть неотъемлемое право человека. И ее у человека может отнять только Всевышний.
Позволительно, однако, спросить: ну а те тысячи ваших солдат, которых вы ежегодно отправляете в военную мясорубку — то в Ирак, то в Афганистан, то в Ливию — они имеют «право на жизнь»? Имеют ли «право на жизнь» те мирные обыватели, которых ваши стервятники своими «точечными ударами» превращают в горы трупов, снося целые кварталы? Или те сотни тысяч женщин, стариков и детей, которых вы обрекаете на голодную смерть, спасая от банкротства столь любезную вам мировую меняльную контору? Уймитесь, господа, не фарисействуйте. Ибо я правду о вас порасскажу такую, что хуже всякой лжи.
Фальшивы ваши слезы, как фальшива и вся ваша демократия. Вот вы не прочь порассуждать о шовинизме и фашизме. Но ведь, по совести говоря, вы и есть шовинисты и фашисты самой высокой, химически чистой пробы. Что такое шовинизм? Это возвеличивание себя путем унижения других народов. Но разве, называя себя цивилизованными странами, вы не унижаете другие народы, которые, по вашему просвещенному по болонским лекалам мнению, таковыми не являются? Даже те, государственность и культура которых уходит в глубь тысячелетий. Не хотелось бы, но приходится напоминать: вы, господа, еще жили в пещерах и укрывались звериными шкурами, когда Китай знал уже и компас, и порох, и бумагу. О древности восточнославянской культуры умолчу из скромности. Впрочем, к чему это я, ведь ваш интерес не распространяется дальше курсов валют и индекса Доу — Джонса.
От политики и морали перейдем к теории. Что такое жизнь? Жизнь — это биологический процесс. Как таковая она не может быть объектом права. Право — категория социальная. Оно регулирует не биологическую, а общественную жизнь человека. По своему теоретическому содержанию, а точнее — по своей теоретической бессодержательности право человека «на жизнь» вполне может конкурировать с таким же его «правом» ходить на ногах, а не на голове, дышать легкими, а не аппендиксом. То правда, что жизнь человека в отличие от жизни инфузории туфельки, тигра, моржа и гремучей змеи протекает в общественных условиях, зависит от этих условий и регулирования ими. И только этой своей стороной она становится объектом права. Но тогда давайте и будем рассматривать проблему в этом, общественном, контексте, в общественном ее содержании. Ибо выход за пределы этого ее общественного содержания есть не что иное, как дискредитация самой проблемы. Убийца подлежит казни не по физическому закону «действие равно противодействию» и не по ветхозаветной заповеди «око — за око, зуб — за зуб», а потому, что он поставил себя вне общества. Он — не человек, он — нелюдь, на него не могут распространяться нормы гуманизма и морали, как не могут они распространяться на тигра–людоеда. Обладать способностью к прямохождению и членораздельной речи, носить штаны или юбку — всего этого еще слишком мало, чтобы называться человеком. Есть иные, исторически сформировавшиеся сущностные признаки, превратившие животное в человека, сделавшие его представителем не только биологического вида, но и человеческого рода.
Нельзя игнорировать и то, что общественные условия, в которых протекает жизнь человека, всегда исторически конкретны. А потому и проблему права человека «на жизнь» нельзя рассматривать абстрактно, вне тех конкретно–исторических условий, в которые поставлен человек. К примеру, в первобытном обществе существовал обычай поедать своего ближнего. И сколько бы мы ни распускали по этому поводу нюни, наука вам скажет: таков, увы, суровый закон жизни. Дело тут не в моральной незрелости человека, а в тех социально–экономических условиях, в которых находился первобытный человек. И наука будет права. Ибо руководствуется принципом, сформулированным некогда стариком Спинозой: «Не плакать, не смеяться, а понимать».
Я, право же, затрудняюсь сказать, чего больше у тех, кто суется к нам в поводыри, — невежества или апломба. Например, А.Г.Лукашенко часто упрекают за непочтительные отзывы о некоторых деятелях западноевропейской «политической элиты». Но, Бога ради, разве кое-кто не заслужил в свой адрес самых резких слов? Что бы сказали вы, если бы содержательница публичного дома стала давать уроки целомудрия монашкам женского монастыря? А именно так себя ведут некоторые «учителя» по отношению к Минску... Думаю, что тут самый выдержанный епископ взвыл бы от озверения и перешел на ненормативную лексику.
«Права человека» превратились с некоторых пор в разменную монету политических параноиков, одержимых похотью господства без оглядки на суверенные границы.
Валентин АКУЛОВ, профессор.
