Фото wsj.comВпрочем, именно низкие доходы населения стали в свое время для Китая тем неоценимым ресурсом, который позволил за неполные два десятилетия совершить головокружительный рывок в развитии. Китайская модель роста кардинально отличалась от той, что была у «дальневосточных тигров» — Японии, Южной Кореи, Тайваня и Сингапура. Они получили серьезные экономические бонусы от США и западных союзников в обмен на лояльность в рамках глобального противостояния с коммунистическим миром. Но Китаю удалось совершить экономический рывок, сохранив в стране властную монополию Коммунистической партии и оставаясь в натянутых политических отношениях со США и Евросоюзом.
Китай, являясь страной коммунистической, сумел мастерски использовать те возможности, которые открывала для него неолиберальная глобализация. Практически неисчерпаемые и дешевые трудовые ресурсы страны оказались крайне привлекательными для западных корпораций, которые в погоне за минимизацией издержек начали массово выносить свои производства в КНР. При этом жесткая властная вертикаль позволяла эффективно распоряжаться получаемыми доходами, направляя их на развитие и освоение новых технологий. Этим китайская модель принципиально отличается от того, что происходит во многих других развивающихся странах, где доходы, получаемые от продажи сырья или эксплуатации дешевых трудовых ресурсов, выводятся вовне и оседают на счетах в западных банках, не давая внутренней отдачи.
Однако китайская модель имеет и серьезные издержки — необходимость поддерживать низкий уровень потребления и доходов внутри страны. Несмотря на то что уровень доходов так или иначе растет, большинство китайцев по-прежнему вынуждены довольствоваться малым. Более того, по уровню доходов и развития сложились серьезные дисбалансы между разными регионами. Поэтому необходимость перехода к более сбалансированной модели развития, опирающейся на внутренний спрос, обсуждалась в китайском руководстве уже давно.
Исчерпанность старой модели развития определяется и исчерпанностью неолиберального глобализма, в рамках которого эта модель и была возможна. Наиболее тревожной в этом плане становится политика Дональда Трампа, который, похоже, всерьез намерен разрушить тот экономический и технологический симбиоз двух стран, который был одним из главных локомотивов развития для КНР.
Переориентация на внутренний спрос может обернуться бегством западных капиталов и производств, так как в таком случае Китай лишится своего главного конкурентного преимущества — дешевой рабочей силы. С другой стороны, зависимость от этого фактора для КНР уже не является такой критичной. Более того, Китай уже сам проводит активную экспансию вовне собственных капиталов, производств и технологий.
Многое указывает на то, что на смену неолиберальному глобализму идет эпоха относительно самодостаточных субглобальных регионов. В этой системе Китай может занять нишу одного из таких региональных центров. В условиях закрывающихся глобальных рынков ему жизненно необходимо сформировать устойчивую зону своего геополитического и экономического влияния, которая служила бы источником необходимых ресурсов для китайской экономики, а также рынком сбыта для ее продукции. В последнее время Китай активно осваивает подобные потенциальные зоны — в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Центральной Азии, Африке. Однако здесь восточному Дракону придется конкурировать с интересами других региональных игроков — США, России, Европы, что будет порождать новые риски и вызовы.
