В главном музее страны открылась и до конца января работает выставка известного живописца Валерия Шкарубо. Писать об этом художнике и просто, и сложно. Просто, потому что в его «послужном списке» много престижных выставок, один Венецианский бьеннале, участником которого в 2005 году был Шкарубо, чего стоит. Просто, потому что есть у него и престижные закупки картин сильными мира сего, а также национальными музеями, что, конечно же, сразу поднимает рейтинг художника на арт–рынке на определенную высоту и дает возможность журналистам даже чисто механически объявить его на этом основании знаменитым. Что, кстати, не будет преувеличением: выставлялся Валерий и в Москве, и в Париже, и в Пекине, и в Риме. Вот только Лондон мне жаль: приглашение поехать туда Шкарубо не принял. Не видит больше смысла в «выставочном туризме». Говорит, чтобы тобой по–настоящему занимались галеристы на Западе, там нужно жить постоянно, а просто приехать и собрать хорошую прессу... Этот этап в его жизни уже пройден. Он достаточно уверен в себе.И тем не менее писать о картинах Шкарубо непросто. Под пером они теряют магию. Это как угли в хорошем костре: играют, буквально живут, излучают тайну в огне, а вынимаешь из очага — и перед тобой просто потухшие головешки. «Жар» картин Шкарубо тоже существует только на холсте и доступен только глазу, слову — увы — нет. Или почти нет. Очень тонкая палитра, очень сложный колорит. Даже хорошая печать, репродукция и то «съедает» 50 процентов его живописи. Хотя, казалось бы, такой доступный и демократичный жанр — пейзаж. Но реализм пейзажей Шкарубо не «бухгалтерский», то есть не натуралистичный. «В природе хаос, у меня на картине ритм. В жизни полно подробностей, у меня строгий творческий отбор. Но прописано убедительно, а потому — верно», — рассуждает художник. Сюжеты его картин более чем обыденные, лаконичные: дом, дерево, дорога, поле. Иногда вода. И всегда свет. Вернее даже — таинственное свечение. Людей нет, даже условных фигурок. Полное безмолвие. Но если лет десять назад под его работы еще можно было подвести общее сентиментальное название «Слеза для эмигранта», то теперь художник достиг глубокой символичности, даже некоторой ирреальности. Его картины стали философскими притчами.
Кажется, еще Ван Гог говорил, что настоящая картина понятна и варвару — не только эстету. Потому что ведь дело, по большому счету, не в сюжете, не в жанре и даже не в манере исполнения. Все дело в чувстве и в степени искренности. Валерий Шкарубо делится сокровенным, пережитым, глубоко обдуманным. Как–то очень символично, что его мастерская находится высоко в башне одного из старых зданий на проспекте Независимости. Там даже лифта нет. Старые ступени круто поднимаются вверх. Приходишь к двери почти без дыхания (а в хорошую мастерскую так и надо входить — с перехватившим горлом перед искусством). Художник открывает дверь — и ты попадаешь в мир затворника, по крайней мере, это первое твое впечатление. Очень небольшая шестиугольная комната, где стоит мольберт, стул и... все остальное где–то на заднем плане, в закутке, а в глаза бросается только это лаконично организованное пространство. Я когда–то написала, что художник работает в мастерской в тапочках, поэтому ему удается тишина на картинах. У некоторых этот образ вызвал улыбку, смутил, кажется, он и художника. Но мне и сейчас хочется подчеркнуть: собранность, деликатность, отсутствие внешней манерности — это человек Шкарубо. То же и на холстах художника, ведь и называются его лучшие работы «Покой», «Примирение», «Непостижимость», «Равнодействие», «Начало дня», «Спокойный вечер»... Идеальная почти божественная простота. Все, что рождается у него под кистью, — плод сосредоточенного бытия. Из очень высоко расположенных окон мастерской не видно ничего, кроме неба. Да Шкарубо и не требуется натура перед глазами — он пишет мир другим, внутренним взором...
Фото Артура ПРУПАСА, "СБ".
