Андрей Кравченко мечтает побеждать играючи
Номер на машине Андрея КРАВЧЕНКО — 9000. «Это я специально выбрал», — поясняет он. 9000 — это мечта Андрея. Это почти мировой рекорд, который 7 лет назад установил легендарный чешский многоборец Роман Шебрле. Тот самый Шебрле, который не так давно во всеуслышание назвал белоруса ни много ни мало своим сменщиком.
Андрей лишь улыбается во все 32 и с видимым удовольствием рассказывает, как ему в свои 22 года удалось поставить на уши элиту легкой атлетики. Но это сейчас. После зимнего чемпионата мира в Валенсии, откуда Андрей привез серебряную медаль. Чуть меньше года назад из Осаки Кравченко возвращался в совершенно другом настроении. Откинувшись в кресле, он отсутствующим взглядом буравил потолок самолета, вновь и вновь прокручивая в голове злосчастный спринт. Немудрено: от него — молодого, но чертовски талантливого десятиборца — ждали сенсации. Сенсация и случилась, вот только и сегодня, вспоминая о ней, Андрей досадливо морщится... «Два фальстарта! Я даже не помню, как все произошло. Ни разу в жизни фальстартов не делал, готов был просто потрясающе... Настраивался всех порвать, а тут судья говорит: покиньте дорожку! Я, помню, смотрю на него и понять не могу — за что? Потом неделю в номере лежал, смотрел телевизор».
Впрочем, Осака — это уже из прошлого. Историей стал и последовавший за чемпионатом турнир во Франции, где Кравченко оставил позади и чемпиона мира Романа Шебрле, и занявшего второе место ямайца Мориса Смита. Впрочем, история, говорят, имеет неприятное свойство повторяться. И вот тут бы в самый раз сплюнуть через плечо: впереди у Андрея Олимпиада, и вновь его почти за 5 месяцев до ее открытия на каждом углу называют звездой и норовят повесить на грудь медаль, о которой еще пару–другую лет назад никто и мечтать не мог. «Да ладно вам, звезда, — отмахивается Кравченко. — Хотя меры я, наверное, все же приму: съеду куда–нибудь, где никто не найдет, буду до самого отлета грибы по лесам собирать!» Он на самом деле изменился, не изменив тем не менее своей цели.
— У меня такой принцип: человек может добиться чего угодно, если только этого захочет. Сейчас я, например, стремлюсь к психологическому совершенству. К тому, чтобы в любой ситуации мог собраться и переломить ход событий. Для многоборья это умение даже более важно, чем «физуха», хотя без нее тоже никуда. Это тебе не отдельный вид какой–нибудь. Можно наверстать, казалось бы, безнадежно упущенное, а можно в последний момент все потерять... На Олимпиаде это особенно четко чувствуешь: все смотрят, ждут чего-то.
— В Осаке на тебя тоже смотрели...
— Вот не надо опять... (Смеется.) Я тот чемпионат уже тысячу раз проанализировал, выводы сделал. Даже сейчас, в Валенсии, когда в колодках стоял, думал про себя: лучше уж я проиграю несколько «десяток» — потом наверстаю. Так в общем–то и вышло... Ну и прыжки с шестом удались. До них даже мой отец не верил в то, что я выкарабкаюсь!
— Уж удались так удались: 5 личных рекордов!
— Это, кстати, снова психология. Я ведь все высоты брал с первой попытки. Просто поверил в себя, нашел подход. И в Пекин я по этой же причине хочу приехать за пару дней до старта. Чтобы организм не успел понять, где он оказался и что от него хотят, и я мог спокойно выступить. Как говорится, «хэв э фан». Играючи...
— Похоже, ты и впрямь изменился.
— Да, много начал понимать по–другому. Раньше я все больше на эмоциях выезжал. Сейчас стараюсь быть более расчетливым, размеренным. Вот и результаты расти начали. Не поверите, но порой сам удивляюсь: откуда только столько здоровья–то берется? Быть может, от родителей на генетическом уровне что–то передалось?
— Они — спортсмены?
— Да, хоть и непрофессиональные. Отец занимался офицерским многоборьем, был чемпионом Советского Союза! Мать — всем понемногу: фигурное катание, волейбол, легкая атлетика...
— Судя по всему, вопрос «Каким ветром тебя в атлетику занесло?» — отпадает сам собой...
— Кто–то, прежде чем остановиться на своем виде, перебирает множество вариантов. Бывает, начинают с бега, а заканчивают метанием молота. Я же с самого начала пришел в многоборье. Нравится. Это нечто большее, чем просто вид спорта. Воспитание, жизнь, дружба... Я, кстати, такой атмосферы не встречал ни в одном другом виде. Мы с ребятами постоянно переписываемся, общаемся. Отсоревновавшись, запросто можем пойти вместе гулять, отпраздновать чью–то победу, обсудить перипетии борьбы...
— Неужели можешь вот так запросто поехать в Чехию, и Шебрле, который только недавно называл тебя в числе своих главных конкурентов, накроет стол и дружески хлопнет по плечу: «Ну как оно, Андрюха?»
— Не поверите, но запросто могу представить себе такую ситуацию. Для меня Роман, как дядя. Всегда поможет, посоветует... Этого, кстати, еще никто не знает, но после Валенсии он подошел ко мне и сказал: «Еще 2 года — и можешь забирать все!»
— Ты считаешь, что готов к этому?
— Надо быть готовым. Хотя лучше, чтобы это «все» приходило по частям. Если бы, например, я в Осаке стал чемпионом мира, сейчас было бы намного сложнее. В первую очередь потому, что я сам начал бы к себе относиться по–другому. Да и сдается мне, что чем быстрее все завоюешь, тем быстрее погаснет твоя звезда. Роман Шебрле, к слову, олимпийским чемпионом стал только в 34 года...
— В более раннем возрасте такие успехи чреваты «звездной болезнью»...
— Я это уже проходил. Помнится, когда первую медаль завоевал — жуткий «звездяк» схватил. Решил, что я теперь «крутой перец», а все остальные — так, пассажиры. С друзьями едва не поругался. Теперь отношусь к спорту, как к работе. Я сейчас постараюсь объяснить: легкая атлетика для меня — спорт номер один. Да простят меня представители других видов спорта, но десятиборье — это элита! Если ты побеждаешь здесь, значит, ты действительно чего–то стоишь. Легкая атлетика воспитывает характер: это не просто так — выйти на старт на глазах тысяч болельщиков, и не просто выйти, — а выиграть. Я после каждого турнира килограмма на 3 худею от переживаний! Хотя, с другой стороны, я люблю дурака повалять. Повыпендриваться, на публику сыграть, «сальтунов» штук десять закрутить на радостях — это всегда пожалуйста. Люблю быть в центре внимания, выделяться. Знаешь, как я со своей девушкой познакомился? Пришел как–то в магазин — фотографии заказывал. Смотрю — она! «Девушка, у вас есть ручка и бумага?» — спрашиваю. Она говорит: «Есть, конечно». «Тогда вот мой телефон. Вы мне очень нравитесь — позвоните, пожалуйста!» Уже год встречаемся!
— Помнишь, на что ушли твои первые «спортивные» деньги?
— Маме отдал. Все, до копейки. Я сейчас, по большому счету, для нее и выступаю. Она в свое время делала все ради меня, и я хочу, чтобы хотя бы сейчас она начала жить нормально. Это своего рода мечта. Помните, как в «Достучаться до небес» главный герой хотел матери розовую «Импалу» купить, как у Элвиса Пресли? Вот и я перевез ее из деревни Мышинка — это возле Петрикова, — где сам родился, в Гомель, нашел более спокойную работу — в атлетическом манеже, поближе к себе. Сейчас вот квартиру построили... Обеспечу ее всем необходимым — тогда и для себя пожить можно: дом построить, собаку завести...
— Было бы время еще на все это: тоже ведь небось все больше по сборам?
— Сейчас чаще дома бываю. Это раньше, когда в Финляндии тренировался, наездами появлялся только...
— В Финляндию к Хямяляйнену ездил? Как впечатления?
— Да, к Павлу Хямяляйнену. Впечатления... Молодой я был тогда, глупый. Решил, что мой нынешний тренер — Иван Гордиенко — мне больше ничего в плане результата дать не способен. В один день психанул и махнул за границу. Потом вернулся... Кстати, Дмитрий Карпов, который раньше тоже тренировался у Хямяляйнена, недавно снова начал работать со своим отцом... Я не могу сказать, что Хямяляйнен — плохой тренер. Он ведь, в конце концов, подготовил Эдуарда — своего сына. Но к каждому спортсмену нужен свой, особый подход.
— Представляю, чего тебе стоило вернуться к Ивану Петровичу. Не каждый способен признать свою ошибку...
— Помню, он сказал мне тогда: «Я знал, что ты вернешься». Вот и все возвращение. Зато теперь уже точно никуда не уеду — школа жизни!
