Может парализовать тело, но не душуМальчишкой он услышал «Александрыну». С этого момента представлял Беларусь небесным краем и мечтал познакомиться с «Песнярами». Через много лет он увидит многоцветье необыкновенной белорусской земли и даже перенесет его на холст. Он познакомится с любимыми артистами, оформит один из их альбомов «Жывем».
В жизни Александра Иванова сбывались многие мечты, и его можно было бы назвать баловнем судьбы. Если бы не одна ее очень злая шутка, разделившая жизнь на две половины.
— Я давно понял, что музыка и живопись — искусства взаимопроникающие. Не зря «гармоничная живопись» или «красочная музыка» звучит как комплимент. Все законы композиции живописи я перенес в музыку, которую начал писать в 1995 году. Я ее не играю, я ее рисую...
Аккордеон и угольные палочки
— Я родился на Волге, в Астраханской области. В 4 года мне подарили маленький зеленый аккордеон. Я его надел... и неделю жил с ним, не снимая, даже спал в обнимку. В первую ночь мама попыталась забрать инструмент, но я проснулся и заплакал. А через три дня устроил домашним концерт из одного номера — заливистой «Ой, рябина кудрявая».
В 13 лет я увидел плакат о наборе в Астраханское художественное училище. Он был настолько красивый, что я непременно захотел оказаться в числе учащихся. Каждый день вставал в пять утра и ехал на Волгу писать этюды. Конечно, в деревне никаких красок не продавалось. Я сам сбивал мольберты и делал себе угли для рисования. Собирал ветки, клал их в банку, обмазанную глиной, и ставил в печь — получались угольные палочки. Причем у яблоневых веток оттенок был теплый матовый, у грушевых — зеленоватый, у вишни — коричневатый. Учитель по рисованию Иван Андреевич Кожин организовал кружок, в который ходили три человека. Все трое впоследствии стали профессиональными художниками!
Надеваю наушники и уношусь под аккордеонную россыпь на волнах легкого вальса в послевоенный Париж. Наверное, только художник может из семи нот «нарисовать» столько разных оттенков.
Я смотрю на его картины под его музыку и думаю, откуда в нем столько жизнерадостности и оптимизма. Никаких черных красок и грустных мотивов, никакой обреченности и жертвенности. Удивительные букеты полевых цветов, яркое солнце подсолнухов и сочные гроздья рябины, а вот и прекрасное золото осени, легкая утренняя дымка, лес, бескрайние поля и просторы — все то, что когда–то он только представлял. С полотен Иванова свет просто льется, а его музыка будто «дорисовывает» его картины.
Живительные силы
— После армии узнал, что на родине моих любимых «Песняров» есть замечательный театрально–художественный институт, в который я и поступил. Как только приехал в Минск, пытался встретиться со знаменитыми артистами, но они всегда были на гастролях. На время я оставил мечту. Спустя много лет, в 2000 году, они приехали с концертом в Сморгонь, на родину одного из своих новых гитаристов Александра Соловьева. Он нас и познакомил. Потом я оформил им альбом «Жывем» с песнями Алика Катикова на стихи Ларисы Гениюш. Когда мне бывает очень плохо, я лечусь их пением.
Народный художник Беларуси профессор Маслеников во время учебы все время звал меня перейти к нему на отделение живописи... Время расставило все на свои места. Сейчас я физически не могу быть дизайнером и пишу картины.
— Я много лет не даю интервью, потому что все журналисты рассказывают исключительно обо мне, — обижается Александр. — Они не понимают, что без своих друзей я никто. И мой самый первый и верный друг — Лариса. Она — половина меня.
Счастливый полдень
5 июля 1981 года я сидел на вокзале и читал «Короли в изгнании» Доде.
— Вы что, до сих пор помните название?
— Я только его и успел запомнить, потому что, пролистав пару страниц, поднял голову — и тут вошла она, Лариса. С маленькой дочкой. Случилось это в 12 часов 40 минут. С этого момента я их и полюбил.
— Конечно, мы оказались в одном купе, — продолжает Лариса, ласково улыбаясь мужу. — Саша спал на верхней полке.
— Да не спал я! Вид делал. Только и ждал предлога, чтобы спуститься.
После этой встречи были два года тайной переписки и мимолетных встреч, потому что Лариса в то время была замужем, затем последовал переезд из ее родного Харькова в Минск. А в 1985 году 5 июля ровно в 12 часов 40 минут родился их сын Владимир.
Семья переехала в Сморгонь. Там построили новый завод оптического станкостроения, и молодым специалистам обещали квартиры. Очень скоро Ивановых в городе узнали все. Лариса и Саша выступали на всех концертах, даже стали лауреатами Всесоюзного конкурса самодеятельного творчества. Пели дуэтом, играли пантомиму. Каждые выходные проводили в турпоходах, на лыжах, велосипедах или в байдарках. Говорят, что тех насыщенных лет с лихвой хватило бы на несколько жизней. Они хотели успеть все, словно предчувствовали...
— Сосед по палате предупредил: «Отчаиваться нельзя ни в коем случае. Даже если можешь шевелить только ушами — шевели!» И я старался изо всех сил. Кости еще до конца не срослись, начал делать упражнения.
«Привяжите мне карандаш»
Саша начал заниматься каратэ, потом ушу. Увлекся, вскоре стал инструктором. Однажды во время исполнения сложного трюка неудачно приземлился и сломал шейный отдел позвоночника. Травма была настолько тяжелой, что на следующий день доктора сказали Ларисе: «Готовьтесь... больше недели не проживет». Поддержал только Павел Александрович Бобрик, врач–нейрохирург из института травматологии и ортопедии: «Не теряйте надежду — он очень крепкий и может побороться за жизнь». И он боролся, не жалея сил, теряя сознание от боли. Друзья сделали кровать с турником, которую придумал сам. Сначала непослушные руки просто привязывали к перекладине, через полгода Саша научился сам захватывать ее и подтягивался до 1.000 раз! Три месяца мама с Ларисой учили сидеть. Первый раз удержался 15 секунд и потерял сознание от боли. Потом были долгие 20, 30, 40 секунд... Я разговаривала с Александром около пяти часов, и все это время он сидел.
В тот страшный первый 1990 год Лариса убегала с работы каждые полтора часа, чтобы перевернуть мужа. Сначала ее жалели, отпускали, а потом пришлось уволиться. Хорошо, что тогда, наконец, получили трехкомнатную квартиру. Но жить на две пенсии оказалось невозможно. Она купила вязальную машину, брала заказы, продавала какие–то шапочки. А однажды он... попросил карандаш.
— Как только мы его ни привязывали к руке, — вспоминает Лариса, — но кисти рук висели, как тряпки... В отчаянии Саша взял карандаш в зубы и стал рисовать портреты знаменитой ливерпульской четверки, песни которой он тогда слушал круглосуточно.
Через некоторое время попробовал написать «битлов» на холсте, взяв в зубы кисточку. Тяжелые масляные краски провернуть было непросто.
— Помню, так намотаюсь башкой, что от боли в спине потом неделю в себя прихожу, — рассказывает художник.
Но именно работа помогала ему забыть ужасную реальность. Писал по 16 часов в сутки (!) и уже за год появились 50 картин и этюдов. А в январе 1993 года состоялась первая персональная выставка в Молодечно.
— Часто люди, которые оказались в таком положении, жалеют, что выжили...
Александр: Я сразу категорически запретил себе и другим думать о плохом. Да и как можно! Ведь у меня семья, двое детей.
Лариса: Это правда. Когда мы почти год лежали в больнице, я чуть с ума не сошла. И Саша, тогда недвижимый вовсе, поддерживал меня, как мог.
Как могли, поддерживали семью и местные власти: в подъезде сделали пандус, дочке оплатили учебу, освободили от оплаты за квартиру, а когда Сашины картины начали покупать, освободили от налога на продажу. Друг подарил Ивановым компьютер, и Александр по словарям и Интернету изучил все, что касается изображения и музыки.
Лариса пододвигает к кровати мужа столик на колесиках с большим ЖК–монитором. Александр закидывает на «мышку» сначала одну неработающую руку, затем другую, потом, как может, наклоняется всем телом — и «компьютерный грызун» поддается, на экране появляется музыкальная клавиатура. Еще одно усилие — и напротив клавишей вырисовываются ноты. Так он рисует свою музыку.
Боль и радость
Я не стала определять, кто из них двоих более мужественный. Александр или Лариса, которая уже не просто помогает, но и по–настоящему чувствует боль мужа. Правда, и он, и она стараются ее не показывать.
— Каждое утро я просыпаюсь с желанием прожить новый день, — признался Александр.
Для этого ему нужно четыре–пять часов делать разные физические упражнения, например, 600 — 700 раз отжаться от Ларисиных колен, чтобы разогнать кровь по недвижимому телу. Несмотря на титанические усилия, с каждым годом боль усиливается. И тогда Ларисе приходится отставлять от Сашиной постели и мольберт, и компьютер, а ему остается лишь скрипеть зубами.
— Я заметил, что творчество заглушает боль, — говорит художник.
Еще одна отдушина Ивановых — дети. Володя осуществил мечту отца и стал профессиональным музыкантом. Сейчас он учится в консерватории. А Катерина в этом году родила дочь, которую назвала в честь отца Сашей.
У него есть картины «А капелла» и «Луговая песня», есть симфонические картинки и музыкальное сочинение «Ноктюрн». Он собирается выпустить диск «Рисованная музыка» и готовится к очередной художественной выставке. Трудно сказать, кто он больше, — «нотный» художник или музыкант «на холсте». Его творения поражают не тем, что созданы нерукотворно. Они действительно прекрасны. Наверное, потому, что написаны они душой.
Фото из семейного архива Ивановых.
