Из серии «Цена жизни»
Стояли щедрые, бесконечно прекрасные дни первой половины сентября. Хорошо ловились плотва и крупный подлещик. В лесу — полно грибов. Я жил отшельником в рыбацком домике среди кучки хуторов и сожалел, что такое блаженство скоротечно.
В тот вечер сушил боровики, и нежно-сладкий запах наполнял всю комнату. Никаких звонков не ждал и потому неохотно взял в руки мобильник, когда из него полилась знакомая мелодия. Номер показался случайным или подзабытым. Так и было. Звонил мой однокурсник, ныне преподаватель одного из вузов. Когда-то с Михаилом мы дружили крепко. Даже ухаживали за одной девчонкой — племянницей хозяйки, у которой жили одно время, пока не переселились в студенческое общежитие. Алла приехала погостить к тетушке из Киева. Яркая, веселая… Не опечалился, когда она из нас двоих отдала предпочтение Михаилу, — вокруг было полно красивых девчат.
Вместе Алла и Михаил оказались не сразу. Вначале он скоротечно женился на девушке из райцентра, куда уехал работать после распределения. Так же быстро они разбежались, и мой приятель уехал в Киев. Там прожил с Аллой два года в гражданском браке, но, как рассказывал, не заладились дела с работой, а затем и в семье. Своего он все же добился. В Минске удалась карьера, стал кандидатом наук, удачно, наконец, женился. Год за годом мы отдалялись, идя разными дорогами. Но «этикет» соблюдали: поздравляли друг друга с днем рождения и праздниками. Порой пересекались на каких-то мероприятиях. И вот звонок…
Михаил Григорьевич (как его величают студенты), узнав, что я на озерах, огорчился. Сказал, что ему очень нужно со мной посоветоваться.
— А что, собственно, случилось? — поинтересовался я.
— Понимаешь, позвонила Алла из Киева, сказала, что убили нашего сына Серегу под Мариуполем. Тело еще не привезли. Сообщит позже. Спрашивает, смогу ли приехать на похороны…
— Ну а ты? — поинтересовался я.
— Ты же знаешь, что о сыне никому из моих неизвестно. Да и как я вдруг сорвусь, — заунывным голосом начал Михаил…
— Сегодня четверг, — сказал я. — Завтра приезжай ко мне. Однажды ты уже был здесь. Дорогу знаешь. Посидим, подумаем, заземлишь нервы.
Ворота я открыл заранее. Осенью в этой глуши темнеет рано, так что въехал Михаил на усадьбу с зажженными фарами. Сам я питаюсь скромно, когда живу один. Возможно, больше из-за лени готовить. Но сейчас стол накрыл приличный. Ужинали на веранде, где все пропахло грибами и рыбой. Обошлись без спиртного, так как Михаил решил завтра же вернуться в Минск, хотя я и предложил ему погостить подольше.
— Знаешь, ничего не могу понять в войне в Украине, — сокрушался Михаил. — Смотрю все российские каналы, не пропускаю «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым». Вроде бы все и всё говорят правильно, а затем интернет полистаю и в смятении… Ну как можно в столь благодатном крае на ровном месте устроить такую испепеляющую бойню?
Я не торопился вступать в дискуссию, давая выговориться приятелю.
— Ну и чего добились украинцы? — возмущался он. — Взрастили нацистов в лице правого сектора, сменили у власти одних олигархов на других, разлили море ненависти по всей стране. Искорежили красивейшие города и поселки. А главное — люди… Боже мой! Чем виноват мой Сережка?
— Так он был военным? — поинтересовался я.
— Капитан, артиллерист, — рассказывал Михаил. — Кроме тебя, кстати, никто в Минске не знает о том, что у меня от того брака был сын. Алла вскоре после моего отъезда нашла себе небедного мужчину. От моей помощи отказалась. Сергей был уже взрослым парнем, когда захотел со мной встретиться, — с его матерью мы ведь окончательно связь не теряли. Порой перезванивались. Кстати, мужчина тот уже пять лет как умер. Сергей приезжал в Минск, жил в гостинице. Потом, когда я был в Киеве в командировке, встретились с Аллой и сыном. Нормально пообщались. И вот такое горе!
— Так на чем ты все же остановился? — спросил я. — Поедешь или нет в Киев?
— Алла не настаивала. Вначале я думал отсидеться. Но пока ехал к тебе, принял твердое решение: должен похоронить сына. У меня ведь с Леной, ты же знаешь, только одна дочь… У ректора отпрошусь на недельку, а с женой ты прикроешь. Скажу, что к тебе сюда на рыбалку укачу. Ты ведь не против?
Я пожал плечами. Дескать, какие проблемы. В душе порадовался, что старинный друг принял, на мой взгляд, верное решение. Ясное дело: надо ехать. Попрощаться. Родная кровь все же.
— Странная ситуация. Я в целом симпатизирую ополченцам, а ведь от их рук погиб мой сын. Ну и чем, по-твоему, все закончится в Украине? — допытывался Михаил.
— Не знаю. Больше сейчас думаю о другом, — отвечал я. — О том, что США и Европа совершают большую ошибку, наваливаясь на Россию и взяв в помощники на этом фронте неонацистов Яроша. Они ведь немногим отличаются от безумных исламистов, которые публично отрезают людям головы. Много бед принесут еще эти религиозные фанатики миру. Объединить бы сейчас все усилия, чтобы остановить беду в самом начале, а не думать, как преуспеть в ослаблении России. В целом же все гораздо сложнее и серьезнее. Не для одного вечера разговор. Пошли спать, — предложил я гостю.
Люблю одаривать гостинцами тех, кто приезжает ко мне в эту глушь. Вот и Михаилу не пожалел грибов и рыбы. Упаковал в дорогу, как говорится.
Приятель уехал, а я вытопил баню и долго ублажал там себя дубовым и березовым вениками. Затем, потягивая брусничный морс, думал о том, как немало в этом мире радостей и удовольствий, от которых вынуждены не по своей воле отказываться те, кого обманули, подставили, направили умирать там, где сегодня идут войны. Жестоко и глупо. И мысль, что за все это время, что течет вместе с нами под небесами, так и не придумали действенного противоядия такому безумию, просто удручает. Дорога в никуда продолжает уносить в бездну людские души. А еще ее можно назвать дорогой в оба конца с последними пунктами для грешников и праведников. Вот только незадача — даже этот путь, похоже, не всегда выбираем сами.
Время приближалось к полуночи. Не спалось. Я вышел на крыльцо и замер от разлившейся тишины. В лунном сиянии мир стал волшебным. Неподалеку бледным заревом легко плескалось озеро. Почудилось, что ожили души всех, о ком думал в последние часы. Вон на том берегу взял в руки трубу и готов играть Ванечка из первой части моего повествования. Звенящую вдали мелодию будет слушать и сын моего друга Сергей, погибший недавно под Мариуполем. Где-то там неподалеку с чашкой чая в руках замер Леонид Аноп, о котором я тоже рассказывал ранее. Оживали образы и других людей, кого когда-то знал или о ком думал. Выходит, и они через меня, то есть через тех, кто их помнит и думает, тоже чувствуют красоту лунной ночи?
Мысль эта словно успокоила меня и окончательно подготовила ко сну. Оставалось только подумать, чем лучше заняться завтрашним утром.
Анатолий ЛЕМЕШЁНОК
