Он родился в 1915 году в небольшом городе, носящем сегодня имя Мичуринск, а тогда называвшемся Козлов, в семье профессионального музыканта — тромбониста и дирижера, капельмейстера Томского пехотного полка Евгения Зельдина. После революции отец стал основателем и директором народной консерватории (по сути, музыкальной школы) в городке, все дети в этой семье играли на нескольких инструментах. Маленькому Володе Зельдину тоже прочили карьеру скрипача. «Папа страстно мечтал, чтобы я стал музыкантом, — позже напишет Зельдин в мемуарах. — У меня с детства был абсолютный слух. Я считался очень музыкальным способным ребенком, но, честно говоря, танцевать я любил куда больше, чем музицировать».
В 1924 году семья перебралась в Москву и Владимир пытался поступить в училище при Большом театре — там, кроме балета, было отделение характерного танца. Но… отец так хотел для сына музыкальной карьеры, что солгал экзаменаторам: у мальчика хрупкое здоровье. И подающему надежды танцору в поступлении было отказано. Юный Зельдин в итоге оказался в знаменитой Гнесинке — учился по классу скрипки.
Через два года отца не стало, а когда Зельдину исполнилось 17 лет, он лишился и матери. Чтобы прожить, параллельно с учебой работал — его приняли на отцовское место в оркестре Высшей пограничной школы, где он играл на трубе. От поступления в консерваторию он отказался, а в военное училище не прошел медкомиссию: подвело зрение. Куда в то время без проблем брали молодежь? Конечно, на завод — так Зельдин стал учеником токаря на одном из московских предприятий. А в начале 1930‑х он увидел объявление: театр им. Моссовета набирал студентов в актерские мастерские. Зельдин пришел на прослушивание — и был зачислен.
Правда, даже по окончании обучения театральная карьера молодого артиста не задалась: роли давали почти всегда в массовке. В 1938‑м он впервые снялся в кино — крохотный эпизод в фильме Григория Рошаля «Семья Оппенгейм», его даже не указали в титрах. Тогда же Зельдин сменил сцену и ушел в Театр транспорта (сейчас театр им. Гоголя). Именно там в спектакле «Генеральный консул» он сыграл рядового Гоглидзе — и эта комедийно‑героическая роль принесла ему удачу. Молодого «грузина» заметила ассистент режиссера Ивана Пырьева, которая искала артиста на главную роль в фильме «Свинарка и пастух».
«Сценарий мне очень понравился: роль потрясающая, музыка прекрасная, сюжет великолепный, — рассказывал Зельдин. — Я даже и мечтать не стал, что на съемки попаду… Как вдруг раздается звонок, и у меня спрашивают, могу ли я встретиться с режиссером Пырьевым. Конечно, я согласился. Пришел на «Мосфильм», в кабинет к Пырьеву. Волновался очень, потому что о его грубости и резкости легенды ходили. У Пырьева ведь было много и врагов, и друзей, он был очень смелый и темпераментный человек». Пырьев начал снимать молодого актера, но параллельно продолжал пробовать на роль пастуха Мусаиба и других артистов. А однажды собрал чуть ли не весь женский персонал «Мосфильма» и попросил сказать, кто им больше нравится на экране, кого, по их мнению, больше полюбят зрители. И все женщины дружно ответили: Зельдина! К тому же молодой актер был музыкален, а в картине предстояло много петь.
Великая Отечественная война началась, когда съемки фильма были в разгаре. Владимира Зельдина отправили в танковое училище, но через три недели вернули в Москву и его, и остальных мобилизованных членов съемочной группы. «Доснять картину. Народу в трудное время нужны светлые, добрые впечатления!» — так распорядился Сталин. Что могли, снимали в павильонах «Мосфильма», некоторые сцены — на ВДНХ, между авианалетами. «Фашисты в этом отношении были очень пунктуальны: в 2 часа был налет и в 7 часов каждый день. Но защита неба столицы была очень хорошо продумана: зенитные орудия, прожектора, — рассказывал Зельдин. — Мы по спискам дежурили на крышах, тушили зажигалки. Помню две бочки с водой и песком, щипцы, рукавицы, фартук. Мы ждали эти зажигалки и тушили их…»
«Свинарка и пастух» прославили Владимира Зельдина — но уже после войны. А тогда он, поющий и танцующий актер, постоянно ездил с фронтовыми бригадами по госпиталям и призывным пунктам, в расположения и на передовую. Однажды подсчитал: с 1941‑го по 1945‑й провел больше 2 тысяч концертов… Часто гонораром была половина буханки хлеба — главная драгоценность тех трудных лет.После войны Владимир Зельдин был приглашен в Театр Красной армии: его подлинный талант танцовщика пригодился в спектакле «Учитель танцев», где он играл заглавную роль с 1946 по 1975 год. В этом театре актер прослужил до конца своей жизни, сыграв шесть десятков ролей — от барона Мюнхгаузена до Дон Кихота: всевозможные синьоры и лорды, блестящие офицеры и титулованные особы великолепно удавались актеру, обладавшему природным аристократизмом и элегантностью, всегда галантному и трепетно заботящемуся о женщинах — от великих актрис до дебютанток, от родной жены до поклонниц (а у него и в возрасте 100 лет были юные обожательницы).
В кино также не забывали актера — в фильмографии Владимира Зельдина больше 50 ролей в фильмах и телеспектаклях. У великого Ивана Пырьева, которому он был обязан своим первым успехом, он спустя несколько лет снялся еще в одной картине — «Сказание о земле Сибирской…», сыграв роль музыканта‑пианиста Оленича. Сам артист говорил, что именно работа с Пырьевым, суровым и требовательным, дотошным режиссером, бесконечно преданным своему делу, помогла ему состояться в профессии. А своей лучшей работой в кино Владимир Зельдин считал роль отставного профессора Серебрякова в «Дяде Ване» по Антону Чехову: экранизацию классической пьесы задумал снять Андрей Кончаловский. Кандидатуру Зельдина предложил снимавшийся в главной роли Иннокентий Смоктуновский, увидевший однажды, как актер со щегольским изяществом облачается в белый пиджак, привезенный ему женой из Италии.
После вышедшего в 1970‑м «Дяди Вани» у Зельдина, по его собственному выражению, наступила вторая молодость: ему было 55 лет, и он был востребован. А третью свою молодость актер отсчитывал от 80‑летия — к тому времени он был уже живой легендой, но по‑прежнему снимался, берясь даже за маленькие роли, если они казались ему любопытными, и много играл в театре. В 90 лет он вышел на сцену в мюзикле «Человек из Ламанчи», где воплощал сразу двух персонажей — Сервантеса и Дон Кихота, он пел и танцевал так, что завидовали куда более молодые артисты. И сам себя называл Дон Кихотом, находя в этом наивном, но искреннем и честном персонаже много близких черт: «У меня многое совпадает с его характером в отношении к человеку, к понятиям доброты, сострадания, милосердия. В наше жестокое время вопросы нравственности, порядочности, честности, совести ушли на второй план. Мой герой защищает невинных. У Дон Кихота есть свои заповеди: «Не называй своим ничего, кроме своей души. Станет все то, что жалко отдать, обузой на пути».
В 101 год Владимир Зельдин вышел на сцену в бенефисе «Танцы с учителем», его встречали овациями… Подводя итог своей жизни, он говорил главное: «У моего поколения совесть чиста».ovsepyan@sb.by
