В текст колонки тяжело вместить деревянный дом, синюю калитку, дощатый забор, кривые вишни, голубую колонку с ледяной водой... Звуки, запахи, голоса... Дом стоял в одном из переулков Минска, рядом с площадью, которая сейчас называется Бангалор. Удивительно — город есть, а того дома нет, как и тех Кропоткинских переулков...А мы с однокурсником жили в том доме с синей калиткой, да и потом, уже перебравшись в общежитие, часто ходили туда. Город, почти центр, до Комаровского рынка рукой подать, а там, в Кропоткинских переулках, снег, сугробы, собаки лают, петухи кричат...
Наша хозяйка была уже старая, дом ее разделен на две половины. В одной — она, а в другой — невестка с тремя детьми. Небольшой огород, сарай, удобства на улице, вода в колонке. В сарае куча черно–серого угля и помятое ведро, лопата, чтобы уголь в ведро насыпать, а потом печку им топить. С вечера в комнатах жарко, как в бане, а под утро холодно, на подоконниках изморозь. Хозяйка уголь экономила. А вот весной и осенью прекрасно, как в деревне: сирень, черемуха, цветы в палисаднике, яблони с грушами цветут...
Мы с однокурсником жили в комнатушке на одно окошко. Спали на узком, как школьный письменный стол, и таком же твердом топчане. И как только мы на нем умещались? Стол, два стула, шкаф — вот и вся мебель. Хозяйка любила дурить нам голову. Днем выспится, а вечером выпьет нашего кофе и разговаривает, рассказывает о том, как хорошо было раньше. Или войну вдруг вспомнит. «А немцы меня, как ту фрау, на автомобиле катали, шоколадом угощали... И доктора у них хорошие, и сами они такие чистенькие, вежливые!» — сидя на кровати и обложившись подушками, говорила старуха.
С нами еще жил студент Женя. Он спал на кухне, рядом с железной печкой. Хозяйка подшучивала над кучерявым и шустрым студентом, обзывала его евреем, упрекая национальностью. Когда тот задерживался на учебе, то она буквально выходила из себя и в выражениях уже не стеснялась. Кляла Женьку и весь его род, и все племя.
«Вот ты, Женька, даже воды принести не хочешь, снег никогда хорошо не почистишь, листья не сгребешь... Правильно вас немцы убивали... Ой, понимаю я их!» — почти кричала в кухню наша хозяйка, а Женька ел батон с теплым молоком и что–то шипел в ответ. Мы с приятелем в их разборки не вмешивались, знали, что только встрянь, себе дороже будет. Хозяйка тогда до утра не угомонится. Будет и про болячки свои говорить, и рассуждать возьмется, от какой смерти помереть хорошо, а от какой — сплошные мучения. Слушать такое в семнадцать лет невыносимо.
«Вот ты мне воды не хочешь принести, печку плохо топишь, а я твоих жидов от смерти спасала. Ты же не знаешь даже, как я сало и хлеб в «гета» носила. Что не веришь, дурак, а у меня там подруга была — Галя Коган и вся ее родня. Они в конце переулка, в кирпичном доме жили. Расстреляли эти сволочи мою Галку и всех ее родственников. Я вот завтра найду карточку, покажу тебе Галку. Ты думаешь, что я красивой была, так вот нет! Галка была первая красавица, а ее убили гады... А ты в аптеку даже не сходишь, десять раз просить надо. Выгоню тебя, грязнулю, из квартиры. Где ты потом такую дешевую найдешь, кто тебя такого возьмет?»
«Я спать хочу, хватит. Мне на работу утром, а потом на занятия!» — просит из кухни квартирант и специально громко зевает.
«Спи, кто тебе не дает! — миролюбиво, но громко говорит хозяйка, ворочаясь на скрипучей кровати. — И вы, художники от слова «худо», свет выключайте, хватит мое электричество жечь».
Иногда она засыпала, но бывало, что приходилось всем нам подхватываться среди ночи и бежать вызывать «скорую». Машина приезжала, приходил в дом пожилой врач, знавший нашу хозяйку и ее болезни. Делал укол от давления, и тогда уже наступала тишина. Правда, она и тут кляла врачей, которые лечат хуже, чем немцы, и говорила: «Спите теперь, не бойтесь, сегодня я не помру...»
Мы укладывались на свой узкий топчан, а Женька устраивался у печки. В доме наступала нереальная тишина. Мне даже казалось, что я слышу, как падает снег, как кто–то торопливо проходит под окнами по переулку.
Эти дома снесли. На их месте сегодня девятиэтажные общежития. Кстати, каким–то образом наша хозяйка умудрилась прописать в своей половине квартиранта Женьку, и когда переулок снесли, то он получил квартиру. На улице Куйбышева, считай, в центре города.
И это воспоминание — маленькая капелька из истории большущего города. Маленькая, как слеза на щеке...
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 63 (24945). Среда, 6 апреля 2016
