Белорусские католики — люди очень упорные в вопросах веры. В самом начале «ренессанса» конца 80–х деревенские старушки из окрестных сел сутками дежурили возле закрытых некогда костелов и в итоге принуждали местные власти их открывать. А бесконечные моления возле закрытых минских костелов! А припрятанные по домам религиозные реликвии! О женщинах–католичках я упомянул не случайно — это они спасали веру, тихонько крестили детей и длили религиозную эстафету. Эти же слова я могу адресовать и православным праведницам — но сейчас, на фоне того, что происходит в Ивенце, пишу о католичках. Здесь тоже памятна трагедия вокруг закрытия и последующего открытия местного костела, живут еще и те отважные люди, которые никогда и ни в какие времена не снимали с себя креста. Но вокруг чистых незамутненных родников иногда случаются и противоположные картины природы. В Ивенце от веку не было деления по национальному признаку. Рядом стояли церкви, костелы, синагоги — люди и отмечали свои праздники, и уважительно относились к другим. В двадцатые годы, как и повсюду в Западной Белоруссии, варшавские власти переманивали «тутэйшых» на «свою» сторону, обещая, что в случае, если они будут настаивать на своей «польскости», то им подкинут землицы или еще что–нибудь в таком же роде. При советской власти ничего этого, конечно, не было, потому что и церковь, и костел подвергались одинаковым гонениям. А в итоге местные люди так и не научились заглядывать друг другу в паспорт... Однако откуда–то извне их заставляют это делать, превращают мирно спящий национально–конфессиональный вопрос в острополитический. Зачем? Недавно интернет–сайт naviny.by очень элегантно разъяснил суть проблемы, приведя слова американского сенатора Марка Хэнна: «В политике важны только две вещи. Первая — деньги, и я забыл, какая вторая». Отличный комментарий к тому, что происходит вокруг ивенецкого «польского дома» и вообще вокруг многочисленных историй, в которых фигурируют фамилии Борис, Почебута, Писальника, Соболь и прочих кипучих деятелей «полонии». Когда бабки шли чуть ли не с палками защищать костел — это было бескорыстно! Но сейчас идут банальные сражения за деньги. Конечно, под прикрытием высоких и красивых слов. Вот если бы Тереза Соболь скандалила, ругалась со своими бывшими товарками по местной ячейке СПБ, принципиально вывешивала в центре Ивенца флаг с белым орлом и все это во имя убеждений и абсолютно бескорыстно, то это, безусловно, роднило бы ее с матерью Терезой. Но глядя на то, что происходит в Ивенце — искусственный скандал на тему, кто «поляк» первого сорта, кто «второго», «черные списки» и прочая дьявольщина, — понятно, что здесь дискуссиями вопрос не решить: дело дошло до милиции и судов. Но если попытаться — даже поверхностно — вникнуть в сюжеты «борьбы Терезы Соболь и ее друзей за польское дело», то становится ясным, что в основе конфликта — материальная заинтересованность, а отнюдь не романтическая битва за чистоту риз.
Поскольку Тереза Соболь в последние дни дала дюжину интервью многочисленным мировым СМИ, то я решил съездить в Ивенец и переговорить на эту тему с обычными людьми. По–моему, они тоже имеют право высказать свое мнение.
А выводы пусть делают читатели!
Не сразу решился воспроизвести в публикации слова, которыми встретила меня Алиция Гиляровна Абрамович. Много в них личного, эмоционального. Но позже не раз слышал аналогичное от других людей.
— Понимаете, пани Тереза (Тереза Соболь, которую недавно собрание ивенецкой организации Союза поляков на Беларуси отстранило от руководства. — Прим. авт.) с мужем в советские времена учителями были. Оба партийные. Причем убежденные коммунисты. Бывало, супруг ее крестики с детей в школе срывал. А теперь они что, самые поляки из всех нас?..
Что ж, время идет. Многое меняется. В том числе взгляды и убеждения. Если это искреннее переосмысление ценностей, люди его понимают. Быть может, именно поэтому Терезе Михайловне Соболь и доверили ивенчане должность «прэзэса» ивенецких поляков.
Начиналось все лет 15 назад. Алиция Абрамович тогда заменяла заболевшую повариху местных ксендзов. Мало–помалу вокруг стали собираться люди. Организовался хор. Со временем возникла идея как–то узаконить импровизированные собрания. Возглавить ивенецкую ячейку Союза поляков предложили Т.Соболь.
— Она поначалу не очень заинтересованно к этому отнеслась. Но мы обещали ей помогать, — вспоминает Алиция Абрамович.
Людей стало приходить все больше. Что, впрочем, неудивительно для пятитысячного Ивенца, в котором проживает немало католиков. Естественно, возникла проблема: где собираться? Подходящих помещений в поселке не было. Разве что полуразрушенное здание местного универмага.
— Тогда и приехали люди из Гродно. Предложили помочь выкупить это здание, сделать в нем ремонт. Так и сделали. На то время мы уже несколько лет собирались где получится, — продолжает собеседница. — Хором пели польские песни, делились новостями.
Маленький хор вырос в фольклорный коллектив с названием «Крэсавянка». Название придумала Соболь.
— Неужели ничто не кольнуло? — останавливаю я рассказ.
— Да как–то не подумали об этом. Кто ж всю историю теперь помнит–то? Да и между собой когда говорили, название ансамбля звучало как «Красавянка». Звучно...
Местные увлеклись новым делом. Начались поездки на концерты и фестивали. Гастрольная жизнь увлекает, успех вдохновляет. И теперь уже попробуй разберись, когда от танцев перешли на политику?
Состав «Крэсавянки» Т.Соболь определяла лично. Кого взять на очередной выезд — кого нет. Со временем определились и общие правила: при выезде в Польшу самостоятельно ни с кем не общаться. Лишних вопросов не задавать. Все, особенно финансовые дела, держать в секрете.
— Стыдно бывало, когда на фестивали съезжались люди из Львова, Вильнюса, других мест. А мы на самых плохих автобусах. Это потом узнали, что все оплачивает принимающая сторона. На нас, получается, экономили...
Но до поры на бытовые неудобства внимание не обращали.
— Ездили — и хорошо. Публика принимает — нам в радость.
Но ропот в коллективе нарастал.
— Она нам давала чистый лист бумаги — расписывайтесь. Деньги выдавала позже. Сколько поставит — столько и будет, — вспоминает пани Алиция. — А когда люди стали понимать, что здесь не все чисто, начали из ансамбля уходить...
«Крэсавянка» несколько раз разваливалась и собиралась снова. А для Абрамович она закрылась после того, как на очередном выезде она неосторожно пообщалась с несколькими, как оказалось, важными польскими персонами.
— Сидели в зале. Терезу Михайловну позвали на сцену получить приз за наше выступление, — вздыхает она. — А у меня вырвалось: «Нам–то что с того?» Рядом пан сидел и удивился, как это что? «Пенензы». «Какие пенензы? — отвечаю. — 50 — 70 злотых... Мы своих по 200 — 300 долларов тратим в каждой поездке». Пан попросил подождать и отошел.
Важными господами оказались люди из варшавского сената. Артистам они рассказали, что приз за выступление — 10 тысяч злотых. Получалось, на каждого выделялось раз в десять больше обычно получаемого гонорара... Стало быть кто-то присваивал деньги.
Скандал дорого обошелся не только Алиции Гиляровне, отлученной в итоге от фольклора. Ударил и по дочке. Отучившись в студии художественной хореографии, она не смогла въехать в Польшу, чтобы защитить диплом. Там намекнули: пришла бумага, мол — неблагонадежная. Откуда? Поспрашивайте у своих, ответили маме. Так мать и дочь попали в списки «невыездных». Очень демократическая, кстати, процедура для страны ЕС, который провозгласил своей целью борьбу с любой дискриминацией.
У молодой дамы Натальи Чемко своя история. Она тоже изгнана из фольклорного коллектива. И тоже по «политическим мотивам». Двери «дома польского», в котором еще недавно была хозяйкой Т.Соболь, перед ней закрылись после участия в сентябрьском съезде Союза поляков на Беларуси в Гродно.
— Она меня спрашивает: кто тебя выдвигал? — вспоминает Наталья. — Как кто? Минская областная организация. На собрании. Или наш устав это не разрешает? Покажите его людям! Так она взяла устав и бочком, бочком...
Наталья не сглаживает углов.
— Мне говорят: что ты делаешь? Тебя же Тереза в Польшу не выпустит! А я отвечаю: 15 лет не ездила и пусть еще 15 не поеду, а другим дорогу открою!
Припомнила Наталья и то, как выдвигались делегаты на альтернативный съезд, выбравший своим лидером А.Борис. Собрались люди в «польском доме» на неформальное мероприятие. Попить чаю, попеть песни. Человек 20 — 25...
— У меня фотографии есть. Не больше. Откуда потом появилась информация про официальное собрание, в котором приняли участие 70 с лишним человек?..
В общем, сидели — отдыхали. Тут Т.Соболь между делом и сказала, что есть «один рабочий вопрос». Мол, давайте его заодно и решим. Так и была сформирована делегация из готового списка людей.
— А численность знаете как делалась? — возмущается Наталья. — Люди в «польский дом» по разным причинам идут. Кому–то свадьбу провести, кому–то — поминки, кому–то — крестины. А им лист — подписаться — они и подписываются машинально. А в итоге оказалось то ли за Борис, то ли еще за кого–то. Вот тогда я и подумала: почему не могу поехать и послушать, о чем говорят другие люди? Почему должна принимать за правду только то, что говорит здесь Соболь?..
В самом деле, почему?
Зое Емельяновне уже 83–й год. Она одна из старожилов Ивенца. Особенно трогает ее рассказ, как еще при советской власти выдала съехавшемуся в район партийному начальству: люди в костел ходили и ходить будут! А местной власти нужно смотреть на то, что горы мусора вокруг поселка. Что на улицу вечером выйти страшно — побьют и ограбят.
Бабушка Зоя немало пострадала за этот костел — считает себя истинно верующей. В Ивенце она — авторитетный человек. Всегда говорит то, что на уме. Остра на язык до того, что не каждую ее фразу решусь положить на газетную полосу. Но вот общая суть суждений: «Я не политик, но понимаю только одно: делить поляков на поляков хороших и плохих, искать виноватых — дурное дело. Было уже так. Там мама — тут тата, там сын, а тут жонка. Так и теперь кому–то неймется»...
Зоя Емельяновна помнит много. Вспоминает о войне. О тех, кто похоронен на местном кладбище. Складывается впечатление, что может написать родословную всего поселка. Отсюда и особая пронзительность ее вопроса:
— Ежели ты «прэзэс», так почему за 15 лет хотя бы табличку не сделала тем, кто спас Ивенец? Почему бы по старой могилке в год не подделать? Да не до этого Терезе.
Умудренный годами вердикт безжалостный: «Не хотят они, чтобы «польский дом» был для всех. Для молодежи — чтобы она тут польский язык учила. Для всех людей. А хотели сделать «польский дом», как я говорю, для клопов и тараканов. Чтобы можно было что–то схватить. Вот и хватают».
Свою мысль моя собеседница развивает образно: «Вы живете в хорошем доме. А я прихожу в ваш дом и ставлю печь. Сажусь на нее и говорю: это моя печь в вашем доме. А надо жить так, как живет этот дом. И эта земля». Тут Зоя Емельяновна достает газету Союза поляков. Там статья про Беларусь.
— Я статью Терезе показывала. А она мне — «это же хлусня лукашенковская». «Слушай, — говорю, — а ты чей хлеб ешь? Ты же и тетю к себе из Польши привезла на два года старшую меня. На этот хлеб. Так почему ты к ней не уехала?»
— Зоя Емельяновна, но ведь надо же как–то решать спор? Можно все забыть и опять объединиться? — задаю я вопрос, ответом на который мог бы стать уже характерный прищур собеседницы.
— Пойдешь в «польский дом», она сразу в потолок тычет. Мол, прослушивают. А чего ты боишься? Мне бояться нечего. Как есть, так все и говорю...
Бабушка Зоя ненадолго задумывается и продолжает:
— Нет... Не объединятся они никогда. У них из рук деньги уходят. А люди на этом уже помешаны. Я так скажу... Пока не возьмут за мягкое место эту Анжелу — ничего не будет. Она в Польше в правительство вклинилась. Так пусть заберут ее себе. Пусть живет спокойно, обеспеченно. А то ей все не хватает. А нам хватает. А Терезе больше бы людей слушать надо. Тогда и споров не станет...
P.S. Хорошо, если в публикацию попала хоть четверть моих бесед с людьми из Ивенца. Материала на диктофоне хватило бы, наверное, на восемь газетных страниц. Всем, кто думает, что я что–то «приукрасил», — милости прошу в гости, послушаем вместе. В Ивенце в отличие от Варшавы на всю эту бурю в стакане воды никто особо не обращает внимания. Молодежи свары неинтересны, у пожилых людей столько накопилось всякого друг к другу, что пером не описать. Во всяком случае, о Терезе Соболь все говорят с понимающей улыбкой, никто не видит в ней «великомученицу» и прекрасно знают, что работала она не по «зову сердца», а за деньги. А тут логика всегда одна: раз есть дармовые деньги, то обязательно появляются и довольные, и недовольные, и шепот, и пересуды. Во всяком случае, многие господа из Варшавы были бы шокированы, пообщавшись не с «функционерами», а с обычными ивенецкими горожанами, которые рассказали бы им все, что они думают о Борис, «гродненцах» и прочих действующих лицах скандала. Может быть, тогда кому–то из них и стало бы стыдно за то, как бездарно расходуются деньги польских налогоплательщиков среди шумных «активистов», хотя бы в Ивенце.
Есть, правда, одна пикантность.
Хорошо известно, что у нас проживает не так уж много поляков. Если называть вещи своими именами, то в Ивенце, например, многие подтверждают, что под словом «поляк» чаще всего имеется в виду «католик». Этому есть множество исторических причин и следствий. Как бы то ни было, если люди хотят считать себя украинцами, даже много поколений которых проживает в Беларуси, — замечательно, никто против этого не возразит. То же самое и с русскими, и с поляками. С другой стороны, с т.н. «нацменьшинствами» — все мы граждане одной страны! — до настоящего времени не замечено ни единого конфликтного случая. Но разве Киев не думает о «своих», разве Литва промолчала бы в случае дискриминации литовцев на Беларуси? Ничего подобного! Шумит только небольшая группа кадровых «патриотов». Жаль, что некоторые варшавские политики так увлечены «борьбой», которую сами же и инициируют. Спросили бы у архиепископа Кондрусевича, ведь это же так характерно для польской ментальности — советоваться с ксендзами, — он бы и рассказал правду. А правда заключается в том, что очередная вспышка на «национальной почве» специально придумана и занесена к нам извне. Но люди католического и православного исповедания не приемлют искусственных страстей. И вообще непонятно, чего в этом плане хотят от нашей страны?
