Дом

Вокруг Глобуса
Уют

Натурщица Ольга говорит: «В вашем доме нельзя отдохнуть. Вы сами все время работаете, и становится неловко отдыхать...» И правда, я все время стремлюсь создать пустоту, а жена стремится ее заполнить. Мне нужна мастерская, где можно сосредоточиться на одной вещи, над которой я работаю или собираюсь работать. Остальное мне мешает. Жена, наоборот, заполняет пространство вещами, которые будут помогать в будущей работе. Я делаю кабинет–мастерскую, она — мастерскую–лабораторию. Люди вокруг нее — натурщики и лаборанты. Других не бывает. Натурщики перевоплощаются в лаборантов, а лаборанты в натурщиков, как плоды в цветы, а цветы в плоды. Из цветов, плодов, натурщиков и лаборантов жена пытается создать уют. Я сгребаю этот уют в одну комнату, а он расползается по всей квартире. Процесс перемещения перманентный, и отдыхать в нем невозможно. В нашем доме никогда не бывает выходных дней, все дни празднично–будние и буднично–праздничные одновременно. Такой у нас цветисто–подвижный уют.

Портрет

Когда я влюбился в Лену, я постоянно ее рисовал. Теперь у меня тьма тех рисунков... Но есть один портрет, сделанный масляными красками на холсте, который вобрал в себя все мои графические поиски. Лена его любит и всегда вешает на стену. Эта, далеко не лучшая из моих картин, временами сильно раздражает взгляд. Однажды, в припадке сумасшедшей ярости, я хватаю нож и режу полотно, увечу свое, чтобы не покалечить ее. Лена прячет дырявую картину за шкаф. Через три года она везет порезанный ножом портрет к реставраторам. Те удивляются: «Никогда еще и никто не хотел обновить современную картину». Интересно, каким будет портрет жены после обновления?

Поэма

Читает поэму. На горе, над Черным морем она читает свою поэму про меня. А я — гад — в это время пишу повесть про любовь к венгерке Аги. Та любовь кончилась черт знает когда, от нее только смутные воспоминания, из которых я старательно собираю короткий роман. Это собирание заслоняет реальный мир. Ленина поэма кажется несуразностью, несвоевременным подарком... Еще я бросил курить. Мне плохо. Мир черный и клейкий, будто обмазан смолой. Я говорю: поэма поганая. Моя злость переливается в Ленины глаза. Она смертельно обижается. Ну и черт с ней. Хватит в семье одного поэта.

Камень

Любимым сыном в семье деда был младший из трех братьев — Ян. Для Яна дед с бабой посадили сад, для него начали строить дом в яблоневой тени. Когда сделали фундамент, соседи написали жалобу, будто наш новый дом загородит им солнце. Государство взяло сторону соседей, так как наша деревня оказалась в списке неперспективных. В таких деревнях запрещалось строиться. Если бы жалобы не было, не приехал бы бульдозер и не покрошил бы фундамент. Приперся, навонял синим дымом и, сломав забор, покрошил цементные брусья. Бульдозер уехал, а возрадовавшаяся соседка на всю улицу восхваляла Бога и кляла наших родственников до пятого колена. Баба Броня подняла камень и попала соседке в голову. Та смолкла, повалилась в дорожную пыль и лежала, пока не приехали милиционеры. Баба Броня сказала, что соседка сама себе разбила голову, чтобы нас оговорить, потому как разрушенного фундамента ей мало. Милиционеры решили провести следственный эксперимент, так как свидетели имелись с двух сторон. Основной вопрос, на который должен был ответить эксперимент: могла ли баба Броня докинуть такой большой камень с того места, на котором стояла, до того места, где повалилась соседка? Сколько раз «менты» ни пробовали докинуть камень, ни разу не докинули. Про то, чтобы попасть в лоб, и речи не велось. В этот раз власть стала на сторону бабы Брони. Только радости не было. Где тут порадуешься, если твой забор, твой сад, твой фундамент поломали, а твой любимый сын вынужден уехать от тебя навсегда!..

Пескари

Баба зажигала керогаз и ставила на него сковороду. По черному днищу сковороды с потрескиванием разбегался кусочек масла. Пескари обваливались в муке, клались в скворчащие масляные кружева и золотились прямо на глазах. Пескарей всего три. «Главное — ты их сам словил», — сказала бабушка. Через бабушкино «сам» начинала проступать моя самость, мое настоящее «я». Главное — не жареные пескари, черная сковорода, голубой огонь и синий керогаз... Главное — «сам». У большинства людей свое «я» появляется через зеркало. Вот оно — отражение меня, вот и я сам. Ко мне самость пришла через рыбалку, жарение и поедание золотых пескарей с черным хлебом.

Адам ГЛОБУС.

Перевод с белорусского языка Алексея Андреева.

(Начало в №№ [link=http://www.sb.by/article.php?articleID=60300]154[/link], [link=http://www.sb.by/article.php?articleID=60441]159[/link], [link=http://www.sb.by/article.php?articleID=60587]164[/link].)
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter