Дом

Вокруг Глобуса
НАВЯЗЧИВОСТЬ

Если думать, что в библиотеку приходят только умные и образованные люди, можно сильно ошибиться. Насколько книжки попадаются разнообразные, настолько пестрые их читатели. Что уж говорить про журналы с газетами. Особенно надоедливые приходят в конце рабочего дня. Мама собиралась закрываться, а тут вваливается какой–то читатель с зычным голосом и начинает на все помещение пересказывать газетные новости. Библиотека — тихое место, вернее, должно быть таким. Явление шумного читателя и несвоевременно, и некстати. Но попробуй скажи, что библиотека закрывается. Мама и не сказала. Ну негде выговориться человеку. Церкви и костелы закрытые стояли. Вот и ходили люди в библиотеку, к моей маме, как на исповедь. Кто новости пересказать, а кто и про самое личное рассказать. Мама никому никогда те исповеди не пересказывала, чем очень гордилась. И гордится по сей день. А если кто был навязчивым и надоедливым, так она спокойно терпела и таких.

ХОЛОД

Почему самые теплые воспоминания про Ядино детство у меня ассоциируются с холодом? Может, потому, что родилась Ядя в преддверии зимы и все волнения — только бы не простудилась, не замерзла, не заболела... И становится тепло от воспоминания, как я с ней на руках поднимаюсь в пустой настывший троллейбус, где все окна заросли кристаллическими цветами льда. Как сажусь на скрипучее кресло возле кабины водителя и трясу погремушкой перед ее сонными глазами. Не спи, нам весело, мы едем домой, там твоя теплая кровать...

АЛЬБОМ

Есть вещи, которые делаешь без определенной цели, или, точнее, — импульс, который заставляет их делать, исходит из глубин интуиции. Поэтому трудно объяснить другим, зачем я перебрал детские снимки Лены, сделанные тестем Иваном Беляевым, и, отобрав наиболее выразительные, наклеил их в альбом. Ни жене, ни тестю тот альбом не нужен. Они не сказали ничего против, но и похвалы были прохладными. Есть и есть, не сделал бы, ничего бы не случилось и не изменилось. Собственно, я не рассчитывал на их похвалы. Меня интересовало другое... Что? Об этом я узнаю позже, когда дочь Ядя пойдет в первый класс, сядет за парту и ее сфотографируют с букварем. Дочка принесет из школы снимок, я положу его в альбом жены и увижу: Лена и Ядя — один человек, который одновременно живет в двух возрастах. Вопреки логике, смыслу, уму и всем своим знаниям, я в это поверю, глядя на сходство фотопортретов дочери и жены, Яди и Лены.

МЕШКИ

Копаю с дедом Владимиром погреб. Солнце. Жара. Пот в глаза течет. Дед машет лопатой наравне со мной и еще рассказывает про то, как работал грузчиком на железной дороге... «Все думают, что грузчик должен быть большим. Необязательно. Грузчик может быть и маленьким. Главное, чтобы сноровка была. Чтобы знал, как закинуть мешок на плечи, как нести, как скинуть. Можешь быть огромным, как гора, а неправильно поднимешь — и порвешься...» После обеда я отказываюсь копать погреб, дед докапывает без меня. Может, и лопату, как те мешки, нужно знать, как брать.

СЕРЬЕЗНОСТЬ

Насколько я серьезный, трудно сказать. Видно, настолько, насколько похож на отца. Папа был всецело серьезным. Даже иронию он использовал, чтобы сохранить в неприкосновенности свое основательное отношение к жизни. Мама, наоборот, любила и любит жизнь такой, какая есть здесь и сейчас. Ее оптимизм уравновешивал папин пессимизм и нигилизм. Мамина погруженность в быт, в материю, в современность оказалась на самом деле более серьезной и востребованной, чем наши с папой надежды, вечно несбыточные, планы, всегда неосуществимые, увлечения и разочарования. На маминой, а не на папиной серьезности держалась и держится наша большая семья. Наша серьезность в творчестве — только тень огромной любви к маме.

Адам ГЛОБУС.

Перевод с белорусского языка Алексея Андреева.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter