Док

Самый известный хоккейный врач страны Георгий Затковский о травмах, допинге и жизни

Возможно, рядовому болельщику он и незнаком. Хотя сильно в этом сомневаюсь. Мне так кажется, что Георгия Затковского в нашем хоккее знают все: и стар и млад, и хоккеисты и фанаты. Знают и уважают этого человека больших знаний и широкой души, не один десяток лет отдавшего хоккею и медицине. Он — не побоюсь громких и несколько пафосных слов (думаю, здесь они будут все–таки уместны) — фигура в белорусском хоккее выдающаяся. Через его руки в прямом смысле этого слова прошло не одно поколение хоккеистов. Спортивный доктор, он уже более четверти века (!) в хоккее. И все это время предан лишь одной команде — минскому «Динамо».

Наверняка каждому, кто в разное время выступал за сборную (а Георгий Константинович работал и в национальных командах: от юношеской до взрослой) и «Динамо», есть за что сказать доктору спасибо. Недаром игроки, уже давно завершившие карьеру, до сих пор по медицинским проблемам обращаются к своему, как они справедливо считают, врачу — Георгию Затковскому.

— Привет, док, — с улыбкой поздоровался Дмитрий Мелешко. Минское «Динамо» в обновленном составе только начинает сбор во Дворце спорта, а посетители из числа легионеров уже идут на прием.

— Здорово, ну как рука? — Затковский, как всегда, бодр, но в рабочих моментах неизменно серьезен.

— Все нормально, до свадьбы заживет. У меня тут другое, понимаете, э–э–э...

— Ну–ка, пойдем посмотрим, расскажешь все, как есть.

— Ты спрашивал о моем прозвище, — эти слова Константиныч адресует уже мне. — Вот оно — Док. По–другому меня никто и не зовет...

Командный врач должен быть самым близким человеком для игроков. Таким, чтоб в разведку с ним, чтоб хоть в горы, хоть в полет. Именно с доктором они часто делятся тем, что порой скрывают от тренеров и одноклубников. Помимо профессиональных тонкостей своего дела, Константинычу, или просто Доку, есть о чем рассказать...

— В хоккей я попал не сразу. Перед Московской Олимпиадой пригласили в сборную БССР по легкой атлетике. Я тогда, помню, практиковал нетрадиционную для тех времен подготовку — кровяной контроль. Метод заключался в следующем. Спортсмены отправлялись на сборы в высокогорье. По возвращении у них забиралось определенное количество крови, из которой после специальной обработки оставлялись только эритроциты. Перед соревнованиями эти эритроциты вводили спортсмену, что давало возможность стимулировать организм. По тем временам этот способ не попадал в разряд допинга. Это сейчас подобное не стоит делать, ведь введение любых жидкостей внутривенно очень нежелательно. Не думаю, что переливание крови было советским и тем более моим ноу–хау. Хотя этому способу в Союзе и придавался статус секретного, уверен, в мире практически все занимались чем–то похожим. Самое интересное, что не было доказано, что переливание действительно стимулировало организм спортсмена, хотя на практике все выглядело именно так. Например, мои подопечные на Играх в Москве все попали в восьмерку сильнейших, что было хорошим результатом. Кстати, после моего ухода из легкой атлетики этот способ вроде бы прекратили осваивать и применять, по крайней мере, в белорусской команде...

А после Олимпиады предложили место доктора в хоккейном «Динамо». Практически не раздумывал. Я человек азартный, хоккей мне был гораздо ближе легкой атлетики. По сей день здесь и работаю.

Глаз не видит и зуб неймет

— Случаев много разных было. В 1985 году на одной из тренировок при вбрасывании шайба от клюшек игроков подлетела вверх с неимоверной силой и полностью рассекла Сергею Агулину кожу на левой надбровной дуге. Это была жуткая картина: бровь и верхнее веко полностью сползли вниз. Море крови, я сначала даже не мог понять, где у него глаз. К счастью, глазное яблоко задето не было — зашил, обошлось... Травму глаза получил как–то и покойный нынче Витя Карачун. Тоже, кстати, при вбрасывании, с той лишь разницей, что удар нанесли торцом клюшки. Вроде ничего страшного поначалу, однако минут через 10 глаз сильно покраснел, Витя пожаловался, что перестал им видеть. Образовался сильнейший отек, гематома на глазном яблоке. Мы играли тогда в Ленинграде, пришлось везти в клинику, к профильному специалисту. Тогда Вите повезло, через 2 — 3 недели зрение вернулось. И раз уж вспомнили о нем... Я никогда не замечал у него никаких предпосылок к смертельной болезни, которая так рано забрала у нас этого прекрасного хоккеиста и человека. Хотя к моменту заболевания он уже лет 5 играл в Германии и пересекались мы с ним только в сборной. Я знал, что он перенес операцию из–за язвенного колита. Но сам Витя предпочитал об этом не распространяться, а я в душу к нему не лез...

Портной

— Поскольку отношения между доктором и игроками в команде больше дружеские, чем официальные, хоккеисты всегда честно рассказывали мне о своих травмах. После подобных бесед было легче принять решение: выпустить его «на уколах» или оставить вне игры. За всю карьеру я жалею лишь об одном случае, когда позволил хоккеисту выйти на лед с травмой. В одном из матчей Дмитрий Медведев получил большое рассечение подбородка. Зашил. Через 2 дня нам предстояла новая игра. Я не настоял, чтобы Медведева от нее освободили. Он вышел на лед и практически сразу схлопотал локтем по тому же месту. Швы разошлись, получилась большая безобразная рана. Я и ее, конечно, ушил, но так аккуратно, как должно было быть, увы, не получилось — шрам у Димы остался на всю жизнь. К слову, все раны всегда зашивал сам, а вот операции никогда не проводил, впрочем, это и не моя задача. Одна из самых сложных ран, которую приходилось зашивать, была у Игоря Леоновича. Играли в Кубке чемпионов в Финляндии. Против Игоря провели силовой прием, и он подбородком проехался по заградительному стеклу. Образовалась большая рвано–резаная рана, причем рассечение было до кости. Сложность заключалась в том, что после этой игры мы должны были сразу улетать. Весь третий период шил, как портной. На следующий день у Игоря из–за швов прекратился доступ крови к ране, боялся, что эта часть лица омертвеет. Но, к счастью, все закончилось хорошо.

Стоит ли игра свеч?

— В хоккее самый распространенный допинг — анаболики. Конечно, наш вид — это не легкая атлетика, но не будем забывать, что в хоккее хорошие деньги и каждый игрок хочет с максимальной выгодой себя предложить, выбить хороший контракт. А анаболики улучшают выносливость, скорость, работоспособность организма. Наглядный пример, когда человек знал, на что шел, принимая допинг, — случай с Тимофеем Филиным. Это была его личная инициатива, хотя промашка доктора сборной тоже есть, ведь Тима его проинформировал о принятии запрещенных препаратов. Филина проверили в минской лаборатории, возможности которой до последнего времени, между нами говоря, были ниже плинтуса. Если в нее принести упаковку таблеток, наша аппаратура, может, и распознает допинг, но, например, из анализа мочи она точно ничего не выявит. У меня были похожие моменты. Например, игроки возвращались из России, из клубов, в которых недавно был допинговый скандал. Сами–то они не могут сказать, давали им запрещенные препараты или нет. Я поступал просто: собирал анализ и лично на поезде вез все в московскую лабораторию. Через день–два получал конкретный результат.

Марихуана у нас запрещена. Как и все легкие наркотики, она притупляет чувство утомляемости. Кстати, в России были выявлены случаи употребления марихуаны. А вот алкоголь в хоккее к допингу не относится. Это энергетик, он создает ложное представление о своих возможностях, эйфорию. Хотя в той же пулевой стрельбе, например, алкоголь запрещен.

Мистер Травма

— Этого печального титула достоин Дмитрий Старостенко. Просто напасть какая–то! Приглашаем его в сборную на товарищеские матчи. В безобидной ситуации он получает вывих плеча. Вправили. И Дима буквально в первой же игре чемпионата России травмирует другое плечо. Или вот еще случай. Перед Олимпиадой в Солт-Лейк-Сити на тренировке Старостенко стоял за центральным нападающим на вбрасывании. Центрфорварду вставили клюшку в конек, он не удержал равновесие и, падая, острием второго конька прошелся по Диминой скуле. Мало того что глубокое рассечение, так еще и перелом кости! Завершил карьеру Дима, кстати, тоже именно из–за травмы. Ему клюшкой ударили в глаз и сильно его повредили. Но Дима мужественный парень, молодец. В хоккее по–другому и нельзя, многие выходили на лед, несмотря на травмы.

Третьим будешь?

— В команде, конечно, выпивали, не без этого. И должен заметить, в советское время в «Динамо» ребята в этом плане были покрепче. Те если уж пили, так пили, причем у некоторых прослеживалась явная склонность к спиртному. Сражались с такими «любителями» деньгами — снимали премии. Запойно, естественно, никто никогда не пил, но для некоторых пристрастие к спиртному стало роковым. Вячеслав Черчес был склонен к отдыху с выпивкой. Но не могу сказать, что он ушел из хоккея только из–за этого. Просто оказался невостребованным. Скорее, именно это и стало причиной, а выпивка — следствием. Серьезные проблемы были и у перспективного Игоря Автоненко. Он любил покуролесить, а помимо проблем с режимом, его еще и травма подкосила. Прикладывался к стакану Сергей Косых. Слышал, что после окончания карьеры он даже попал в тюрьму. Были проблемы с режимом и у лидера команды Бубенщикова, особенно в конце карьеры. Он уехал в Чехию, занялся бизнесом, там сейчас и живет. Крикунов, кстати, придумал довольно действенный способ борьбы с пьянками. На понедельник он ставил всегда самые тяжелые тренировки, на которых с хоккеистов в прямом смысле сходило семь потов.

Васильич

— Во Владимире Крикунове я сразу увидел будущего тренера. Он всегда был трудолюбивым, работоспособным. Очень серьезно относился к хоккею. Он готовил себя к тренерской работе. Когда Владимир Васильевич стал тренером, после каждой встречи он сидел около 20 минут и анализировал игру, делал записи. Крикунов всегда славился умением здорово натаскивать своих игроков, он прекрасно закладывал функциональную базу. У нас в команде пословица была: если прошел утреннюю зарядку Крикунова, считай, прожил день. Но при этом Крикунов на каждой зарядке сам бежал в числе первых. В каких–то моментах он заметно перегибал палку, но есть ведь и другая сторона медали. Благодаря таким тренировкам он воспитал множество мастеров, добивался результатов с командой. Сравнивая Крикунова в «Динамо» и в сборной страны на Олимпиаде в Солт–Лейк–Сити, отмечу, что он практически не изменился. Только стал более уважительно общаться с игроками.

С вещами на выход

— Как–то ехали на поезде играть в Ленинград. Игорь Ковалевский, общительный очень парень, стоял в одном из купе и беседовал с другими ребятами. Время было около 12 ночи. Крикунов пошел перед сном умыться, увидел Игоря и сказал: «Ковалевский, когда я буду идти назад, чтобы ты уже был в своем купе». Крикунов возвращается, Игорь все там же. Владимир Васильевич был скор на расправу: «Берешь сейчас свой баул и на первой же станции выходишь». Игорь взял и... вышел. Потом своим ходом добирался в Минск.

Хук справа, хук слева

— «Динамо» всегда было силовой командой. Подраться могли многие. Боевые задатки сразу просматривались в Олеге Микульчике, Александре Юдине — эти всегда любили кулаками помахать. Михаил Захаров был очень боевым, накостылять мог любому. Его вообще все боялись трогать. Но главным бойцом назову все же Олега Микульчика. А самая жестокая драка на моей памяти произошла на выездном товарищеском матче юношеских сборных Беларуси и Польши. До конца игры оставалось минуты полторы. Я вышел открыть раздевалку. Сижу, жду, с минуты на минуту должны все прийти. А их нет и нет. Возвращаюсь на площадку, а там драка 10 на 10. А это юноши, они в масках играют. Потом многие мне руки показывали, сбитые в кровь о маски. По поводу драк еще хочется отметить интересный момент. Бои между одноклубниками — это не такое уж редкое явление. Заметил, что они в основном случаются в период подготовки, во время изнурительных нагрузок...

Поспорим?

— Однажды увидел, как Крикунов, уже будучи тренером «Динамо», точит коньки. Он был в этом настоящий дока, хотя в те времена специально назначался игрок, который точил коньки всей команде, получая за это деньги. Технология процесса тогда была довольно сложной, не то что сейчас. Так вот, подхожу к тренеру и спрашиваю: «Васильич, почему ты этим занимаешься? Не царское вроде дело...» — «Так ведь больше некому», — говорит. «Я могу». — «Не сможешь». — «Давай поспорим». — «Давай». Он мне показал основные принципы. Нашли какие–то старые коньки. Со временем стал настоящим профи в этом деле. На многих чемпионатах мира, на первой и второй Олимпиадах коньки точил я. Так что, как видишь, доктор — специальность многопрофильная...

Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".