Художник Николай Опиок – о предстоящей персональной выставке, живописи и военном детстве

Добрый художник

Николай Опиок отмечает 85-летний юбилей

«Художники — добрые люди. Артисты, бывает, доброту играют, а вот художники от природы добры», — говорит Николай Опиок. 10 февраля в Национальном историческом музее открывается выставка «Путями времени», приуроченная к 85-летнему юбилею мастера, вот уже не первый год возглавляющего Студию военных художников. В преддверии этого события мы поговорили с Николаем Афанасьевичем и о живописи, и о белорусской истории.


— Николай Афанасьевич, что увидят посетители вашей персональной выставки?

— Пятьдесят восемь работ, которые можно разделить на несколько корпусов, и пространство большого зала дает такую возможность. Во-первых, картины, посвященные истории Беларуси и ее знаковым персонажам: Всеславу Чародею, Евфросинии Полоцкой, князьям Витовту и Ягайло (это портреты актеров Геннадия Давыдько и Николая Кириченко в соответствующих ролях), Франциску Скорине (актер Владимир Роговцов), а народную артистку Лилию Давидович я запечатлел в роли королевы Боны в «Черной панне Несвижа». Вторая часть работ посвящена белорусской деревне, это история села. Третья — связана с Вооруженными Силами, включая сегодняшние будни нашей армии, и темой Великой Отечественной войны, которая со мной с самого детства. В их числе, например, картина «Жаркое лето. 1941 год».

— Помню, я была у вас в мастерской, когда вы ее заканчивали. Если не ошибаюсь, это часть ваших детских воспоминаний о войне?

— Да, когда в первые дни Великой Отечественной Красная армия отступала, через нашу деревню проходили солдаты. Я прибежал к колодцу за водой, увидел их и побежал домой рассказать маме. Мама велела отнести им хлеба и сала. Они спросили дорогу на Смоленск, туда и направились. Вечером в деревню уже пришли немцы. А в 1944 году операция «Багратион» остановилась и замерла на целую зиму именно на территории нашего района, Смоленск — Дубровно. И таких ребят, как те солдаты, здесь полегло 42 тысячи человек. Может, и те парни были среди них. 42 тысячи, чтобы освободить маленький Дубровенский район, где сейчас всего 15 тысяч человек живет… На мемориальном кладбище в Дубровно — пять Героев Советского Союза, погибших при освобождении района. 


— Вы отдали годы теме Великой Отечественной войны, но не пишете батальных сцен. Это сознательный выбор? 

— Я считаю, что период запечатления военных событий давно закончился. Это сделали художники-фронтовики, пришедшие с войны, и я абсолютно согласен с той документалистикой, которая была в нашем изобразительном искусстве периода 1945—1975 годов. Дальше пришло новое поколение — мое. Я прожил всего пять лет и узнал, что такое война, что такое «катюша», кто такой Жуков, кто такой немец. Немца я пощупал руками, а он дал мне пинка. Мы прошли этот период не так, как солдаты, у нас была романтика детства — и страх. Мы собирали оружие убитых красноармейцев и прятали автоматы в кустах, как-то вместе с мальчишками втроем влезли в немецкий танк (у нас в деревне их ремонтировали), закрыли люк, а наши мамы бегали вокруг и кричали… Первая моя картина на тему войны называлась «Купалье 1941 года». Этот праздник отмечался в каждой деревне, но я вспомнил начало войны даже не той пылью, с которой пришли немцы в нашу деревню, и не тем страхом, который они принесли в наш дом, а тем, что в 1941-м это было уже не то Купалье, когда юноши и девушки бегают вокруг костра и всю ночь ищут «папараць-кветку». Обычай остался, а костер был уже маленький, ибо попробуй сделай большой, когда самолеты гудят в воздухе. Это было практически интуитивно, но мне не хотелось повторять то, что делали в живописи участники военных сражений. 

— И тем не менее своих воспоминаний у вас хватает…

— У нас по деревне шастали полицаи — в бело-красно-белых повязках, по ночам искали партизан. Один был Андрей из-под Харькова, а другой — Вася из Слуцка. Я бы его узнал и сегодня. 

Невысокого роста, лицо такое младенческое. Вроде, казалось, добрый, даже давал нам два раза конфеты, как-то принес сладкий немецкий пудинг в пластмассовой коробке: полицаи разбирали посылки, которые приходили немецким солдатам, и часто их присваивали. Солдаты постоянно гибли, фронт под Смоленском стоял девять месяцев, с передовой везли трупы, да и первая зима была очень морозная, к Новому году лежали мертвые — только руки-ноги из-под снега торчали. А посылки шли. И получать их часто было некому, да если и были живы солдаты, то — пропала хорошая посылка, не дошла, и все. 

Так вот этот Вася из Слуцка в бело-красно-белой повязке на левом рукаве, которую он никогда не снимал, — чем он мне запомнился и почему я его возненавидел. 1941 год, под деревней Крапивно на Днепре, примерно в пяти километрах от нашей станции Хлюстино, сбили самолет. Вели оттуда двух наших летчиков, один в форме, у другого белая рубашка, руки за спиной. Грязи было на улице по колено, вся деревня выстроилась по обочинам вдоль плетней. А их вели именно по самой грязи, причем часовой с автоматом шел сверху по бровке, не влезая в глину. И вот этот Вася не поленился, вырвал из плетня палку и полез в самую грязь, накинулся на пленных, стал бить по спине одного и второго. А немцы смотрели и хохотали. Я даже Михаилу Пташуку говорил: «Сделай где-нибудь такую сцену!» Может, поэтому у меня с детства ненависть к бело-красно-белому флагу. И уже много позже я узнал, что были художники, которые под этим флагом в Минске сделали выставку своих творений «Беларусь свободная». Их было 12 человек, мы получили список в архиве. Оказалось, что я с одним жил мастерская в мастерскую очень долго. Показал ему эту афишу, чтобы он меня больше не вводил в заблуждение. 

В детские годы мы многого не знали, а сегодня знаем, что под этими флагами полицаи давали клятву Гитлеру… Но тогда же, в детстве, они сами заложили у меня неприятие своей символики фактом служения не Отечеству, а захватчикам. 


— Вы откликнулись на происходящее сегодня в стране и в обществе, в частности на травлю, которую устроили невероятные народному артисту Геннадию Овсянникову…

— Меня предупредили: ты вызовешь целый взрыв в интернете, но к выставке я нарисовал пастелью портрет Овсянникова, и называется он «Скатертью дорога». Одной рукой артист обнимает свой родной Купаловский театр, а другой — отправляет предателей на выход. 

— И в целом портретная галерея у вас немаленькая: Владимир Мулявин, режиссер Михаил Пташук, композитор Игорь Лученок, космонавт Олег Новицкий… 

— Всегда пишу с натуры, а значит, только тех, кого знаю лично, иначе не могу. С Мулявиным познакомился в 1966 году, когда они с братом Валерой приехали в Гродно на гастроли, тогда группа называлась «Лявоны», никаких «Песняров» еще в помине не было. Помню, гуляли мы с ними тогда дня три!.. Актер Арнольд Помазан ко мне прямо в костюме пана Быковского приходил позировать. А например, есть у меня портрет моих уже ушедших друзей — художников Николая Назаренко и Леонида Щемелева. Каждый вечер в любое время года они совершали обязательный променад вокруг дома на Сурганова, где расположены мастерские Белорусского союза художников. Щемелев брал свою собаку, и они отправлялись на прогулку. Этот портрет я выставлял однажды на республиканской выставке, Назаренко заходил взглянуть на картину, хохотал. Потом спросил: «Что же, я карикатурный такой?» Отвечаю: «Николай, ты это пальто носишь с 1952 года!» Щемелев-то даже на свой ночной обход вокруг дома выходил как пижон: ботиночки, шарф… Так они вдвоем прогуливались и вели бесконечный разговор о том, что есть живопись. Заканчивали накануне, скажем, на Микеланджело, а на другой день продолжали с того же места. 

Чем молодец Щемелев — он очень чувственный художник, он в живописи был поэт, это наш Есенин в изобразительном искусстве. Он нашим художникам говорил: «Душой больше пишите!» Если писать головой, ничего не напишешь, живопись требует чувства. Сам Щемелев любимых своих коней как-то изобразил бегущими, кто-то ноги посчитал — а ног оказалось на три или четыре больше, чем надо. (Смеется.) Ему говорят, мол, у твоих лошадей ноги лишние, а он в ответ: не понимаете, мне надо было изобразить ритм! 


В изобразительном искусстве академического, реалистического толка человек остается человеком на двух ногах, о двух руках, но, чтобы передать, о чем он мыслит, нужен Божий дар. Большой художник всегда философ. А государство должно быть проводником искусства в общество, чтобы оно было развитым и культурным. 

ovsepyan@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter