Вот с такой неожиданной завязки и начинался наш разговор. Виктор Ковалевский встретил меня в Борисове на вокзале. И когда его легковушка, измотанная разбитыми дорогами и проселками, радостно бежала по асфальту в сторону Чашникского района, он и поведал мне о том, что пережил недавно.
По дороге в Чашники
— Когда это случилось, я уже не работал председателем сельсовета. Скажу честно: согнулся во мне мой внутренний стержень. Если бы моя «конструкция» была жесткой, то наверняка он сломался бы. А так... согнулся. Каждое дело имеет свой предел. Ощутишь его — уходи в отставку. Я ощутил....Сереньким февральским днем «скорая» отвезла меня в Лукомль. По всем признакам — инфаркт. Правая рука онемела. Висит, как беспомощный рукав.
Из Лукомля транспортировали в Минск. Обследовав, поставили диагноз — инфаркт головного мозга. «У вас в голове — «бомба» (на языке медиков: аневризма). Если не обезвредить, то сами понимаете... Нужна операция», — скажет мне врач. Даю согласие. Ставлю подпись. Но до меня еще не доходит, что операция в голове — это не аппендикс вырезать. И что часы, оставшиеся до нее, может быть, последние в моей жизни...
Когда дошло, то я не ощутил ни паники, ни страха. Но и вся жизнь, как говорится в таких случаях, не промелькнула перед моими глазами. Я словно оправдывался перед нею, что не зря даны мне были эти без малого 65 лет. Главную человеческую обязанность мы с женой исполнили: родили троих детей и вывели их в люди. Детьми мы очень довольны.
За всю жизнь я никого не предал, никому не совершил зла и подлости. Честно служил людям. И делал все, даже невозможное, чтобы помочь им.
Операция прошла успешно, и через неделю меня выписали. Стал я потихоньку разрабатывать правую руку. И вот, видите: машину веду. И картошку с женой выкопали. И все по хозяйству делаю не одной, а двумя руками...
Я не перебивал Виктора. Но и понять, почему он с такими подробностями рассказывает о сугубо личном, сразу не мог. Спросить его об этом не решался: а вдруг замкнется? И тогда повиснет неловкая пауза и сотрет подчистую доверительность.
А между тем мы давно уже пересекли границу Борисовского района с Чашникским. Прямо по курсу вынырнула деревня Латыголичи.
Быть человеком
Крестьянин до самого донышка души, Ковалевский не мыслил своей жизни без села. После восьмилетки поступил в Городокский совхоз‑техникум. Стал специалистом по электромеханике. Профессия и в армии ему помогла. Служил в военной части, которая располагалась в столице.Виктор убежден, что руководителем надо родиться. «Не мое это дело — стоять в стороне и наблюдать, как другие работают», — не раз говорил он. Но почему‑то все складывалось не так, как виделось. Пришел в контору племсовхоза «Латыголичи» молодой, необстрелянный техник‑электромеханик, и его с ходу назначают главным инженером хозяйства. Пройдет немного времени, и Виктора признают руководителем даже те механизаторы, которые годились ему в отцы. Про молодых и говорить нечего. Для них он был своим парнем. Знающим дело, в меру строгим, всегда справедливым. И доносы директору не строчил.
Но так уж устроено в жизни, что нелепая случайность может любого вышибить из седла. И никто от нее не застрахован. Вот и пришлось Виктору Ковалевскому написать заявление о переводе на другую работу. Так он стал инженером трудоемких процессов. Что это за процессы в животноводстве, вряд ли стоит пояснять. Достаточно назвать механизированное удаление навоза — и все станет ясно. У этой механизации был неизлечимый недуг: постоянно выходить из строя. Чтобы процесс пошел, руки инженера и зимой, и летом по локоть в навозной жиже. Ядреный запах въедался в кожу настолько крепко, что никакая парилка не могла с ним справиться. Бывая в райцентре, станет Виктор в магазинную очередь последним, а через пару минут — уже у прилавка. Отворачивая носы, горожане безмолвно пропускали его вперед. Благо жена, зоотехник по образованию, воспринимала все как должное.
Когда человек смиряется с тем, что, как ему кажется, невозможно изменить, он не умирает. Но и не живет по‑настоящему. Как загнанная кляча, тянет лямку жизни безрадостно и с превеликим напряжением сил. Абы день прошел — вот принцип его существования. А в душе — неустроенность и пустота. Виктор не смирился.
«Нельзя быть человеком и не быть им», — любит повторять Ковалевский слова великого философа, давно уже ставшие афоризмом. А быть человеком в его понимании — делать людям добро.
Виктор из породы тех редких умельцев, которые на селе на вес золота. Он и механик, и сварщик, и электромонтер, и печник. Умелость его рук поистине безгранична.
Искренностью и вниманием к судьбам людей, безотказностью, душевной простотой и бескорыстием Виктор Ковалевский завоевал сердца не только своих сельчан, но и жителей окрестных деревень. Хотя, разумеется, такую цель перед собой он и не ставил. Так вышло, потому что ему верили. Его ценили и уважали. И когда в 2002 году избирали председателя Латыголичского сельского Совета, люди назвали самого достойного — Виктора Ковалевского. Вот так Виктор Вячеславович и вступил в новую главу своей жизни.
Отец Виктора Вячеслав Михайлович возглавлял этот же сельсовет в 80‑е годы. «Раз получилось у отца, то почему не получится у меня?» — задал себе вопрос Виктор. Но когда он стал вникать в такие, казалось бы, простые понятия, как самоуправление, решение вопросов местного значения, холодок подкатил к самому сердцу. Как справиться с лавиной дел, когда весь сельсовет — три штатные единицы: председатель, секретарь да бухгалтер? Когда средств — кот наплакал? Когда есть сплошные обязанности и почти никаких возможностей для их исполнения?..
Главная жилка
— Людям непосвященным может показаться, что местная власть — миф, — скажет Виктор Ковалевский. — Сидит, мол, председатель сельсовета в своей комнатенке, как в окопе, а жизнь проносится мимо. Ну справку выдаст, печать поставит. Списки нужные составит. Ответит на звонки из района и от сельчан. Сам куда‑то позвонит: проинформирует или попросит. Что же это за власть такая, которая ничего не решает?Может быть, как таковой власти и нет, но есть ее тяжкое бремя. И называется оно — жизнеобеспечение жителей деревень на территории сельсовета. А это: медицина (ФАПы), торговля (продмагазины, автолавка), водоснабжение, пожарная безопасность, состояние дорог, подвоз школьников, сбор молока от частных коров, освещение улиц, уход за кладбищами и памятниками павшим воинам и партизанам, снос ветхих ничейных домов (были дома, а стали домовины). А частные хозяйства... Сельчанин живет, пока что‑то делает на земле. Старость лишает его сил, но не убивает крестьянскую душу. И душа эта требует вспахать землю на огороде, посадить, а потом убрать картошку. Обмолотить полоску ржи, овса или пшеницы. И все эти многочисленные «надо» ложатся на плечи сельсовета. И прежде всего — на председательские...
Когда живешь в гуще народа, без всякой лакировки видишь ее бытие, которое действительно определяет сознание, чувствуешь свою неотрывность от людей. И если ты можешь пусть и на самую малость сделать жизнь сельчан лучше, то не жалей для этого ни сил своих, ни сердца.
Такая установка заложена внутри меня. И я неукоснительно следовал ей, будучи председателем Латыголичского сельсовета. После упразднения местного Совета меня оформили специалистом первой категории Краснолукского сельского Совета. А в 2013 году назначили его председателем. И все эти годы моя внутренняя установка оставалась без изменений.
Главная жилка моего характера — обязательность. В моей голове не укладывается, что можно пообещать что‑то сделать и пальцем для этого не пошевелить. Или сослаться на невозможность — полуправда, которая хуже обмана. Хоть последнюю рубаху с себя сними, а человеку помоги — это мой принцип. Все, что сделаешь, пройдет и забудется. А вот несделанное висит как топор над головой. И мучает. Лишает покоя и радости жизни. Такая уж эта работа — председатель сельсовета. Все время варишься в ней, кипишь. И, возможно, сам от чего‑то очищаешься...
Счастливые и всем довольные люди в сельсовет не позвонят. У них все есть. Им ничего не надо. Но, право, существуют ли в наше время подобные уникумы? Что‑то такие мне не встречались. Во всем у людей нужда. А любой пустяк может стать проблемой.
Выбило пробки — и сидит бабуля без света. Задымила печка — и жить в доме стало невмоготу. Погасли фонари — и деревня во мраке. Рухнуло на кладбище дерево — и посшибало памятники и оградки. Протухла в колодце вода — почистить некому. А когда люди остаются без воды — это уже ЧП...
Вот и звонят сельчане в сельсовет (а куда еще им звонить?). Просят. Умоляют помочь. Пока договоришься с районными службами, пока их дождешься, проще сделать самому. В багажнике моей машины — немудреный набор инструментов: сварочный аппарат, «болгарка», электродрель, бензопила. Еду — и все делаю сам. Если, разумеется, можно обойтись без специальной техники.
Ремесло печника постигал по книгам. А практиковал дома: сложил и грубку, и русскую печь. Все получилось. После этого смело брался за печной ремонт любой сложности. И, конечно же, за спасибо. Перед людьми старшего поколения, которым досталась невероятно трудная жизнь, я считаю себя должником. Как же тогда можно взять у них деньги?
Пустые карманы не так страшны, как пустые души. На нашу беду — это печать времени... А ведь были идеалы гуманизма. Был человек одухотворенный. И святость была в душе. Куда все это испарилось?
Быть добрым — тяжелая работа. Но без этой работы я не мыслю себя человеком.
