Дневники нашего деда Романа Лаврикова хранятся в семье уже много лет. Он вел их почти всю жизнь. А событий в ней немало было.Родился наш дед в 1902 году в Саратовской губернии, в семье купца 1-й гильдии Алексея Лаврикова. Прабабушка наша была из дворян, но вскоре после рождения деда умерла. У прадеда был трехэтажный особняк, и жили они с новой женой по купеческим меркам крепко. Правда, после революции быстро разорились. Купец Алексей Лавриков торговал мануфактурой, а кому она в военные-то годы нужна? А тут еще в 1918-м в Поволжье начался страшный голод. Семья прадеда подалась в Тифлис. Поверили рассказам, что там сытно. Но вместо хлеба погибель нашли - прадед и его жена (мачеха нашего деда) скончались от холеры. Дед в 16 лет остался один на всем белом свете. Да еще и с "биографией". Сына купца 1-й гильдии любой матрос в ту пору мечтал на штык нанизать. Но дед наш всегда сообразительный был. Он делает вот что: возвращается в Саратов и сжигает отцовский особняк. После чего благополучно устраивается работать в милицию. Рассказывают, что среди дедовских документов хранились старые анкеты, где запись "собственноручно сжег осиное купеческое гнездо" стояла в ряду особых заслуг. Чтобы окончательно порвать с чуждым классом, он женится на девушке из самой бедной крестьянской семьи.
Во время войны он оканчивает Высшую школу милиции в Москве, которую в ту пору называли "Кремлевскими курсами". Как только были освобождены первые районы Белоруссии, деда направляют бороться с бандитизмом. Он возглавляет районный уголовный розыск в Полоцке. Кто немного знает историю, тот помнит, как лютовали после войны недобитые банды. Стоит ли говорить, что при такой работе бабушка, у которой на руках к тому времени уже было шестеро маленьких детей, каждую ночь молилась, чтобы ее "Жеглов" вернулся домой живой. Но однажды, когда дед уже возглавлял милицию в Докшицах, Бог не услышал ее молитвы. На "гражданина начальника" немало бандитов зуб имело, и однажды зимой, в лесу, к нему на подводу попросился человек, одетый в милицейскую форму. Назвался участковым - а дед-то всех участковых сам назначал! Но было уже поздно. Спустя несколько часов окровавленного милиционера, которого закопали в снежную могилу, нашла крестьянка. К счастью, деда откачали. Даже орден Красной Звезды дали (точь-в-точь, как у Жеглова!).
А потом случилось вот что. Бабушка наша решила окрестить младшую дочь (мою маму). Сделала это тайком. Но кто-то сообщил об этом факте в райком партии. Деду объявили выговор. И почти в это же время (вот уж - судьба) один из дедовых подчиненных собирал зерно по продразверстке и вез его на железнодорожную станцию Парафьяново, опаздывал к погрузке на "товарняк". По дороге встретил секретаря райкома с инструктором - те, сославшись на государственную надобность, отобрали у него подводу и вывернули зерно. Что такое для сельского милиционера не выполнить поставки по продразверстке после войны - объяснять не надо. От безвыходности участковый схватился за пистолет и ранил инструктора. После этого эпизода деда снимают с должности, исключают из партии. За былые заслуги, правда, определяют на должность председателя Докшицкого сельсовета. Строились после войны - всем лес и стройматериалы надо было выписывать. Вот и стали деду наливать. А тот хоть и работал исправно, а с тоски пил. Неугомонная наша бабушка стала писать во все инстанции - думала, отрезвить помогут. Да только еще хуже получилось. Деда из председателя разжаловали в сторожа. Правда, дали хорошую персональную пенсию. Но это уже мало что меняло. Впрочем, до самой своей смерти дед в делах оставался аккуратен и вел дневник.
В свое время, листая его аккуратные тетрадки, которым уже по 50 - 60 лет, мы негодовали - почему же он не записывал свои боевые дела: как в глухих лесах Полоччины ловил бывших полицаев и немецких прислужников, как экспроприировал бандитские склады, каким героем он, наверное, был. А теперь даже благодарны за это. Когда наша большая семья собирается вместе (к сожалению, очень редко), мы читаем его дневники. Незатейливые, житейские. Сообщения о том, сколько весят часы на Спасской башне, перемежаются сообщениями о том, что "22 декабря 1956 года шел лапчатый полумокрый снег". И даже в записи за 12 апреля 1961 года у нашего политсознательного деда сначала идет: "водил корову к бычку". И только после этого строка: "запущен в космос первый человек".
Они немного бессвязные. Наверное, мало кому полезные. Но для нас, семьи, бесконечно важные. Кажется, мы слышим его покашливание: он опять "скрипит", что с утра не заладилась погода и от этого крутит старые кости, искренне радуется, что корова отелилась. За этими житейскими заботами он снова с нами. Наш дед.
