Уроженке Городка Елене Бесштаненко до сих пор снится блокадный Ленинград
Милая обаятельная женщина, которой скоро исполнится 93 года, и сейчас очень трепетно относится к своему возрасту. Как, пожалуй, и любая из представительниц прекрасной половины человечества, она тут же поправляет собеседников: «Мне еще 92!» На столе в комнате — подсохшие белые розы.
— Это школьники на 8 Марта приходили, — с гордостью сообщает обитательница Витебского дома-интерната для престарелых и инвалидов. — А еще очень часто бывают коллеги из облпотребсоюза, председатель тамошней ветеранской организации Инесса Крамаренко. Подарки приносят, поздравления, материальную помощь оказывают. Спасибо, что не забывают.
Действительно, не столько финансовая, сколько моральная поддержка нашей героине сейчас очень даже нужна. Около года назад Елена Викторовна переселилась сюда, под крыло социального учреждения. Дочка тоже пенсионерка, ей за матерью ухаживать сложно. Сын — в Ленинграде…
— Адаптироваться, конечно, в новой обстановке было непросто. Я привыкла к общению, а здесь-то особо из комнаты не выхожу — сил нет. Вот только с соседкой по «апартаментам» и можем поболтать, — делится Елена Бесштаненко.
Стоит отметить, что жилплощадь у двух хозяек вполне просторная. Кроме комнаты с хорошей мебелью, к их услугам — санузел, просторная гостиная-столовая, отдельный балкончик с видом на уютный, заполненный цветочными клумбами дворик. Холодильник, электрочайник, телевизор — все необходимое под рукой.
— А о блокаде часто вспоминаете? — задаю весьма щепетильный вопрос и тут же об этом жалею: глаза моей собеседницы влажнеют.
— Ужас тех лет по-прежнему преследует по ночам, — тихо говорит она, смахивая непрошеную слезу. — Наверное, от этих воспоминаний уже никуда не деться…
Потихоньку, стараясь не задеть самые больные струнки души, я веду расспросы. Елена Викторовна где-то уже путается в деталях автобиографии, но то, что касается жизни в блокадном городе и своих погибших подруг, помнит очень хорошо.
…В Ленинград к родной тете — крестной маме шестнадцатилетняя Аленка уехала из Городокского района сразу после окончания семи классов. Устроилась там на работу водителем, стала учиться в вечерней школе. Красавица-девчонка, которая ловко управлялась с грузовиком, нравилась многим парням с пивного завода, где трудилась до войны. Да вот только ее сердце не торопилось расставаться со свободой. Первый день войны Елена Викторовна помнит как сейчас. Вместе с пожилым грузчиком посреди маршрута остановились тогда на площади, удивившись большому количеству собравшихся там людей. И услышали страшную новость… Петрович тут же откинул борт грузовика и стал раздавать бутылки: некуда больше везти и незачем — война…
Потом Алена была мобилизована в НПВО, вместе с другими девчонками надела военную форму и жила в общежитии.
Возила командира полка, доставляла молодежь к месту, где всем миром копали противотанковые рвы, доставляла грузы. Во время бомбежек кричала с подружками: «Воздух! Воздух!» и провожала к бомбоубежищам горожан. Самой зачастую прятаться было некогда. Тем более, что враг обильно поливал крыши домов зажигательными бомбами. Эти самые «зажигалки» девушка, ловко пробираясь по неровным опасным кровлям, сбрасывала вниз. Помнит, что потом немецкие летчики сообразили, как припугнуть защитников Ленинграда, и после массы сброшенных с самолета зажигательных бомб швыряли «на десерт» фугасную… В итоге тушившие погибали один за другим.
— Девочек было очень жалко, — рассказывает наша героиня. — Я помогала, чем могла. Стыдно признаваться, но теперь уже можно… Меня часто посылали на склады за сахаром. Так мы умудрялись взять перед весами тяжелый инструмент, потом его выкладывали. Вот и получался «остаток», который я тайком девчатам передавала. Конечно, было очень боязно — если бы в то время узнали, точно расстреляли бы...
Как сейчас, помнит Елена Викторовна поездки на Неву за льдом — из него, растаявшего, получали питьевую воду. Сначала ее грузовик бегал на бензине, а потом, когда топливо закончилось, установили газогенератор, и поехала машина на дровах... Пять мешков специальных чурок выдавали на смену, и только попробуй хоть одну чурку в дикий холод куда-нибудь на сторону реализовать…
Чудом выжила Аленка, хотя и гимнастерке с юбкой к концу блокады держаться уже было не на чем. За это и благодарит она сегодня Всевышнего. Ведь насмотрелась смертей столько, что теперь до боли остро знает истинную цену каждому прожитому дню. А вот ее лучшие подруги до Победы так и не дожили. Нина погибла, пытаясь выйти из окружения. Ее застрелили в лесу немцы, увидев на плече сумку с красным крестом. Знойная красавица Маша решила перейти линию фронта с влюбившимся в нее красноармейцем Николаем. Минное поле стало ее последним пристанищем. Девушке оторвало ногу, и она умоляла солдатика ее пристрелить. Тот не смог этого сделать и отдал юной спутнице свой пистолет. Маша на глазах у подруг сама поставила точку в своей судьбе…
После войны Елена Бесштаненко вышла замуж за военного, уехала с ним сначала в Венгрию, потом — в Орджоникидзе. Когда муж демобилизовался, вернулись в Беларусь. С 1974 года Елена Викторовна трудилась в системе потребкооперации. Сначала была помощником повара в ведомственном садике, потом уборщицей и сторожем в правлении облпотребсоюза. Чуть позже ее назначили завхозом пионерского лагеря. Ушла на пенсию с множеством почетных грамот и благодарностей. Здоровье скромной труженицы, перенесшей все тяготы блокады, не позволило достичь каких-то карьерных высот. Да и сама Елена Бесштаненко к этому особо не стремилась. Ей было предписано познать намного больше — цену свободы, истинный вкус хлеба и неимоверную жажду жизни. Все это позволяет нашей героине радоваться каждому дню существования на грешной земле и теперь, на дороге к 100-летию.
