Шведская история с плюшевыми мишками получила неожиданное развитие. Российская газета «Ведомости» опубликовала репортаж с гей–парада в Стокгольме, в котором, в частности, сообщается, что плюшевый мишка является символом местных секс–меньшинств. Вот что залетные шведы, оказывается, сбрасывали на головы белорусским гражданам. В том репортаже много чего интересного и без плюшевых мишек: например, епископ–лесбиянка или вице–мэр, который жил сначала с мужчиной, потом с женщиной и теперь рассуждает, как тяжело быть гомосексуалистом в консервативной шведской провинции в отличие от «прогрессивного» Стокгольма.
И ведь это не юмористический (точнее, гротескно–сатирический) шарж — это на полном серьезе. И в этот «дивный новый мир», это королевство кривых зеркал, зовут и нас с вами. Когда европейские послы, бюрократы и прочие апостолы общечеловеческих ценностей занудливо поучают нас свободе и демократии, мы как–то редко задумываемся, что конкретно они имеют в виду.
Казалось бы, свобода и демократия — вещи хорошие, кто бы спорил. Не вызывает сомнения и то, что вещи эти в современном их понимании, а также многие другие Великие Идеи, формирующие наш мир, придумал Запад. И именно у него всему этому следовало бы поучиться. Так думали мы, сворачивая коммунистический эксперимент, сокрушая «железный занавес» и открывая границы новым веяниям и тенденциям.
Однако оказалось, что за годы, проведенные за «железным занавесом», мы что–то упустили. За это время и со свободой, и с демократией, и с толерантностью на Западе произошли какие–то странные изменения. Мы ориентируемся на эти ценности в их классическом, просвещенческом понимании. Однако современный Запад стремительно уходит от идеалов Просвещения — уходит в странное нечто, пафосно именуемое постмодерном.
А в этом самом постмодерне многие слова и символы утрачивают свое первоначальное значение, меняясь порой до неузнаваемости.
Вот, например, толерантность, она же терпимость. Терпимость — это когда мы готовы мириться и уважать те или иные проявления инаковости. Казалось бы, хорошая, правильная ценность. Именно на основе терпимости функционирует многопартийная демократическая система, благодаря ей становится возможной свобода вероисповедания и невозможной — национальная и расовая дискриминация. Однако доведенная до абсолюта идея терпимости, как и любая другая, оборачивается абсурдом. Доведенная до предела, терпимость разрушает всякие представления о понятии нормы. Что из этого выходит, хорошо видно на примере тех же секс–меньшинств.
Гей–парад — это, можно сказать, символ современной эпохи, эпохи постмодернистского разложения представлений о нормах, понятиях и приличиях. Что означает терпимость (в изначальном, а не постмодернистском смысле) в отношении секс–меньшинств? Это означает именно что терпимое отношение к людям с сексуальными отклонениями, но не признание этих отклонений как нормы. При таком понимании терпимости никакие гей–парады были бы невозможны, так как воспринимались бы примерно как парад прокаженных, с гордостью выставляющих на обозрение свои язвы.
Однако в современном западном мире гомосексуализм — это уже не терпимое отклонение, а вариант нормы. Более того, искривленная постмодернистская мораль именно этому варианту отдает все большее предпочтение. Шведские мишкометатели в своем «открытом письме» белорусскому Президенту назвали его «старомодным». Действительно, он, наверное, старомоден, как и страна в целом. Например, у нас после выборов в Парламент принято с гордостью сообщать процент женщин от общего количества депутатов. Помилуйте, господа хорошие, какие женщины в Парламенте! Это замшелый реликт времен суфражисток! Современный тренд — это мэры и министры, с гордостью раскрывающие свою нетрадиционную ориентацию. Это Брэд Питт, отказывающийся жениться на Анджелине Джоли, пока в США повсеместно не легализуют однополые браки.
Или вот еще хорошая ценность — свобода вероисповедания. Она предполагает право каждого свободно выбирать, во что верить, в какую церковь ходить или не верить и не ходить вообще. Однако она не дает права оскорблять или ущемлять чувства представителей той или иной конфессии (см. терпимость). Что произошло с этой ценностью в нашем дивном постмодернистском мире? Это хорошо видно по истории с «панк–молебном» Pussy Riot в храме Христа Спасителя. Очевидно, что было совершено надругательство над чувствами верующих. Если «девочкам» из Pussy Riot чем–то не нравилась политика РПЦ, для выражения своего недовольства они вполне могли выбрать куда более корректный способ, для того и придумана еще одна хорошая ценность эпохи Просвещения — свобода слова.
Однако они предпочли безобразное варварское действо в храме. Можно дискутировать о мере наказания — как по мне, на первый раз хватило бы и исправительных работ. Однако какая же поднялась вакханалия! «Девочки» превратились чуть ли не в иконы и кумиры миллионов. За них вступаются мировые гранды от Мадонны до Пола Маккартни. Их имена поднимают на свои радужные знамена гей–активисты. Отличились и украинские соратницы Pussy Riot из движения FEMEN, спилившие в знак протеста памятный крест жертвам сталинских репрессий, да еще и не православный, а греко–католический.
О дивный новый мир...
