Дикий «вирт» короля Стаха

Как классические образы используются массовой культурой
Как классические образы используются массовой культурой

...И вот Дон Кихот Ламанчский, вонзивший ржавое копье в крыло ветряной мельницы Фортуны, поднимается на вершину времен... Карнавал превращается в трагедию, насмешка — в глубокий смысл, тазик цирюльника — в блестящий шлем. Тощий рыцарь на коне, толстенький слуга на осле — пара, ставшая символом, знаком, коих мало, но которые определяют течение культуры, как рифы — течение воды. Вспомните из того же ряда: грустный принц, смотрящий на череп шута... Танцующая на площади перед собором юная цыганка... Поэт, проходящий круги ада... Образы узнаваемые, породившие массу подражаний и истолкований.

Думал ли бедный отставной солдат Мигель де Сервантес, сочиняя забавную и горькую повесть о неудачнике, выпавшем из своего времени, какая слава ждет в веках его и его героя? 400–летие со дня первой публикации «Хитроумного идальго Дон Кихота...» стало праздником цивилизации. По переизданиям эта книга занимает второе место в мире — после Библии. Три года назад ее признали книгой всех времен и народов. Тысячи туристов навестят Испанию, чтобы пройти дорогами Дон Кихота. А где–то и проехать — поскольку к услугам «литературных туристов» будут лошади, ослы и... велосипеды. Почему любительская пародия на рыцарские романы пережила и эти романы, и множество умных, ученых книг? Случайность? После того, как книга о приключениях странствующего рыцаря стала популярной, появилось ее пиратское продолжение: современник Сервантеса, доминиканский монах, друживший с драматургом Лопе де Вегой, который с Сервантесом враждовал, решил, видимо, доказать, что изготовить подобную «Дон Кихоту» литературную «стряпню» может любой. А заодно отхватить кусок чужой популярности... Не вышло. Пиратское продолжение было забыто, а обиженный Сервантес написал вторую, гениальную часть «Дон Кихота».

Туристические маршруты, музеи и памятники, майки и кружки с изображением рыцаря и ветряной мельницы, названия кафе и гостиниц, позаимствованные в книге всех времен и народов... Сколько же дельцов разного ранга обогатилось за счет бедного рыцаря! Плохо это или хорошо, когда марку женского белья называют «Мона Лиза», а шоколадный батончик — «Отелло»? Думаю, мнения прозвучат разные. Мне кажется, нам, белорусам, не помешало бы превращение в общеупотребительный брэнд какого–нибудь персонажа классической национальной литературы. Пока что повсюду мелькают Нестерки, Павлинки и Лявонихи, которые увязываются скорее с песнями и плясками, чем с текстом. Как–то во время чаепития в литературном салоне у нас возникла подобная тема. Есть ли в Беларуси некий литературный образ, могущий быть востребованным на уровне, скажем так, шоу и «шоппинга»? В качестве таковых назывались Машека из поэмы Янки Купалы, Сымон–музыка из поэмы Якуба Коласа, гордая красавица Ядвися из трилогии того же Коласа «На ростанях», даже «Зорка Венера» из стихотворения Максима Богдановича...

А как вам в качестве узнаваемого знака кавалькада всадников в средневековых одеяниях, летящая над вересковой пустошью на фоне ночного неба? Во всяком случае, по всемирной сети блуждают слухи, что появилась компьютерная игра по мотивам повести Владимира Короткевича «Дикая охота короля Стаха». А вот в интернет–магазине предлагают купить прелестное кольцо авторской работы с мерцающим черным камнем. Изделие называется... «Дикая охота короля Стаха». В Киеве клуб ролевого моделирования «Авалон» приглашает желающих поучаствовать в игре–мистерии «Дикая охота короля Стаха»... Разумеется, содержание игры достаточно вольное в отношении к повести — действие происходит на балу в старинном замке белорусских аристократов Яновских в начале XVII века, среди гостей — и король польский, и Марина Мнишек, и киевский митрополит Ипатий Патей, и Богдан Хмельницкий... И персонажи из другого произведения Короткевича «Черный замок Ольшанский». Участникам дозволено даже придумывать себе роли из потустороннего мира — например, быть призраком невинно убиенного героя. Нужно только обозначить свой «потусторонний статус» белым шарфиком.

Эпоха постмодерна предполагает цитатность, вольное перетолкование классики. Есть даже специальный термин — «узурпация места», то есть не просто использовать чужой образ, но вывернуть его наизнанку. Например, художник Акилле Кавеллини как–то «присвоил» автопортрет Леонардо, написав на нем: «Кавеллини (1914 — 2014)». Узурпируют все. Моне Лизе пририсовывают усы. Хлестакова превращают в «лицо нетрадиционной ориентации», которое «имеет» уездный город не только в переносном смысле. А уж библейские сюжеты перелицованы столько раз, что трудно выдумать новое. Но все же — берутся! Ведь оскорбить чувства как можно большего количества людей — это же и есть слава! Видели растяжки на книжных рынках с рекламой книги Дэна Брауна «Код да Винчи»? Американский журналист Дэн Браун посмотрел фильм Скорсезе «Последнее искушение Христа» и кубриковский «С широко закрытыми глазами», почитал «Гарри Поттера» и «Клуб Дюма» Переса–Реверте и понял, где золотая жила. Детективный сюжет, густая каша эзотерики, заявка на скандал... Видите ли, прямые потомки Иисуса Христа живут, охраняемые тайным обществом. Поразительно, что некоторые, приобретающие эту книгу, искренне считают себя христианами. А Голливуд уже снимает по брауновскому литкощунству фильм со звездным составом...

В одном американском романе, который я не так давно рецензировала, моделируется ситуация: террористы захватили в заложники семью известного кинорежиссера, вдохновившись его же фильмами. Требуют прямого эфира. И предлагают провести тест в оправдание своего насилия: через несколько минут они застрелят одного из заложников. Если общество действительно против насилия на экране, пусть люди выключат телевизоры, рейтинг передачи упадет... В таком случае террорист обещает не убивать. Каждый зритель выбирает — увидеть настоящее убийство и тем стать к нему причастным либо лишить себя шокирующего зрелища, не взяв на душу грех... Впрочем, разделенный с миллионами, а в таком случае — едва заметный. Догадались, что произошло? Рейтинг передачи резко вырос, и жертва была убита в назначенное время.

Все должно внутренне оплачиваться. Дон Кихот потому вышел за рамки пародии, что Сервантес вложил в текст, забывая про забавную оболочку, свою боль, свой горький жизненный опыт, свою иронию и надежду. А когда забавляются, опошляя, занижая, препарируя святой для кого–то образ, что может возникнуть? «Свобода движения моей руки кончается там, где начинается чужое лицо», — написал один из оппонентов во время дискуссии о показе фильма «Последнее искушение Христа». Да, художнику дозволено оружие смеха... Но искусством жизнелюбивого карнавала Рабле, Боккаччо, нашего земляка Кароля Жеры овладеть дано не каждому. Проще поступить, как персонаж сказки Х.К.Андерсена, разбивший изготовленные гениальным художником часы, чтобы совершить «самое удивительное». «Когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя», — предупреждал Ницше, которого вообще–то трудно было смутить какими–то моральными соображениями.

Впрочем, хватит резонерствовать... Высокими словами нас когда–то «обкормили». А лично я буду только рада, если появятся кружки, майки, значки, полотенца и т.д. с изображением персонажей Короткевича и мой ребенок будет проводить по виртуальным лабиринтам компьютерной игры не иностранного коммандос с квадратной челюстью, а белорусского фольклориста Андрея Белорецкого. А что обо всем этом думаете вы, уважаемые читатели?
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter