Творец всего сущего взял передышку, решил поглядеть, останется ли что живое на земле после сотворенного человеком в Чернобыле

В ПРЕДЫДУЩЕЙ публикации о деревне Гдень я, если кто помнит, писал, что в самые первые дни 1987 года родился в ней ребенок. И все эти годы я пытался отыскать его следы. Интересно же было узнать не только кто — девочка или мальчик? — родился в ту лютую январскую ночь, но и что с человеком этим стало, где он  живет, что делает.  При тех средствах связи, при том вавилонском столпотворении и переселении народов, когда, бывало, что родители детей спустя месяцы отыскивали совсем не в том пионерлагере, куда отправляли, это было архисложно. Несколько раз казалось, что вот — все, есть телефон, есть фамилия человека — увы, снова мимо.

А пять лет назад я крепко задумался и задал себе вопрос: а что,  на Гдени  свет клином сошелся, что — нигде больше дети не рождались? Утвердительно сам себе ответив, набрал номер Феликсовны. Спустя некоторое время она мне эту вот раскладку и продиктовала.

Галина Феликсовна Ермаленок — легенда Наровли, его ангел-хранитель и добрый дух. Врач по детству и родовспоможению, отработавшая здесь многие десятилетия, она добрую треть города, а тех, кому сегодня за тридцать, и вовсе всех знает в буквальном смысле с пеленок: каждого держала на руках, каждого лечила, отправляла в дома отдыха и санатории. В восемьдесят шестом, когда все случилось, она была главным педиатром района.

— В самые тяжелые чернобыльские, начиная с апреля 86-го, годы мы не потеряли ни одного ребенка. Ни одного! Хотя вы представить себе не можете, это видеть нужно было, в каком жутком стрессе находились, что пережили и передумали наши мамочки, — с гордостью говорила мне пять лет назад Феликсовна, передавая список  родившихся здесь в то время детей.

«БАГДАД горит, как рождественская елка». Эта фраза не слишком умного, если не сказать больше, американского журналиста, который  восхищался бомбардировками иракской столицы, у меня в памяти вот почему. Тогда, весной 86-го, никто ничего толком не знал. Помню только, что мама, а она работала в санитарной службе, пришла и сказала, чтобы мы не выходили из квартиры, не открывали окна, но и она ничего конкретно сказать не могла. А восьмого, кажется, мая женщин с детьми стали вывозить. И вот эту последнюю ночь перед отъездом я никогда не забуду, знаете почему? По всей Наровле  во всех окнах горел свет… Как в новогоднюю ночь.

Это еще одна моя собеседница—  жительница Наровли Оксана Сталиевна Лебедь. Но это сейчас она Сталиевна — редким своим отчеством она обязана деду-пограничнику, который сына своего назвал Сталием, а тогда эта была просто 22-летняя Оксана с месячным младенцем Женькой на руках.

 Познакомились мы с ней пять лет назад. Я сидел в уютной их квартире  в центре Наровли. Оксана Сталиевна, сын Женя, его жена Оля и их пятилетний сынишка Саша. Женя с Олей вместе уже пять лет: познакомились, как водится, на танцах, встречались, что у молодежи по нынешнему времени не часто случается, несколько лет и лишь потом поженились. Милые, спокойные молодые люди смотрели  друг на друга так, что все понятно без слов. Оля тоже «атомный ребенок» — родилась 22 января 1987 года. Семья жила в деревне Тешков, которой сегодня нет на карте, выезжала в эвакуацию, вернулись в Грушевку, сейчас вот в Наровле. Оля работала делопроизводителем в суде, заочно получала юридическую специальность, Женя водил грузовик на «Красном Мозырянине». Забот у молодых много — работа, образование, решение жилищного вопроса, растущий сынишка, но вот чего они никогда не планировали и планировать не собираются, так это смены местожительства. Здесь их устраивало буквально все, именно Наровлю они считают самым благоприятным городом для жизни.

У Оксаны Сталиевны мнение  аналогичное. Только у нее, в отличие от детей, в памяти и другая Наровля. Пустая, безлюдная, с заросшим бурьяном частным сектором, с пустым садиком, который сегодня полон детских голосов и в который она водит внучка.

«Мы уехали из Наровли в 90-м — никто ведь знал тогда, быть нашему городу или не быть. Получили жилье в Верхнедвинске. Все, кажется, хорошо, моя малая родина — Полоцк рядом, но… все не так. Не наше все, не наровлянское. Стал болеть Женька — врачи сказали, что ему не подходит климат. На нет извелся муж Леонид. Вот представьте — два с чем-то года мы здесь прожили и почти каждые выходные ездили в Наровлю. Проезжаем Мозырь, поворот, второй, вот уже Наровля скоро, а у моего Лени слезы на глазах, машину вести не может, выйдет, постоит — и опять поехали. Вернулись мы, — рассказывала мне тогда Оксана Сталиевна.

Вернулись…  Да не всем суждено в одну реку войти дважды. Муж Леонид Васильевич, крепкий полешук сорока семи лет от роду, которому еще жить и жить, умер. Собирался на рыбалку и умер.  У Оксаны Сталиевны остались Женя, Оля, Саша и внучек от старшей, трагически погибшей дочери. И воспоминания о той, такой, как теперь кажется, счастливой жизни. Конечно, и тогда не была она безоблачной, были проблемы большие и малые, но что они в сравнении с тем  радиоактивным облаком, в тени которого оказались.

 За два дня до весеннего женского праздника я звоню в  квартиру Лебедей.  Прохожу в знакомую, совсем не изменившуюся за пять лет комнату, здороваюсь с  мамой и сыном:

— А где Оля с Сашей?

Спрашиваю и по вмиг установившемуся  неловкому молчанию понимаю: что-то не то,  что-то за эти пять лет случилось и вряд ли хорошее. Нет, говорят мне, все нормально. Оля окончила учебу, работает сейчас в милиции, Женя на третьем курсе БГУ заочно учится,  Саше десять лет, учится хорошо. Только вот не живут они больше вместе, Оля и Женя. Развелись.

Вот так, думаю, номер: зачем, почему? Ясно, что вопросы эти вслух не задаю. Случилось и случилось. Да и Оксана Сталиевна особо подчеркивает, что дети, Женя, значит, с Олей, общаются, к невестке бывшей она относится ничуть не хуже, чем раньше. Дай Бог…

— ДАВАЙТЕ-КА, граждане, паспорта к осмотру, — заявляю, ступив на порог одного из домов на тихой улочке райцентра, и едва уворачиваюсь от опрометью несущегося кота и догоняющей его девчушки.

Карина? Которая пять  лет назад запомнилась мне маленьким сопящим комочком на руках у мамы, сейчас превратилась в такой вот ураган, тайфун, торнадо? Ласковое такое торнадо, с разбегу запрыгнувшее к папе на колени и крепко-крепко прижавшееся к его щеке. Ее братик Кирилл, а ему уже девять, смотрит на это с некоторым неодобрением: что это, понимаешь, за баловство такое?.. Видя это, осознаешь, что смотреть паспорта Игоря и Оксаны Барашей на предмет наличия  в них штампа о разводе, смысла никакого, совет и любовь в этом доме царят по-прежнему.

«К Игорю и Оксане я тогда попал по наводке его одноклассницы и одногодки Оли. У них уютный, с камином, прочими «евроатрибутами» собственный дом. Я, помню, еще удивлялся: по двадцать четыре года родителям, а детей уже двое! 

Молодежь смеется и почему-то лукаво поглядывает на маму Игоря, Валентину Васильевну, которая, как мне показалось, чуть засмущалась. С добрым смехом, шутками-прибаутками причину смущения выяснили: в 1987-м, когда Игорь родился, маме его было… семнадцать лет. Ситуация вполне житейская и совсем даже незамысловатая, если не считать того, что история любви студентки мозырского техникума и ее избранника разворачивалась в мрачных постчернобыльских декорациях. И хотела бы забыть Валентина, да не сможет, какой старой, как она говорит, была в те годы Наровля. Старой потому, что все женщины и дети уехали, остались мужики и ликвидаторы, которые дезактивировали дома и улицы, вывозили зараженный грунт…  

Жутко и страшно, а тут еще любимый ее слабаком оказался, пришлось Валентине Игорька своего одной с маминой и папиной помощью растить. Хлебнула горя, но сейчас, когда видишь, каким красавцем и умницей сын вырос и какими глазами мама на него смотрит, понимаешь, что оно того стоило.

Игорь и Оксана, впрочем, как и их мама, из Наровли — ни ногой. А зачем, спрашивает Игорь, если есть дом, на покупку которого они получили кредит на сорок лет под три процента годовых? Есть высшее образование и хорошая работа с хорошей зарплатой в Полесском заповеднике у него. Учится заочно и работает в гимназии Оксана» — так я впоследствии описывал эту встречу.

Перемен в жизни ребят за эти годы немного. Окончила учебу Оксана. По-прежнему работает в гимназии. Игорь, как и раньше — в Полесском радиационно-экологическом заповеднике. Он радиометрист и лучше других знает, что жизнь здесь не представляет опасности, если самому ее не искать. На их подворье, кстати, фон радиационный в норме, так что декораторские и оформительские изыски Оксаны, а здесь она большая мастерица, ничего, кроме радости, не доставляют.

— Оксана, — спрашиваю,  — отец не передумал?

Молодежь смеется. Дело в том, что Оксана из Заширья, что в Ельском районе. Это — жемчужина Полесья, удивительной красоты поселок, построенный еще в прошлом веке на мелиорированных землях.  И когда Оксана переехала к мужу и заявила потом, что Наровля красивее Заширья, отец вознегодовал со страшной силой. Но потом, посмотрев Наровлю во все поры года, признал, что дочь все-таки права.

ЗВОНОК в дверь, на пороге еще один мой знакомец тех времен — Денис Ядченко. Он 1986 года рождения, одноклассник Игоря и крестный отец Кирилки. С ним в отличие от остальных ребят вижусь довольно часто — люблю в этих местах рыбачить, а егерь заповедника Ядченко все норовит меня в браконьеры определить. Теперь, думаю, полегче будет — Денис пошел на повышение, возглавляет пожарно-химическую  службу Наровлянского отделения заповедника. Если учесть, что у него заочно и за свои деньги полученное высшее юридическое, вот-вот на руках будет диплом магистра, это вряд ли последняя его должность. Но, категоричен Денис, главное — чтобы она была в Наровле. Без этого города, куда его, маленького совсем, родители привезли из выселенного Смолегова, он жизни не мыслит. Здесь он себя нашел и здесь себя делает.

Еще одна цитата от учительницы гимназии № 1 Елены Николаевны Пинчук, классной руководительницы Оли Лебедь, Дениса Ядченко, Игоря Бараша и еще восемнадцати  мальчишек и девчонок 1986—87 годов рождения:

«Таких детей у меня не было ни до, ни после этого выпуска 2004 года. Дружные, неконфликтные, спортивные. Очень самостоятельные, ответственные. И умные. Смотрите: в вузы на бюджет и с первой попытки поступили Саша Филонова, Сергей Петровец, Саша Кувшинов, Снежана Кондратенко, Наташа Лопатенко, Миша Носко, Алла Петренко, Володя Красюков, Оля Сизенок, Оля Лавриненко. Думаете, легко это было, если без репетиторов, если на протяжении учебного года дети месяцами жили в оздоровительных центрах, где один учитель вел несколько предметов? Знаете, кем они стали и где работают? Все стали учителями. И все работают в школах райцентра и района. Три учителя математики, два учителя физкультуры, два — иностранных языков, преподают физику, изобразительное искусство…»

Со Снежаной, нет, неправильно, учительницей иностранного языка Снежаной Викторовной Кондратенко,  ее одноклассниками — учительницей математики Аллой Юрьевной Петренко и учителем физкультуры Михаилом Григорьевичем Носко — мы тогда встречались. Сидели в классе, в котором они учились, а теперь сами учат детей, и я, помню, все удивлялся, что они казались взрослее, чем есть на самом деле, очень они какие-то основательные, целеустремленные. Спросил об этом ребят, они пожали плечами — само собой все получается. А я подумал, что это «само собой» выкристаллизовывалось еще  в лагерях и санаториях, в которых «атомные» дети и Наровли, и других  пострадавших от аварии городов и деревень проводили по несколько месяцев в году и где, без мамы и папы, хочешь не хочешь, а научишься самостоятельности и ответственности за свои поступки.

СЕЙЧАС тоже хотелось на эту и другие темы с ребятами поговорить, да не срослось. По двум причинам, одна из них — хорошая, вторая — не очень. Начну с первой. Так вот, Оля Сизенок, Снежана Кондратенко, Саша Филонова  в декрете, причем Снежана и Саша по второму разу. Хорошо. Не очень — Наташа Лапотенко переехала в Гомель. Алла Петренко и Саша Кувшинов живут в Мозыре, Сергей Петровец женился и уехал в Москву. И не потому переехали, что вдруг резко разонравилась Наровля. Все куда банальнее и проще — кризис сильнее всего бьет как раз по таким маленьким городкам, где рабочих мест и в обычное время раз и обчелся, где  если и есть предприятия, так далеко не  с прорывными технологиями. Вот ребята и уехали туда, где  с работой, да и заработками, получше. И вообще, с каким-то  даже недоумением заметил Денис, в последние годы очень когда-то дружные ребята немного отдалились друг от друга, вот даже на встречу выпускников, а ведь десять лет прошло, как школу окончили, не все пришли. Не стал я говорить этому глубоко мне симпатичному парню, что ничего-то в подлунном мире не ново, что с каждым годом на такие встречи будет приходить их все меньше, а когда-то, как для меня, например, наступит такое время, что не придет никто.

Я ДОПИСЫВАЮ эти строки, приноравливаюсь, где поставить последнюю точку, и вдруг понимаю вот что. В 86-м мне было без малого тридцать, а ребятам этим еще только предстояло родиться. Сегодня  уже им без малого тридцать, больше, чем было их родителям тридцать лет назад. Хорошо бы узнать, какими они будут, когда стукнет им, как и мне сейчас, без малого в два раза больше чем тридцать. Но…

mihailkuchko@mail.ru 

Фото автора и Александра ТОЛОЧКО