В воздухе стоял запах горелой картошки и еще чего-то кислого. Запах был противным и неприятно покалывал ноздри. Митька брезгливо поморщился и, зажав пальцами нос, принялся дышать ртом.
Стало легче, и мальчик, обрадовавшись, теперь уже смело глубоко вздохнул. Добрая порция пропитавшегося гарью воздуха тут же оказалась у него во рту. Митька вздрогнул от отвращения и поспешно натянул ворот отцовской рубашки до самого носа.
КОГДА война пришла в его родную деревню, Митьке не было еще и семи лет. Мальчик хорошо запомнил ту ночь. Его разбудили незнакомые голоса: говорили на кухне, почти шепотом, потому и разобрать что-либо было невозможно. Митька встревожился. Стало по-настоящему страшно и захотелось позвать маму. Но в хате были голоса, а Митьке совсем не хотелось, чтобы они обнаружили его на печи. Потому он продолжал лежать, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи.
Утром мальчик узнал, что отца забрали на фронт. Слово это было незнакомым, звучало приятно, и потому Митька совсем не расстроился. Но, заметив заплаканные глаза матери, он понял, что у этого нового для него слова — горький вкус.
...Война шла, а за ней тянулся шлейф, сотканный из людских слез, пота и крови. Она пожирала города, деревни, поселки и все никак не могла насытиться. Там, где однажды ступала ее нога, больше не было ни жизни, ни красок, ни света; только серое безмолвие и удушающий запах смерти. Она не делала исключения ни для стариков, ни для детей, ни для женщин. Не пощадила она и Митьку. Война затеяла с ним странную игру, напоминающую перетягивание каната. Только вместо пенькового каната — Митькина жизнь, а игроков всего двое: война и Митька.
Ушел на фронт отец и не вернулся, за ним мать, заболевшая и сгоревшая заживо. Из Митькиной жизни ушли радость и счастье. Исчезли ароматные цветы, вытоптанные солдатскими сапогами, пожухли белоснежные вишни, отравленные вспышками снарядов, замолчали парализованные ужасом птицы. Больше не было солнца. Ничего не осталось. И Митька, держась за обрывок каната, с обреченностью взрослого человека думал о том, что терять ему больше нечего. И в тот самый миг, когда мальчик решил отпустить оставшийся драгоценный кусочек своей коротенькой жизни, в ней появился тот, кого он так долго искал. Маленькие руки окрепли, и Митька, вдохновленный, решил не сдаваться. Рывок за рывком он возвращал себе жизнь, которую война пыталась у него отобрать. А шаг за шагом вслед за мальчиком, заливаясь оглушительным лаем, бежал его спаситель — Фельетон.
МАЛЬЧИК нашел Фельетона в совином дупле. Летом в деревню пришел голод. А там, где царил голод, не было места брезгливости, и Митька, задушив и без того ослабевшую от недоедания совесть, безжалостно разорял птичьи гнезда. Однажды он взобрался на высокую березу и, отыскав среди зеленых ветвей воронье гнездо, принялся вынимать из него яйца. Он как раз засовывал в карман последнее, когда из надвигающихся сумерек внезапно выпорхнула какая-то тень и, угрожающе ухнув, растворилась в кронах ближайших деревьев. Митька успел рассмотреть крупную сову, которая несла в лапах маленький светлый комок, и в его голове тут же созрел коварный план. Подгоняемый мыслями о сочном жареном мясе, мальчик быстро отыскал нужное дерево и, добравшись до дупла, храбро запустил в него руку. Но вместо жирного кролика Митька выудил маленького щенка, и от неожиданности чуть было не уронил его на землю. Щенок был живым. Решение о судьбе крошечного существа далось мальчику нелегко. В какой-то момент он даже решил положить щенка обратно, как несостоявшийся совиный ужин, заворочавшись в Митькиных руках, открыл глаза и недовольно посмотрел на своего спасителя. Слегка затуманенные сном глаза щенка были необыкновенно красивыми. Редкого янтарного оттенка, слегка раскосые, они придавали ему чрезвычайно проказливый вид. Внимательно изучив Митьку, щенок сладко зевнул, устроился поудобней в его ладонях и, доверчиво уткнувшись носом в большой палец, тихонько засопел. Митька почувствовал, как в его груди что-то сладко заныло. Бережно опустив спящего щенка в карман, он стал осторожно спускаться на землю.
Митька больше не был одинок.
С того самого дня Митька и Фельетон не расставались. Где бы мальчик ни появлялся, собака неизменно следовала за ним, и окружающим оставалось лишь удивляться этой странной дружбе. Они были славной парочкой: худенький неприметный мальчик и его рыжий, вечно взлохмаченный пес. Щенок долгое время оставался безымянным, потому что Митька никак не мог придумать для него подходящее прозвище. Хотелось назвать своего питомца как-нибудь особенно, чтобы он выделялся ярким пятном на фоне серости и убогости раздавленного войной мира. Митька долго ломал голову над тем, какую кличку дать щенку, пока однажды не вспомнил, как несколько лет назад старый школьный учитель рассказывал его матери о каком-то «чудесном фельетоне, случайно попавшемся ему на глаза». Этот «чудесный фельетон» представлялся малолетнему Митьке щеголеватым, большим и красивым дядькой из большого города. В нарядном красном мундире он с важным видом прогуливался по улицам, ловко размахивал саблей и, рисуясь, накручивал на палец шикарные гусарские усы. Митьке когда-то очень нравился придуманный им щеголь. Именно благодаря ему Фельетон наконец получил свое имя.
Пес стал для Митьки не просто другом. Он заменил ему семью. Митька больше не боялся спать по ночам.
Однажды на опушке леса Митька нашел брошенную зверем огромную нору, которую с помощью листьев и мягкой травы превратил в уютную землянку. Мальчик притащил туда из дома одеяло, несколько тарелок и алюминиевую солдатскую кружку. Он захватил и отцовские книги. Митька не умел читать, но, стремясь придать своему жилищу уют, решил, что книги могут ему пригодиться. Точно так же, по мнению мальчика, пригодиться могли и нитки, каменная ступка, дырявые калоши, осколки разноцветных бутылок, обломок чьей-то деревянной ноги, обгрызенный карандаш и множество других не менее важных вещей. С усердием маленькой птички Митька вил себе «гнездышко».
Мальчик прятался в своей норе с раннего утра и до позднего вечера. В деревне его никто не ждал, но, страшась ночного леса, Митька все-таки возвращался туда ночевать. После смерти матери его забрала к себе соседская бабка. Она не особенно церемонилась с сиротой, то и дело одаривала его затрещинами и постоянно ворчала. Митька не боялся бабкиных угроз и покорно сносил оплеухи. В отместку он воровал из кладовой драгоценные яйца и вытаптывал огород. Обнаружив пренеприятный сюрприз, бабка, как правило, багровела от злости и хваталась за ивовый прут, выставленный в назидание Митьке в углу. Но пока неповоротливая перечница металась по хате, Митька выскакивал в окно и во всю прыть мчался прочь.
Шла война. Мир рушился. Неизменным оставалось одно: каждый день невысокий восьмилетний мальчик пробирался огородами к полю и исчезал там в море густых золотистых колосьев. Глядя на тихого и молчаливого Митьку, никто не смог бы заподозрить его в том, что он что-то скрывает. Митька был славным конспиратором. И лишь таинственно поблескивающие синие глаза лучше всяких слов говорили о том, что их обладатель хранит какую-то тайну.
ТЕМ теплым сентябрьским днем, когда в напоенном осенними ароматами воздухе внезапно появился запах гари, в лесу неожиданно появились «пришельцы» в серых мундирах. Фашисты расположились на живописной поляне, находившейся в опасной близости от Митькиного убежища, и мальчик чуть было не наткнулся на них, когда возвращался в землянку. Митька спрятался в кустах и, затаив дыхание, наблюдал за немцами, суетящимися около костра.
Мальчик не знал, сколько времени просидел в своем укрытии. Пять, десять минут? Пора было действовать, но Митька все еще пребывал в нерешительности. То, что он собирался сделать, требовало немалого мужества и отваги. Митька был слишком мал, чтобы воевать, но что еще ему оставалось? Он так и не сумел убежать от войны. Она опять настигла его и крепко схватила за руку.
МИТЬКА украл гранату у рыжего Кольки. Это был долговязый противный мальчишка с огромной щербиной между зубами. Колька был хулиганом, обижающим каждого, кто хоть немного ниже его ростом и чуть менее самоуверенный. А поскольку среди деревенской детворы Колька выделялся ростом и заносчивостью, все боялись его, как чумы, и старались не попадаться ему под руку. Митька случайно подслушал, как Колька хвастался перед своими дружками новой проделкой: он отнял у мальчишки из соседней деревни настоящую гранату. Ребята дружно разинули от удивления рты, а один смельчак все-таки отважился спросить, уж не врет ли ненароком Колька. Тот оскорбился и, надувшись, как индюк, извлек из кармана лимонку. Мальчишки испуганно зашептались, а Колька, окончательно расхрабрившись, бросился на обидчика, посмевшего усомниться в честности своего атамана. Завязалась драка, и никто, естественно, не заметил маленького Митьку, который метнулся к гранате, одиноко лежавшей на земле, и проворно засунул ее себе в карман. После короткого боя мальчишки хватились пропажи, но было поздно. Довольный Митька, задорно насвистывая, уже пробирался лесной тропинкой к своему убежищу, намереваясь спрятать там свое первое настоящее оружие. Тогда он и наткнулся на немцев.
Митька в очередной раз нащупывал в кармане гранату, желая убедиться в сохранности своего сокровища. И услышал подозрительный хруст. Он не успел опомниться, как чьи-то руки схватили его за шиворот и вытащили из кустов. Митька поднял голову и обомлел. Прямо перед ним стоял солдат в серой шинели и, не мигая, смотрел на него колючими глазами. Сердце мальчика колотилось, как бешеное. Он словно во сне наблюдал за тем, как немец медленно тянется за пистолетом. «Сейчас застрелит», — обреченно подумал Митька. От страха у него пересохло во рту. В этот момент из кустов, в которых недавно прятался мальчик, вылетела рыжая молния и, метнувшись в сторону немца, сбила его с ног. «Фельетон», — облегченно выдохнул Митька и, сорвавшись с места, побежал. Он несся, как птица, едва касаясь ногами земли. В висках оглушительно стучало от испуга, а легкие, казалось, разорвутся. Уже добежав до окраины леса, он вдруг остановился, услышав выстрел, смешавшийся с пронзительным собачьим визгом. Потом стало тихо. И в этой мертвой тишине ошеломленный Митька слышал, как с глухим стоном падает и разбивается вдребезги его сердце. Развернувшись, мальчик медленно побрел назад.
Первое, что он сумел рассмотреть в сгустившихся сумерках, было рваное, забавно оттопыренное рыжее ухо. Фельетон неподвижно лежал на боку, а рядом с ним — мертвый немец. Из перегрызенного горла солдата сочилась кровь. Митька подошел к собаке и опустился рядом с ней на колени. Казалось, Фельетон просто спит, но, сколько бы Митька ни прислушивался, он так и не услышал ни единого вздоха. Теплые янтарные глаза уже не светились золотистыми огоньками: в них не было жизни. Фельетона больше не было. Он ушел из Митькиной жизни так же неожиданно, как и появился в ней. «Убили», — прошептал Митька и ласково провел рукой по густой, ставшей отчего-то липкой шерсти. Мальчик привычно прижался к еще теплому боку и тихонько заскулил. Его рубашка тут же намокла и стала красной. Раньше в Митькином мире никогда не было крови. Теперь он был залит ею. Мальчик осторожно прикоснулся губами к холодному розовому носу, потом стянул с себя отцовскую рубашку и прикрыл ею мертвого друга.
У Митьки больше ничего не осталось.
ОН шел, не разбирая дороги из-за слез, застилавших глаза. Мальчик не трудился их вытирать. Обычно этим занимался Фельетон, но его больше не было рядом. При мысли о том, что он уже никогда не почувствует прикосновения теплого шершавого языка к своей щеке, Митька начинал задыхаться. Мальчик спотыкался, падал. Вставал и снова шел. Война забрала у него все, и теперь он намеревался поквитаться с нею. Митька на ходу вытащил гранату и крепко зажал ее в руке, поддев чеку пальцем. Металл приятно холодил кожу, и это почему-то успокоило мальчика. Уже окончательно стемнело, и немцы, разомлевшие от усталости и выпитого натощак самогона, не заметили в темноте худенькую тень, скользящую к ним со стороны леса. Маленький солдатик упрямо шагал, пробиваясь сквозь путы страха и неуверенности в себе. Высоко подняв голову, мальчик шел в бой — отомстить за своего друга. Митька вдруг подумал о своем лесе, отравленном гарью вражеского костра, и задохнулся от ненависти к людям, посягнувшим на то, что принадлежало ему одному. Он ни за что не отдаст им лес! Не пустит их в свой мир. Маленького, неприметного Митьку никто никогда не замечал, и теперь он ликовал оттого, что его увидели. Мальчик стоял с поднятыми к небу руками, и сердце его пело. Митька не слышал криков бежавших к нему солдат, не замечал, как они обступают его плотным кольцом. Он просто стоял и слушал, как нежная песня облетает кроны деревьев, словно обнимая на прощание родной неприступный лес. Митька улыбался. Раздался оглушительный взрыв, и песня, задрожав, оборвалась. Скорбное эхо пронеслось по лесу, вспугнув стаю птиц...
Анна ЗЕНЬКОВА
Минск
ОТ «БН». Рассказ Анны ЗЕНЬКОВОЙ печатается с сокращениями.
