"Лучше не вспоминать" - лейтмотив всех историй о начале Великой Отечественной

День, все перевернувший

Иду по городу от площади Победы в сторону вокзала, перехожу по мосту Свислочь, смотрю на велосипедистов, на влюбленных, на родителей с детьми, кормящих уток и белок в парке, и думаю о том, что слышал сотни самых разных историй о начале войны.

Сосед с шестого этажа о ней вспоминал с грустной улыбкой, пытаясь прикурить сигарету, а спички все ломались... Рассказывал, как проснулся перед рассветом 22 июня 1941 года. Дача, куда приехали родители, находилась в двух километрах от большой железнодорожной станции. Мальчишка, стараясь не шуметь, вышел из домика, взял в сарае удочку, ведерко и банку с червями. Погода была прекрасная. Только дойти до реки он не успел. Услышал гудение моторов, а вскоре увидел много–много самолетов, летящих к станции и дачному поселку. Потом — как из самолетов сыплются бомбы. «Они напоминали лестницы, опускающиеся к земле. Длинные–предлинные и блестящие, очень красивые... Но разве я мог подумать, что это бомбы?» Вскоре земля стала дрожать, гудеть и шататься — послышались тяжелые взрывы. Мальчишка с удочкой стоял на тропинке среди поля, в траве, в цветах, и глядел. Ему только–только исполнилось двенадцать. Когда прибежал на дачу, то там все горело, трещало.

И художник Май Данциг о тех днях говорил нервно, то и дело сжимая пальцы в кулаки: «Отец вернулся из школы домой. Он был в своем самом лучшем костюме, и мы, ничего не взяв, побежали на вокзал. А там уже последний эшелон вот–вот отойдет. Все вагоны забиты людьми. Кто–то из его учеников, узнав отца, крикнул: «Данциг, сюда!» Отец вбросил, втолкнул нас в вагон, сам уже на ходу влез... Поезд медленно ехал. Крик! Шум!» Через три недели семья оказалась в далеком–предалеком Ульяновске. «А те из наших родственников и знакомых, кто не успел уехать, погибли в гетто. Все...» — шептал Май Вольфович, глядя в пол.

Как звали ту минчанку, уже не помню. Но ее рассказ не забуду. В первые дни войны, когда немцы вошли в город, она прибежала с улицы домой и удивленно сообщила: «Мама, а немцы — люди!» Восьмилетний ребенок был уверен, что немцы рогатые, страшные, злые. Пропаганда и художники–карикатуристы работали хорошо. И первая встреча с солдатами вермахта на площади Свободы ее поразила. Прошло немного времени, и девочка, оставшаяся в оккупированном городе, поняла, что карикатуристы еще очень сильно приукрашивали фашистов.

Моя теща с подругами, сдав экзамен, возвращались в свою лесную деревню. Шли, говорили, первые ягоды земляники собирали на солнечных местах, ели, смеялись, обсуждая школьные испытания. Нарядные и счастливые. Знали бы они, какие испытания им еще предстоят... Вдруг, в паре километров от деревни, встали как вкопанные. Из леса на дорогу вышли немцы. В камуфляже, вооруженные. Остановили школьниц и что–то начали спрашивать. Все девчонки учили в школе немецкий, но ни одна от страха не смогла ни понять, что они хотят, ни ответить. И моя будущая теща, в жизни бойкая и бесстрашная, окаменела. Немцы махнули на подростков рукой и ушли в лес. Мать моей жены прибежала домой, а там — никого, все в поле работают. Пошла к взрослым, рассказала о немцах, те только посмеялись, пошутили, узнали, получила ли она свою пятерку, и отправили обедать, сказав, что скоро придут домой... Немцы появились в хате, и кусок застрял во рту. Тут и взрослые вернулись с работы. Немцы потребовали еды. Получили и ушли. Потом был концентрационный лагерь под Минском, в Сухоруких, откуда она убежала с подругой и пешком добралась до Ушаччины, чуть живая. И много всего страшного было...

А мама говорила, что в первые дни в военкомат ушли почти все мужчины из их деревни и стало совсем тихо. И двое ее старших братьев ушли. Говорили, что скоро вернутся, может, через неделю, а может, через две... Но не вернулись. Никогда... Семья стала беженцами, бродили по чужим людям, жили где придется... «Ой, лучше про все это не вспоминать...» — вот он, пожалуй, лейтмотив всех историй.

Это только несколько воспоминаний о первых днях войны. Многих из тех, кто рассказывал, уже нет на свете... Где–то война вошла тихо, крадучись. Где–то ввалилась, все порушив, где–то даже несколько дней о ней не знали и не слышали. Жили, словно ничего и не произошло. Она накрыла потом: смяла, разбросала и растерзала...

Но самое странное для меня во всех этих историях — то, что я понимаю: если бы не случилась та война, с миллионами жертв, мои родители могли и не встретиться. Все бы у них сложилось по–другому. Совершенно иначе. И, скорее всего, не было бы на свете меня. Странная мысль пришла в голову, когда я смотрел на парня, целующего девушку. На то, как она зачерпнула в фонтане воды и плеснула на него. Получилось так красиво, что я улыбнулся своим мыслям.

ladzimir@tut.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter