Ездили к бабушке. С каждым годом выбираемся к ней все менее регулярно. Она не обижается, все понимает и ждет. Стоя у окна, глядя вниз: а не показались ли мы? Смотрит, облокотившись на подоконник и подперев подбородок сухонькой, в выступающих жилах ладошкой. И грустно смотрит, и очень философски, по–старчески — встречая день, провожая его: Боженька дал еще один.
Мы опять не сразу находим дорогу к ее жилищу — все кругом застроено. Соседи у нее небуйные — если и отмечают что–нибудь, то без шума, а в прошлую субботу так и вовсе было тихо, лишь живущую рядом женщину навестила дочь. Вот и покосившийся дом. Бабуля вытерла глаза платочком. Сказала свою обычную фразу: «Какие вы у меня большие. Ты так просто дед». Отец нахмурился. Мать, оглядев избу, покачала головой: «Ох, мамочка моя...» «Доченька, — закряхтела бабушка, — сил уж никаких нет убираться. Что–то успеваю, а что–то...» Папа, как обычно, произнес: «Наймем мы тебе помощницу, обещаю». И все дружно взялись за дело. Мы с батей — во дворе: я пилил засохшие сучья деревьев, он подметал, сгребал мусор; мама приводила в порядок комнаты. Через час управились. Чумазые, но довольные сели на лавочку, попивая минералку и критически осматривая чисто прибранное. «Ой, чуть не забыла, — засуетилась мама и полезла в сумку. — Я же цветы привезла». «Красивые, — погладила бутоны бабуля. — Дорогие, поди? Ну рассказывайте, как вы там в городе живете, что у вас нового?» И мы наперебой принялись рассказывать: я — про газету и приятелей, родители — про продукты в магазине, землетрясение в Японии и свои болячки. Бабушка тоже посетовала на гипертонию, руки–крюки, из которых все вываливается, и жутко ноющие суставы ног.
«А конфетки привез?» — вдруг хитро спросила она. «Конечно!» — и я высыпал из пакета ее любимых шоколадных «мишек». Бабуля счастливо, по–детски рассмеялась, погладила меня: «Внучек мой всегда обо мне помнит». С трудом отломила кусочек и, причмокивая, стала его посасывать. А я одним глотком, так, что поцарапал гортань, вогнал внутрь себя образовавшийся в горле какой–то комок.
Ели пасхальные куличи, крашеные яйца и снова беседовали. Бабушка вспоминала, как защищала меня от взрослых парней, норовивших обидеть мальца, как волновалась за нас с братом, ушедших в поход, ругала маму за то, что та все не купит пальто, и хвалила бросившего курить отца. Потом замолчали, задумавшись... И стали прощаться. Долго прощались — расставаться не хотелось: когда в следующий раз увидимся?.. Обнимались, целовались, незаметно смахивали слезы. «К осени ждать?» — робко спросила бабушка. «Обязательно, — ответил я. — Чаще будем заезжать». — «Не забывайте...» Уходили, оглядываясь, останавливаясь. Бабуля махала вслед, а затем прошла в дом и села у окна. Положила подбородок на ладонь и стала смотреть — не грустно, спокойно — куда–то за нас и поверх, в хмурое небо...
«Надо все–таки крышу новую положить», — сказала мать уже в автобусе. «Надо, — согласился отец. — Осенью обещаю». «Какой осенью?..» — вздохнула мама. Мы с папой стыдливо переглянулись: «Этой... Постараемся... Или будущей весной...»
...Бабушка умерла почти 14 лет назад. В последние недели она практически не вставала с кровати. Ночью страшно кричала и стонала от боли, стучала клюкой по батарее, всех будила, мы совсем не спали. Видения начались. «Это за мной пришли, — показывала на пустой угол комнаты. — А в том кто?» Умерла утром, когда я брился в ванной, собираясь в редакцию. Накануне вечером бабушка подозвала к себе. «Уннааанннннннааа..?» — еле слышно спросила она. «Что, бабушка?» — я склонился к самому рту. «У нас ничего сладенького нет? Конфетки шоколадной?» — «Нет, бабуля. Завтра принесу». «Хорошо, спасибо», — бабушка попыталась улыбнуться, закрыла глаза и уснула... При оформлении похоронных документов выяснилось, что бабуля не с 1906 года, а с 1908–го, так что юбилей ее справить мы успели. Вернувшись с кладбища, зачем–то полез в бар — в вазе лежал батончик «Марс», который я купил несколько дней назад и забыл про него. И меня затрясло, буквально вывернуло...
А новый памятник вместо обветшалого мы с отцом осенью поставим. Обещаю, бабушка.
Не забудьте в эти дни про родных и близких — про тех, кому уже никогда не удастся дозвониться. Они вас ждут у окна.
