День между «до» и «после»

Победа пришла в деревушку Новозыбково Гомельской области в образе высокого, красивого красноармейца с медалью на гимнастерке. Солдат постучал в дверь старенькой хаты, где ютилась учительница с детишками и сестрой. Женщины занимались обедом — очищали лебеду для супа. На стук встрепенулись. Солдат вошел в дом. «Слава богу, живой, Васенька! Четыре года… думали, не дождемся…» Семилетняя Танечка свесила голову с печки и с любопытством наблюдала за взрослыми. Здесь, на печи, кроме Тани, живет кукла Катя. Ее сшила бабушка из старых лоскутов. Волосы из льна, туловище набито соломой. Ну а лицо… Лицо нарисовано углем и потому всегда чумазое. Таня сердится на куклу и ежедневно подрисовывает ей глаза. Были бы краски или карандаш! Девочка грустно вздыхает — несбыточная мечта! — Кто там такой белявенький выглядывает? — весело поинтересовался солдат. Танька засмущалась. — То ж твоя племянница. Помнишь, когда тебя на фронт провожали, не слазила с рук — ревела, что с собой не берешь. Девочка затаила дыхание. И спряталась. Взрослые перестали обращать на нее внимание — суетились у стола. Сегодня праздник, да еще какой! Василь вернулся здоровым, возмужавшим. Инвалидам радовались, а тут!.. В хату стали набиваться односельчане. Кто нес кусок хлеба, кто — бульбу, а дед Юзеф притащил бутыль с какой-то мутной жидкостью. Сели за стол, загалдели, начались расспросы, когда фрицев окончательно расколошматят. Кто-то затянул песню, но она так и осталась недопетою: еще не до песен было летом сорок четвертого. Утром Василий начистил дегтем сапоги. Пора в дорогу. Путь один — на Берлин. Заголосили бабы. Совсем как в сорок первом. — А почему ты, Танечка, со мной не просишься? Выросла… Правильно. В школу готовься. Немцам скоро капут. Вот тебе от меня на память. Василь достал из кармана гимнастерки листок бумаги, какой-то прутик, взял ножик и заострил прутик с обеих сторон… — Трофеи, — произнес он непонятное слово. Татьяна смотрела во все глаза. Цветной карандаш! Да еще и необыкновенный. С одной стороны — красный, с другой — синий. Танино сердце так застучало, что, казалось, его слышат все. От радости она даже забыла поблагодарить дядьку. А тот уже вышел во двор, сопровождаемый женщинами. Таня нарисовала синим карандашом кукле глаза, красным — рот, а листочек спрятала. Деревня отходила от военного лихолетья. Война катила на Запад. Там по-прежнему шли бои. А здесь хотя и голодно, но тихо. Наступила осень. Старая учительница пошла по дворам собирать ребятишек — не оставаться же школьникам из-за войны неучами! Набралось человек десять разного возраста. Собрались в самой большой хате. Учительница всех разделила по возрасту и рассадила по разным углам. Сама переходила от одной группы к другой, и из разных углов класса неслось: «Ма-ма мыла раму…», «Адкрыць дужкi, закрыць дужкi…» — А завтра будем заниматься все вместе, — сказала учительница. — Приносите с собой все, чем можно рисовать! Какой это был урок! Дети рисовали. Кто на чем. У кого не было бумаги или дощечки — просто на земле, гвоздем. Тема одна: победа. Таня достала немецкий трофей — подарок брата-танкиста. Прикрыла листок рукой, чтобы дети не подглядывали, не смеялись, и провела первую линию… Учительница хвалила всех, и юные художники сияли от счастья. На их рисунках взрывались самолеты со свастикой, развевались флаги в руках одноногих мужественных красноармейцев. — Что у тебя, Танюша? Девочка протянула листок. — Дети, посмотрите, какое чудо нарисовала Таня! На белом листочке было нечто, похожее на трактор, но с дулом. Это «нечто» было танком. Танк стрелял в голубое небо. Но не пулями, а ярко-красными цветами. От такой красоты дети замерли, а потом стали просить чудо-карандаш, который так замечательно рисует. Они делали своим солдатам красные звезды, подкрашивали облака, чтобы они были не черными, а синими… Когда к Тане вернулось то, что осталось от карандаша, слезы сами закапали на ее новое платье из старой бабушкиной юбки. — Не плачь, Танюша! Посмотри, какое счастье ты подарила своим друзьям! Окончится война — и у тебя будет много цветных карандашей, и у всех детей тоже. Много лет те детские рисунки украшали класс. И все любовались ими, а Таниным — в особенности. Уже давно нет той хаты. Да и само Новозыбково стер Чернобыль. Люди разъехались, спасаясь от новой беды, разделившей их жизнь надвое: до Чернобыля и после. Совсем, как у военного поколения: до и после войны. …Грохот салюта раскрасил небо над Свислочью. Самозабвенное «ура» разносилось над Минском. Громче всех кричала Милочка — двоюродная внучка бабы Тани, внучка ее брата Василия Шпилько. — Баб Тань, а у тебя был День Победы? Что в нем было необыкновенного? — Цветной карандаш — подарок твоего деда-танкиста с фронта, — загадочно ответила бабушка и глянула в небо. Небо разрисовалось так же, как на давнем детском рисунке в далеком сорок четвертом году синими и красными цветами. Двадцать первый век салютовал победителям.