Антироссийские санкции не ослабляют, а только усиливают энергозависимость Евросоюза

Европейские танцы вокруг российских энергоносителей уже начинают утомлять. Как говорится в пословице, и хочется, и колется. И решения на самом деле принимаются какие-то лицемерно-половинчатые. Вроде бы объявляют эмбарго на российские нефть, газ и уголь, но с разными отступлениями и оговорками. Мол, по морю нельзя, но по трубе — можно. И ограничения вступают в силу не сразу, а через определенное время. Да и сами рестрикции с какого времени начинают действовать, не совсем понятно. Конечно, странности европейской энергетической и экономической политики несколько нервируют российских нефтяников. Но они еще больше нервируют инвесторов. В том числе и европейских. Кто будет вкладывать деньги в энергетическую инфраструктуру и переработку в ЕС, когда позиция политическая по снабжению региона сырьем «гуляет» в широком диапазоне? Не уйдет ли бизнес из ЕС и не переместится ли в более благоприятные регионы? Не обязательно в Россию (все-таки санкции дают о себе знать в бизнес-климате), но вполне может образоваться кластер на, так сказать, нейтральных территориях. А Европа? Европа лишится последних иллюзий самодостаточности и будет еще более энергозависимой. 

коллаж любови царюк

Учителя превосходят учеников

Собственно говоря, учителя грозят превзойти учеников. Украина, начиная с объявления своей независимости, декларировала энергетическую независимость вообще и от восточного соседа в частности. А результат? Перманентный конфликт в сфере энергетики закончился только углублением зависимости Киева от внешних поставок. 

В наследие от Союза Украине досталась достаточно мощная нефтепереработка. И на тот момент технологически весьма неплохо оснащенная. В совокупности Украина могла в начале 90-х перерабатывать до 60 миллионов тонн нефти. И что осталось от этого богатства? Практически ничего. С одной стороны, сказались результаты приватизации без обязательств и варварская эксплуатация активов. Новые владельцы выкачивали максимальную прибыль, даже не задумываясь об инвестировании. С другой стороны, перерабатывающая отрасль может развиваться только при одном условии: стабильное и надежное снабжение сырьем. А эта проблема уперлась в политический тупик. Конфронтация Киева и Москвы, которая продолжалась на самом деле без малого 30 лет, делала слишком рискованными и непредсказуемыми инвестиции и в нефтепереработку. Как, впрочем, и в целом в энергетику. И постепенно эти отрасли деградировали. Если бы не атомные станции, сырьевое снабжение которых несколько проще, то украинцы уже давно рисковали бы с такими подходами перейти на лучину. 

Впрочем, итог борьбы за энергонезависимость. Еще до боевых действий газ поступал в страну через пень-колоду, через разные хитрые и непрозрачные схемы реверсов, что делало его крайне волатильным товаром и по объемам, и по цене. В результате некогда энергопрофицитная страна доигралась до дефицита, когда приходилось электроэнергию импортировать. С моторным топливом Киев давно попал почти в полную зависимость от зарубежных поставок. И если некогда зависимость была нефтяной, а обладая собственной переработкой, можно тем или иным способом влиять на процесс, демпфируя внешние сырьевые шоки, то при импорте непосредственно топлива поле для маневра сужается до прокрустова ложа. И остается только плыть по течению конъюнктуры глобального или регионального рынка, практически не имея возможности ни на какие процессы повлиять. 

Европе, судя по всему, очень понравился украинский сценарий энергонезависимости. В прошлом году игра в конкурентный рынок поставила в неудобное экономическое положение десятки европейских энергетических компаний. Некоторые доигрались почти до банкротства из-за колебаний цен на газ и его периодический дефицит. Теперь Брюссель активно взялся за нефть. Чем это закончится для НПЗ — интересный вопрос. И весьма непредсказуемый. 

Мир большой

Перерабатывающих нефть мощностей в мире давно уже профицит. Это в середине 2000-х были провалы по предложению на глобальном рынке топлива. За 20 лет конфигурация мировой нефтеперерабатывающей отрасли принципиально изменилась. Во-первых, после энергокризиса в начале века европейцы активно инвестировали в переработку. В том числе в Восточной Европе. Деньги вкладывали под автомобилизацию новых членов ЕС и, соответственно, рост спроса на топливо. Но во многом по этому вектору просчитались. Количество транспорта резко не повысилось, двигатели внутреннего сгорания стали более экономными. Словом, резкого роста потребления не произошло. Поэтому немало энергетических европейских компаний в последние годы активно диверсифицировались, включаясь в самые разнообразные проекты, чтобы каким-то образом компенсировать вложения в классическую переработку. 

Во-вторых, произошла активизация в нефтедобывающих странах. Государства Аравийского полуострова активно вкладывали в переработку. Вдоль Красного моря в прошлом десятилетии рядком выстроились колонны и реакторы. Логика предельно проста: перерабатывать нефть и торговать уже ее производными. 

Профицит мощностей создает серьезную конкуренцию. Этот тренд ощущался еще до всех геополитических тектонических сдвигов этого года. А с европейскими санкциями переформатирование может быть очень интересным, неожиданным и даже прогрессивным. 

Лишней нефти на рынке нет. Это факт однозначный. И взяться в ближайшие годы ей неоткуда: необходимо время, чтобы увеличить добычу. Модернизация энергетической инфраструктуры под новую логистику поставок углеводородов в ЕС тоже займет немало времени. И потребует весьма существенных капитальных вложений. И вопрос не в том, могут это европейцы сделать или нет. Могут. Но остается проблема: какой будет себестоимость нефтепродуктов? Построить новые объекты или модернизировать старые — дело сложное с инженерной точки зрения, но достаточно простое — с финансово-экономической. Вопрос в другом: удастся ли вложения окупить? И когда это случится? И при каких ценах на конечную продукцию? А будут ли готовы европейские потребители эту самую цену платить? А если даже будут готовы, то смогут ли? Будет ли платежеспособный спрос? Очень много интересных вопросов, на которые пока нет внятных ответов. 

Нефтедобывающие страны навряд ли что-то потеряют из-за европейских финтов. Точнее, даже приобретут. Во-первых, спрос на нефть каким был, таким и останется. Как и предложение. Просто будут перенаправлены сырьевые потоки. Конечно, придется изменять наработанные десятилетиями логистические маршруты. Дело хлопотное, но, по большому счету, проблема носит скорее технический, чем фундаментальный характер. 

А вот на рынке нефтепродуктов может произойти революция. При такой вакханалии в энергетической сфере (переработка весьма энергозатратна) насколько европейская продукция окажется конкурентной даже на собственном рынке — спорный вопрос. И акцент в этой отрасли может сместиться в сторону переработчиков из стран Персидского залива и Азии. 

Да, теоретически ЕС может отгородиться от более дешевой продукции пошлинами. Такое предложение уже прозвучало в Еврокомиссии. Но проблему высоких цен внутри союза это не решит. Скорее даже усугубит. И сделает более привлекательными для инвесторов другие страны в плане развития более глубокой переработки природного сырья. 

Этот процесс, конечно, не быстрый. Стратегические отрасли инертны, перестраиваются достаточно долго. Но они обладают другой особенностью: если уж наметился определенный вектор, то сдвинуть с него инвесторов и производителей будет крайне непросто. И тогда европейскую нефтепереработку ждут совсем непростые времена. Впрочем, как и потребителей, так как страны союза грозятся снять зависимость от нефти и газа, но поймать другую — от нефтепродуктов и иных углеводородных производных. 

volchkov@sb.by